Получив электронное письмо из далекой и холодной России, Жан Куапель думал над ответом недолго. Секунду посомневавшись, он нажал на ярлычок и с воодушевлением принялся переносить на экран монитора свои соображения.
«Здравствуйте, мои русские коллеги, – писал профессор, отхлебывая из маленькой чашки горячий кофе, обильно сдобренный сахаром и сливками. – Ваше сообщение о возможной неточности в вычислении даты, которая указана во всех источниках как закладка здания, взбудоражило меня и заставило поставить под сомнение многие исторические теории, возведенные некоторыми моими коллегами в ранг константы.
Если вы в процессе своих изысканий сможете произвести видео или фотосъемку, подтверждающую ваше открытие – это станет новой вехой в изучении истории Франции, способной серьезно пошатнуть сложившееся мнение об истории собора и о точности в трактовке старинных документов, дошедших до наших дней.
Теперь что касается вашей просьбы.
После недолгих размышлений я подобрал для вас довольно известную и, что немаловажно, реально существовавшую личность. В нашем случае идеально подходит монах-бенедиктинец из парижского аббатства Сен-Жермен-де-Пре – Аббон, по прозвищу Сгорбленный. Это имя он получил как раз благодаря своему физическому недостатку.
Во Франции этот святой довольно известная личность, а одним из его деяний было детальное описание осады Парижа норманнами в конце восьмисотых годов. Вписать его в существующую концепцию труда не составит.
Запрошенный вами текст на старо-французском я подготовлю в течение дня и отправлю вам по электронной почте. Так же я запишу аудио-файл, поработав над аутентичным произношением.
Итак, всех благ и удачи».
– То, что святой – бенедиктинский монах – удача вдвойне. – Прочитав электронное письмо из Парижа, Дмитрий захлопнул крышку ноутбука и удовлетворенно потер руки. – Сутана скроет баллоны с кислородом, а маску и камеры можно поместить в большую холщевую сумку, не вызывая подозрений у окружающих. Еще потребуется пара сильных динамиков и компактная звуковоспроизводящая аппаратура. Прибавим к этому минусовку чего-то органного, помпезного и торжественного до колик в животе, и дело в шляпе.
– Ничего не понимаю, – пережевывая котлету, Алексей угрюмо смотрел в потолок. – Все твои планы для меня лишь филькина грамота.
– Да это же элементарно, мой друг. – Дмитрий снисходительно глянул на Солодова и со значением поднял указательный палец вверх: – Если проникнуть в собор во время закладки манускрипта нам не суждено, значит, следует появиться там заблаговременно!
– И что? – пожал плечами блондин. – Стража германца тебя выпроводит взашей вместе с остальными рабочими.
– А вот и нет! Не смогут меня выгнать, если не увидят.
– А как же они тебя не увидят? Там же стены одни голые. Ну, спрячешься ты за угол, так живо выкурят и еще древком по шее наградят.
– Да не выгонят, дурья башка, потому что я себя замурую!
Алексей отвлекся от созерцания потолка и посмотрел на Прокопенко, как на умалишенного.
– Ты, я смотрю, Дима, в последнем походе совсем умом повредился?
– Просто и гениально. – Дмитрий, победно глядя на приятеля, принялся излагать план. – Значит, слушай меня внимательно. Я наряжаюсь в рясу, засовываю под импровизированный горб баллон с кислородом, а в сумку маску и комплект мини-камер с центральным пультом.
Являюсь в собор и с помощью спецэффектов, к примеру, нимба или голограммы крыльев, привлекаю к себе внимание рабочих и на чистом французском того времени объявляю, что я – спустившийся на землю для благословления этого места святой Аббон и требую себя замуровать в одной из стен.
Пока рабочие падают на колени и закатывают глаза, я быстренько расставляю камеры, пытаясь перекрыть все возможные мертвые зоны, а потом дожидаюсь, пока меня обложат валунами, и жду. Камеры прилежно записывают все действия нашей троицы, я получаю запись на твердотельном диске и после переношусь назад в будущее, где мы с тобой, не спеша, кадр за кадром изучив полученные данные, находим место закладки свитка.
– После чего требуется просто прийти и наложить лапу на документ, – добродушно усмехнулся Алексей. – Вот только смущает меня это самопогребение, пусть даже и с баллонами кислорода. Не проще ли просто разбросать камеры и свалить оттуда куда подальше?
– К сожалению, нет. – Дмитрий сокрушенно покачал головой и, встав с кровати, подошел к окну. – Мини-камера, как и любой другой сложный электронный агрегат, требует максимального внимания и настройки. Процесс съемки лучше контролировать в непосредственной близости, отрегулировать резкость и угол обзора дистанционно. Стены храма слишком толстые, чтобы радиосигнал мог с успехом приходить извне.
К следующему своему хронопрыжку Дмитрий готовился с особым тщанием. Вспомная азы дайверства, он три дня провел в бассейне, тренируясь задерживать дыхание. Для пущей достоверности пришлось максимально изменить внешность, чтобы соответствовать образу Аббона, аббата монастыря Флёри. Для этой цели он обзавелся театральным накладным животом и выбрил макушку.
Преодолев расстояние, отделяющее столицу от Баковского лесопарка, друзья как всегда припарковались недалеко от высоких железных ворот, обставленных цементными блоками. Помахав Солодову на прощание, Дмитрий бодрым шагом направился к КПП. Пройдя стандартную процедуру проверки и получив пропуск, он проскочил через вертушку и ступил на изумрудно зеленый газон комплекса.
– Ну, привет тебе, «Сколково. Хронотуризм». Дай боже, последний раз видимся.
Дождавшись у ворот электрокара с неутомимым профессором, он вскочил на пассажирское сиденье и, бодро кивнув, откинулся на спинку. – Доброе утро, многоуважаемый.
– Зачастили вы к нам, господин Прокопенко, – улыбнулся Сухой, трогая машину с места. – Ищете что-то, если не секрет?
– Не секрет, – не моргнув глазом, соврал Дмитрий. – Спор у нас с коллегами вышел по поводу переправы через Сену в конце двенадцатого века. Я им говорю, не было тогда нормальных мостов, а они мне обратное. Как, мол, так? В Париже в ту пору такое строительство масштабное начиналось! Слетал раз, убедился, теперь вот привезу материалы на видео и утру им нос.
– Дорого ваш спор стоит, – покачал головой ученый, выруливая на дорожку, ведущую ко второму корпусу.
– А то, – пожал плечами Прокопенко. – Данные по моему прошлому прыжку сохранились?
– Естественно. Клиентская база ведется весьма скрупулезно. Передать, чтобы капсулу программировали по прошлому заходу?
– Если вас не затруднит. Одно лишь прошу учесть: нужно сдвинуть время хроноперехода часов на десять. Прибуду ранним утром, поснимаю спокойно, без лишних глаз и неуместных вопросов, и тихо уберусь восвояси.
– Снова к нам? – Леонид появился из дальнего угла зала и направился к клиенту. – Что на этот раз привело?
– Все тоже. Потребуется многое и как можно лучшего качества.
– К вашим услугам, – расплылся в улыбке оружейник и, откинув стойку, пригласил Дмитрия за прилавок. – Для дорогих гостей могу себе позволить нарушить правила. Заходите, пощупайте, выберите то, что душа пожелает, а после и о цене поговорим.
– Сутана бенедиктинского монаха моего размера, плюс кошель наличности. С этим вы, думаю, справитесь без меня. И где у вас тут оборудование для подводного плавания?
Сумма, на которую в этот раз набрал хронотурист, по грабительским расценкам Сколковской оружейной комнаты уверенно перевалила за полмиллиона, но даже если отбросить сумасшедшую наценку, задуманное Дмитрием того стоило.
В первую очередь Дмитрий выложил на стол два компактных трехлитровых баллона-таблетки «Гарду» с встроенной маской и беззвучной отработкой. Заправлялись такие баллоны не простым кислородом, а смесью его с гелием. Дышать в таком случае получалась абсолютно беззвучно, вот только голос после
