безлюдные улочки, мощенные булыжником, походили на декорацию старой доброй сказки о принцах и красавицах. Сказка была пока довольно прохладной, хотя ярко-синее небо без единого облачка обещало хороший день. Солнце еще не прогревало воздух, но уже выстреливало зайчиками из окон старинных зданий, заставляло масляно поблескивать вылизанные веками камни мостовой и иногда пронизывало красную медь Вериных волос, высвечивая каждый волосок в отдельности, словно тоненькие, причудливо изломанные проволочки.
– Посмотри, какой дом интересный! – Вера, поежившись, прижалась плечом к Джордану, обхватив обеими руками его руку.
Дом, правда, был необычным. Трехэтажный, он стоял углом, разводя две расходившиеся радиально узкие улочки, и напоминал корабль, рассекающий носом волны. Сходство усиливали фигуры кариатид, удерживавшие на вытянутых руках крышу. Все же «нос» корабля был не совсем острым: на узкой стене, выходившей к перекрестку, располагались одно над другим три окна.
Вдруг оконная рама в полуподвальном этаже с грохотом распахнулась, и в проеме появился голый по пояс широкоплечий бритоголовый верзила. Поведя вокруг мутным взглядом, он уставился на невольно приостановившуюся пару и, швырнув вперед руку, заорал во всю глотку:
– Хайль Гитлер!
Джордан и Вера, оторопев, молча смотрели на него. Пьяный нацист, недовольный такой реакцией, завопил:
– Як муве хайль Гитлер, тшеба одповядачь зиг хайль![2]
«Fuck you» слетело с уст Джордана так естественно, будто он произнес: «Доброе утро».
– Цо-о-о?! – злобно заревел детина, и, отжавшись от подоконника, в одну секунду очутился на тротуаре перед ними. Моргая красными глазами, центнер густо покрытого татуировкой мяса в трусах и шлепанцах понесся со сжатыми кулаками на Джордана. Тот, присев с опорой на правую ногу, нырнул, сокращая дистанцию, влево и провел левый хук в печень с апперкотом правой в челюсть. Двойка прошла настолько удачно, что бугай вернулся домой еще быстрее, чем вышел. Ударившись задом о подоконник, он влетел в окно вниз головой так, что наружу торчали только грязные пятки. Шлепанцы остались на улице.
Вера уже собиралась выразить свое восхищение, но оказалось, что это не все. Из окна высунулись еще две бритых головы. Судя по всему, их обладатели успели набраться сильнее своего дружка, так как вылезали на свет Божий с большим трудом. Зато с виду они были даже покрупнее. К тому же в руке у одного была бейсбольная бита, а у второго пустая литровая бутылка от «Выборовой». С боевым кличем «Курва мать!» они, пошатываясь, но решительно двинулись вперед. В верхних этажах домов стали открываться окна. Пожилой мужчина в майке и пижамных штанах вышел на балкон и, потрясая кулаками, гневно потребовал тишины, грозясь вызвать полицию.
Вера потянула Джордана назад, но он, мягко отведя ее руку, сделал пару шагов навстречу противнику. Перед ним оказался парень с битой. Его украшенное косым шрамом лицо не выражало ничего, кроме тупой ярости. Джордан имитировал атаку и, когда здоровяк замахнулся битой, нанес по дуге удар левой ногой в его синюю от наколок волосатую грудь. Тот охнул и свалился на подоспевшего приятеля. Оба упали на тротуар, бутылка со звоном ударилась о булыжник, и осколки, сверкая, будто капли росы на утреннем солнце, брызнули в разные стороны.
Не дожидаясь, пока нацисты придут в себя, Джордан и Вера бросились бежать в сторону Рынка. Оглянувшись, Джордан увидел, что двое громил рванули было в погоню, однако метров через пятьдесят выбились из сил и уселись прямо на мостовую. Завыла полицейская сирена, но пара была уже на площади. Здесь Веру и настиг приступ неудержимого хохота. Она смеялась, держась руками за живот и согнувшись пополам, так заразительно, что Джордан невольно присоединился к ней. Редкие в утренний час прохожие с недоумением оглядывались на странную парочку, а они все заливались смехом, как будто ничего веселее с ними в жизни не случалось.
– С-слушай! – сквозь смех проговорил Джордан. – Ты заметила, у одного из них была татуировка в виде меча? По-моему, это тот самый меч, ради которого мы сюда приехали!
Это показалось обоим настолько смешным, что они не могли успокоиться еще минут пять, и только тогда, немного отдышавшись и отступив в арку между разноцветными фасадами средневековых особнячков, впились друг в друга в страстном поцелуе.
В этот момент в окне высокой башни Мариацкого костела блеснула медь, и запела труба, возвещая христианам о том, что наступил новый час, и что Та, во славу которой возведен собор, по-прежнему печется о добрых жителях Кракова и всей верной Господу Польши. Мелодия жила в прозрачном утреннем воздухе, то взлетая, то опускаясь вниз, отражаясь от стен старинных домов, окружавших Рыночную площадь и подрагивая, как дрожит на солнце облачко водяного пара над фонтаном, делая призрачно-зыбкими и фигуры людей в легких летних одеждах, и витрины старых кофеен, и позеленевшие от времени высокие медные крыши. Внезапно песня трубы оборвалась на середине, словно трубач упал, пораженный в горло вражеской стрелой, как это случилось, согласно древней легенде, с одним из его предшественников…
У подножия Вавельского холма, на котором высился легендарный замок польских королей, Вера и Джордан оказались на полчаса раньше назначенного времени. Прогулявшись вдоль крепостной стены до берега Вислы, они остановились у знаменитой статуи Вавельского дракона. Шестиногое железное чудище стояло на задних лапах и через каждые пять минут выпускало из пасти языки пламени, вызывая восторженный визг толпившихся вокруг детишек. Позади скульптуры уходила под землю Драконья пещера, где, как они услышали от гида, в незапамятные времена обитал настоящий монстр.
– Во время правления легендарного короля Крака появился в пещере под Вавелем ужасный дракон, – бойко тараторила по-английски юная девица в модных роговых очках, обращаясь к многочисленным, несмотря на ранний час, туристам. – Самые лучшие воины выходили на бой с чудовищем, которое пожирало и скотину, и людей, но никто не мог победить его. Наконец, пришел к королю подмастерье сапожника и сказал, что одолеет дракона, если ему дадут большого барана. Парнишка нашпиговал баранью шкуру серой и подбросил дракону. Тот по своему обыкновению проглотил ее одним махом. Сера начала жечь ему желудок, и дракон бросился в реку, чтобы напиться. Он пил и пил, и пил, пока не выпил половину Вислы, и тут он лопнул. Подмастерье, само собой, получил в жены королевскую дочку, а люди навсегда запомнили эту историю. Теперь, когда у нас в Польше кто-нибудь слишком много выпьет, его сравнивают с Вавельским драконом.
При этих словах несколько женщин, как по команде, многозначительно посмотрели на своих мужей, укоризненно качая головами. Все это смотрелось довольно забавно, как отрепетированная сценка в любительском театре.
Взглянув на часы, Джордан похлопал по плечу свою спутницу, увлекшуюся преданьями старины глубокой, и они поспешили к главным воротам, где их уже ждал высокий плотный бородатый мужчина лет пятидесяти с густой шапкой каштановых волос с сильной проседью. Глубоко под пышными бровями поблескивали стеклами очков добрые глаза, похоже, всегда готовые к улыбке. Представившись, гости направились по мощенной булыжником дорожке прямо в гости к польским королям, правившим когда-то отсюда обширными землями Речи Посполитой.
По пути Вера, смеясь, рассказала о приключении, случившемся с ними по дороге, изобразив в лицах всех участников схватки, а Джордан спросил Марека насчет легенды о драконе.
– Ну что вы хотите, это Галиция. – Марек говорил по-русски чисто, иногда путая ударения, но речь его звучала все равно очень по-польски мягко. – Сходите на футбол, когда играет «Висла», увидите еще не такое. А меч, очень возможно, был тот самый. «Мечик Храброго» называют его националисты, это их эмблема. Что касается Смока Вавельского, так по-польски зовут дракончика, есть сведения, что в VII столетии на этом холме расположились авары, воинственное племя, обложившее данью огромные территории. Авары отличались огромным ростом и обычаем заплетать волосы в две косы. Пришли они с Алтая, и змей был их божеством, которому приносились жертвы. Кстати, я слышал, на Алтае тоже есть Драконья пещера. Возможно, с тех пор у живших здесь славян и сохранилась память о том, как они отдавали своих девушек дракону. Само же слово «Вавель», кстати, оттого же корня, что «Вавилон», только вместо башни у нас замок.
– Иногда башней называют именно пещеру, – заметил Джордан, вызвав несколько удивленный взгляд поляка.
Втроем они вошли внутрь замка. Смотрители, кассиры, гиды – все, улыбаясь,
