происходит с организмом? Доктор составит подробное описание, и все это вместе со снимками отправим в Германию. У тебя компоненты «Z» готовы?
— Да, Эрнст. Я их уже могу составлять с завязанными глазами.
— Прекрасно! Единицу на стол!
Солдаты подтащили упиравшегося Долгова к кушетке.
— Беговая полоса в карьере в порядке?
— Да, но скоро начнётся метель.
— Успеем. — Перейдя на русский язык, Шеффер, улыбаясь, обратился к Долгову: — Сейчас не упрямимся. Это будет только хуже для тебя. О своих ощущениях рассказываем мне в подробностях. Вначале будет жжение в венах, затем пройдёт.
Долгов дёрнулся изо всех сил, и ему удалось достать ногой до стоявшего рядом блестящего медицинского стола. Стеклянные пробирки звякнули и повалились. Шеффер укоризненно покачал головой:
— Арнольд Филиппыч, смирись. Это не так уж и страшно. Во всяком случае, на первом этапе. Нам приблизительно известна смертельная доза препарата «Z». Мы её приняли за единицу. А с твоей помощью её уточним. Нашим солдатам мы вводим дозу, равную ноль целых две десятых. Это даёт солдатам прекрасные возможности, но со временем они проходят. И требуется следующая инъекция. С тобой мы начнём с ноль трёх. И каждый раз будем повышать на одну десятую. Важно узнать, когда эти способности закрепятся постоянно.
Шеффер поднял шприц и пустил тонкую струйку. Затем оберштурмфюрер кивнул удерживающим старпома солдатам, и те, вывернув ему руку, оголили вены. Долгов заскрипел зубами и снова дёрнулся, пытаясь их сбросить. Но он был зажат, словно тисками. Шевелить получалось только пальцами. В бессильной злобе они сжимались и разжимались.
— Сволочь, скотина, — старпом натужно шипел, пытаясь освободить колено и достать в бок солдату.
— Ну-ну-ну! — проворковал Шеффер и, улыбаясь, опустошил шприц в вену. — Не нужно так напрягаться. Как самочувствие?
— Да поше-е-ел ты!
— Значит, прекрасное. Ты просто взвинчен. Сейчас мы тебя успокоим.
Он взял поданную помощником маску и надел ее на лицо Долгову. Старпом задержал дыхание, насколько мог, но, наконец, не выдержал и сделал глубокий вдох. От газа к горлу подкатила тошнота, затем в голове будто взорвался салют. Тысячи цветов и красок взлетели под потолок и оттуда обрушились водопадом. Склонившиеся над ним лица поплыли, смазались и превратились в чернильные кляксы. По телу сыпанула тысяча иголок, и он почувствовал собственную невесомость. Тело казалось лёгким, как клочок облака, и сознание, оторвавшись, существовало где-то рядом, под потолком. Долгов вдруг ощутил себя мотыльком и гулко рассмеялся в маску. Шеффер превратился в гусеницу и ползал где-то внизу, и от этого становилось ещё уморительнее.
Маску сняли, но состояние невесомости не исчезло. Расширившиеся глаза старпома выхватили лица склонившихся над ним солдат. Они были такие потешные. И он затрясся от смеха. Как сквозь вату и будто с другой планеты послышался голос. Но Долгов никак не мог понять, что ему говорят. Слова превращались в гул и тянулись как резина.
— Отпустите его.
И от этих слов стало ещё забавнее — они были такие непонятные. Профессор научился каркать как ворона?
— Он уже готов.
Над ним склонился Шеффер, и шрам на лбу вдруг превратился в дыру. Долгов хотел указать оберштурмфюреру на это недоразумение, но произнести ничего не получалось, и он давился в новых приступах смеха.
— Едини-и-ица! — Шеффер покачал пальцем у него перед глазами. — Первый, встань и иди.
Голос будто прорвался из-под земли. «Первый — это я! — вдруг осенило Долгова. — Конечно же, я первый!»
Он встал и, счастливо улыбаясь, схватился за стену. Его неожиданно качнуло в сторону, и солдаты подхватили его под руки.
«Какие отличные ребята! — Долгов хотел в благодарность сказать им что-нибудь приятное, но язык не слушался. — И Шеффер рубаха-парень!»
Он, наконец, смог справиться с координацией и встал прямо, театрально указав солдатам отойти в стороны, — да он же устойчивей бетонного столба! Ему вдруг захотелось изобразить ласточку на одной ноге.
Долгову показали на распахнутую дверь, и он решительно шагнул в освещённый туннель. Ужасно смешно было идти и не чувствовать под ногами пол. Где-то вдалеке был виден солнечный свет, и это было ещё комичнее.
В лицо ударил холодный ветер. Долгов оглянулся. Они стояли внутри каменного мешка. Снег носился кругом, закручивая спирали. Солнце сверкало в зеркальных вершинах. А по склону кратера чернела тропа, замкнутая в кольцо и тянувшаяся к его ногам. Один из солдат надел на плечи старпому рюкзак.
— Записывай, — велел стоявшему с журналом в руках помощнику Шеффер. — Подопытный номер один. Груз сорок пять килограммов. Доза препарата «Z» ноль три. Для усмирения «единицы» был использован наркотический газ. Температура воздуха… Сколько сейчас градусов?
— Минус двенадцать.
— Хорошо, запиши. Время — ноль!
Шеффер заглянул в глаза Долгову и спросил:
— Первый, ты меня слышишь?
Язык опять не подчинился, и старпом, улыбаясь, кивнул. Шеффер указал на тропу и приказал:
— Беги!
Ноги сами рванули вперёд. Он будто и не бежал, а летел. Рюкзак за плечами не мешал и лишь раскачивал тело в такт длинным прыжкам. С лёгкостью Долгов замкнул первый круг. Мелькнуло внимательное лицо Шеффера, оберштурмфюрер поднял к глазам часы. Затем пролетел второй. Тропа тянулась тёмной нитью на белом снежном фоне. Она петляла и пыталась выскользнуть из-под ног. Это было очень забавно. Прыг-скок! И он уже летит!
Долгов мельком взглянул на потерявший подошву ботинок и зашёлся новым приступом смеха. Так даже веселее. На снегу остаются красные пятна, а он никак не поймёт — кто их оставляет? Лицо Шеффера, как отмашка нового круга, мелькнуло в третий раз, затем в четвёртый, а тропа вилась и вилась, и не было ей конца. И уже не он по ней бежал, а она змеилась ему под ноги. А потом круги слились в один бесконечный, и он сбился со счёта. Солнце то слепит глаза, то светит в затылок, и старпом со смехом пытается наступить на собственную тень. Опять мелькнули кепки немецких солдат. Кто их, такие глупые, придумал? И вновь тропа бросилась ему под ноги. Но почему-то уже не так быстро. Топ-топ! Ещё шаг. Эти кровавые следы он уже видел. Почему-то ноги отказываются ему повиноваться, а тропа, будто брыкающийся конь, пытается его сбросить. Тело, будто ватное и непослушное, плывёт куда-то в сторону. Тропа исчезла, и теперь он видит только белое небо. А ноги всё пытаются бежать и, дёргаясь, выбрасывают из-под снега камни. Заслонив свет, над ним нависло лицо Шеффера. Он что-то говорит, но слова вытягиваются в несуразную абракадабру. Долгов, улыбаясь, пытается сказать, чтобы профессор вытащил изо рта банан, но свет вдруг меркнет, и лицо Шеффера затягивается чёрной пеленой.
Помощник посмотрел на часы, затем, положив на колено журнал, сделал запись.
— Готов.
— Сорок шесть минут. Неплохо, неплохо. Замерь ему пульс.
Йордан поднял безвольную руку Долгова и проследил за секундной стрелкой.
— Около двухсот.
— У него хорошее сердце. Думаю, ещё два-три трека он выдержит.
— Да, — согласился помощник. — Ненец не пробежал и двадцати минут, как рухнул замертво.