— Я не мог промахнуться! — он взбешенно зарычал, чувствуя как в груди поднимается паника. — Он должен быть рядом! Он, наверное, раненый! И я его сейчас найду!
Но, приподнявшись на руках, увидел лишь следы длинных прыжков перепуганного, но невредимого животного.
И тогда Максим, застонав, уткнулся лицом в снег. Рухнула последняя надежда, а с ней и какое-либо желание бороться и жить. К чему цепляться за эту жизнь, если она к нему так беспощадна?
В вырытой песцом яме мелькнуло что-то тёмное. Стерев с лица липкий снег, Максим удивлённо заглянул внутрь. Серая шерсть мелькнула и тут же исчезла в прорытой на ходу норе. Спасшийся от зубов песца зверёк опрометчиво выглянул и этим подписал себе приговор. Шансов на спасение Максим ему не оставил. Запустив руку в снег, он почувствовал тёплое мохнатое трепыхающееся тельце и, схватив его, впился зубами, чувствуя как в рот брызнула липкая кровь. Но вместо ожидаемого прилива сил он ощутил полное бессилие. Сжимая в ладонях волосатый комок, он прижал его к губам и провалился в небытие.
Сколько он так пролежал, Максим не знал. Ветер уже стих, и теперь над головой, скрывая слепящее солнце, ползли низкие тучи. Одеревеневшее тело уже не болело, да он его и не чувствовал, и лишь веки ещё подёргивались, пытаясь разлепить смёрзшиеся ресницы.
Что-то было не так. Что-то нарушило его ведущий в вечность сон. И это что-то было до боли знакомое и совершенно лишнее в этом снежном безмолвии.
Максим, так и не сумев открыть глаза, прислушался. Где-то рядом совершенно отчётливо раздался собачий лай.
— Э-э-эу… — он попытался выдавить из груди крик, но получилось лишь невнятное и слабое мычание.
С невероятным усилием вывернув шею, в узкую щель слипшихся век он увидел удаляющуюся фигуру идущего на лыжах человека, а рядом с ним резвящегося пса. Лыжник, повернувшись к нему спиной, широко размахивал палками и исчезал на глазах.
— А-а-а… — Максим ещё раз попробовал издать звук, но застывшее горло не слушалось.
Тогда он нащупал автомат, и уже не в силах его из-под себя вытащить, нажал на курок. Торчавший рядом с лицом ствол зашёлся длинной очередью и обжёг пороховыми газами. Но Максим этого уже не чувствовал. Он сделал больше чем мог, и теперь небытие вновь приняло его в свои объятья.
«Идёт охота на волков, идёт охота!» Услышь эту, ещё не рождённую великим Высоцким фразу, Александр Иванович оценил бы ту точность, с которой она могла бы передать атмосферу, царившую на Северном флоте, потому что сказать, что для всех сил была сыграна боевая тревога — не сказать ничего.
Час назад на аэродроме Ваенга приземлился разведчик, ещё с воздуха доложивший о том, что всего в сотне километров севернее острова Кильдин экипажем была замечена лодка, очень напоминающая ту, описание которой теперь имелось в каждом полку. Сфотографировать лодку не удалось, так как при приближении самолёта она скрылась под водой. Но экипаж был абсолютно уверен, что ему посчастливилось обнаружить таинственную субмарину, и по флоту объявили тревогу. Ещё не успели остановиться винты Пе-3, как к нему подъехал ГАЗ флотского начальства и, забрав лётчика со штурманом, рванул к причалу, где их уже ожидал катер командующего, чтобы через залив перевезти в штаб флота, в Полярный.
Александр Иванович смотрел на исчирканную карандашом штурманскую карту и слушал доклад. По описаниям он и без фотоконтроля понимал, что экипаж видел именно искомую лодку, потому что столько о ней слышал, что уже казалось, будто видел ее своими глазами. Неожиданно в кабинет начальника разведки ворвался командующий Головко. Махнув рукой вскочившему Александру Ивановичу, он нетерпеливо спросил:
— Ну?
— Она.
Командующий флотом взволнованно вздохнул и, подойдя к столу, склонился над картой.
— Севернее этой точки дежурит «Урицкий».
— Так точно, товарищ вице-адмирал. Севернее тридцать миль.
— Поднять все силы флота! Лидировать в поиске будут новые эсминцы, остальным работать по их указаниям!
— Так точно, товарищ командующий. Эсминцы «Грозный», «Гремящий» и «Громкий» уже готовы к выходу в море. Предлагаю этот район до их прибытия периодически прочёсывать МБРами. Вдруг снова объявится.
— Хорошо, Александр Иванович, действуй. — Головко неожиданно поморщился. — Нужно позвонить в Москву, Берии.
Неожиданно в раскрытую дверь из кабинета командующего донёсся перезвон телефона правительственной связи.
«Вспомни… а оно тут как тут», — мрачно подумал Головко и побрёл назад, в кабинет, на ходу обдумывая разговор с всесильным наркомом.
Треск горящих дров ласкает слух, тепло от печи приятно обволакивает лицо — Максим был уверен, что всё это ему снится. Раскрой глаза, опять окажешься заваленным с головой в снежном сугробе. Он даже чувствовал на груди его тяжесть. Но рядом слышались лёгкие шаги, и это не вписывалось в формат последнего сна затухающего мозга. Определённо, рядом кто-то осторожно, боясь разбудить, ступал по скрипящему полу, и тогда он открыл глаза. Тяжёлый белый тулуп мохнатым воротником щекотал нос, закрывая его до глаз. Максим заворочался, собираясь чихнуть, но неожиданно рядом раздался звонкий голос:
— Папа, папа, он проснулся!
Хлопнула дверь, и ему в лицо заглянула широкая и седая борода.
— Ну?
Рядом, загрохотав пододвигаемым табуретом, появился ещё один мужчина. Он был моложе, и вместо окладистой бороды, как у первого, у него на подбородке был аккуратный чёрный клинышек.
— По-русски понимаешь?
— Понимаю, — удивлённо ответил Максим. — А вы кто?
— Он наш! — рядом с головой первого бородача появилось румяное девичье лицо. Смутившись, девушка сконфуженно добавила: — Я же говорила!
— Наши в немецкую форму не рядятся, да и взяться им здесь негде.
— Да и немцам здесь тоже неоткуда появиться, — возразил обладатель седой бороды.
— У него автомат немецкий и куртка.
— Но говорит-то он по-русски.
Первый бородач разместился с одного боку кровати, тот, что помоложе — с другого. Максим, следя за их спором, вертел головой с бороды на бороду и наконец решился спросить:
— Это полярная станция? Вы полярники?
— Мы-то полярники, а вот ты кто?
Максим дёрнулся, пытаясь сесть, но его тут же уложили на место.
— Лежи! Мы тебя так послушаем.
— Вы не понимаете! — ещё раз безуспешно попытался вскочить Максим. — Я наш! Я русский! А немцы здесь недалеко от вас.
— Погоди.
Бородач, сидевший по левую руку, остановил его, подняв ладонь.
— Ты, значит, хоть и русский, а знаешь, где находятся немцы?
— Конечно! Я же от них сбежал!
Полярник, сидевший по правую руку, в вязаном свитере с воротом до ушей, постоянно дёргал клин бородки. Он скептически посмотрел на Максима и произнёс:
— Тимофей Иванович, он или провокатор, или не в себе. Какие здесь немцы?
— Ты записывай, а я допрашивать буду.
— Допрашивать? Кого допрашивать? Меня? — Максим взвился, пытаясь сбросить тяжёлый тулуп. —
