прирезали…
– Дяденьки, ну, будьте добренькими, не надо! Пожалейте меня, я же хочу остаться девушкой, иначе меня замуж никто не возьмет… Пожалуйста, не погубите!
Дяденьки гоготали и тискали жертву. Один сорвал у нее с головы шерстяной платок, черный с красными маками, – встряхнул добычу, оглядел, удовлетворенно крякнул и сунул за пазуху, потом снова присоединился к остальным. Другой полез под юбку, и тогда Энга, взвизгнув, упала на колени.
– Будьте добренькими, не насильничайте меня, и не рвите мне шлайку, за нее деньги плочены! – выглядела она дура дурой, смотреть было тошно, а уж слушать – еще тошнее. – Давайте, я вам лучше это самое сделаю… Ну, бывает же, когда девушки сосут, а вы за это нас пожалеете…
Разбойники заржали, и тот, который выглядел главарем, коренастый рыжебородый здоровяк, начал расстегивать штаны. Дирвен отвернулся.
– Только я сначала скажу ему, чтоб он чего плохого не подумал, а то он же ко мне свататься собирался… – торопливо прохныкала Энга. – Дирвен, слышишь, я это делаю ради нас с тобой, чтобы мы остались живы!
Гадость. И эта не лучше Хеледики. Все они одинаковые.
Не реагируя на глумливые подначки бандитов, он уставился на кустарник, который трепетал под порывами северного ветра, показывая белесоватую изнанку листвы. Ведьма наконец-то заткнулась. Не хотелось смотреть, чем занимается эта заносчивая краля, оказавшаяся на проверку плаксивой курицей. Было до омерзения противно. Не сводя глаз с непричастного к людским пакостям кустарника, Дирвен прикидывал: может, навешать им бубенцов на уши, что он ходил через границу навестить родню, которая живет на молонской стороне, а теперь возвращается обратно и сильно торопится – родственники попросили его догнать двух торговок, которые продали им китонского шелка и дорогих пуговиц, да по ошибке взяли денег лишку… Вполне себе сойдет! Если разбойники начнут трясти ужасательниц и у тех сработают «ведьмины мясорубки» – туда всей компании и дорожка. Главное, самому успеть смыться подальше. А если ктармийские гадины откупятся и уйдут живыми, он продолжит преследование и сделает свое дело, лишь бы у него не отняли «Паучью флейту» и «Болотную патоку». И то и другое выглядит невзрачно, бандиты в первую очередь позарятся на броские амулеты.
Жуткий вопль заставил его подскочить на месте. И вовсе это не Энга… Вопль перешел в вой, полный невыносимой боли, бандиты сыпали свирепой руганью.
Повернувшись, Дирвен оторопело уставился на происходящее. Ведьма с перемазанным кровью лицом перехватила и вывернула чью-то руку с ножом, толкнув противника на другого головореза, который успел отступить, чтобы подельник не напоролся на его оружие. Вывернутая рука хрустнула. Крутанувшись на месте, так что широкая черная юбка взметнулась, Энга двинула кулаком в челюсть третьему парню – удар у нее был неслабый и хорошо поставленный, тот, кого оделили, шлепнулся на задницу. Рыжебородый главарь со спущенными штанами извивался на траве, оставляя кровавый след, и душераздирающе выл.
Энга пинком отправила в заросли лежавший в стороне арбалет и рявкнула:
– Дирвен – дурак!
Ага, и сам уже все понял… Вскочив, врезал под коленную чашечку рябому чернявому бандиту, который кинулся к нему с ножом. Ведьма тем временем саданула носком сапога в висок оглушенному парню, сидевшему на земле после ее удара, – так, что он завалился на бок. Наверное, насмерть.
Тот, которому она сломала руку, левой ухватил топорик и сощурился, примериваясь. На его заросшем лице, рассеченном давним шрамом, с пострадавшим когда-то носом, словно неровно склеенным из двух половинок, ярость мешалась с выражением почти детской обиды.
– Сзади! – завопил Дирвен.
Пришлось отступать от рябого, который вновь двинулся на него, прихрамывая. В этот раз бандит был настороже, не желая опять нарваться на подсечку.
Энга успела отпрыгнуть. Брошенный топорик улетел далеко и вонзился в землю, пронизанную корневищами травы.
Дирвен ринулся к ее противнику. В отличие от рябого, он не хромал, и в школе амулетчиков его учили драться со связанными запястьями. Хвалили, как способного.
Бандита изрядно мучила боль в сломанной руке: та висела, будто перебитая ветка дерева, и под рукавом что-то угловато выпирало – вероятно, кость торчала наружу. Несмотря на это, капитулировать он не собирался. То ли хотел посчитаться за товарищей, то ли уже прикинул, что в живых его вряд ли оставят. Он почти успел достать из кармана метательный нож, когда налетевший парень сшиб его с ног и тоже, по примеру Энги, врезал сапогом в висок.
После этого Дирвен отскочил, снова спасаясь от рябого, но запнулся о кочку и потерял равновесие. Перекат, оттолкнуться от земли, выпрямиться – и сразу рывком в сторону…
Хотя, можно не торопиться. Подхватив оброненный кем-то нож, подскочившая сзади Энга сцапала рябого за волосы и располосовала ему горло от уха до уха. Хлестнувшая из рассеченной артерии кровь забрызгала Дирвену лицо, в то время как он с накатившим откуда ни возьмись ужасом глядел в дико выпученные глаза бандита, мгновение назад живые – и вот уже потускневшие.
– Это чтобы не мне одной после этого умываться! – зло прошипела ведьма. – Давай руки, болван.
Дирвен повернулся, и она разрезала ему веревки на запястьях.
– Ты не ранена?
– Это не моя кровь, бестолочь. Какого демона ты пялился на кусты и медитировал, вместо того чтобы сразу включиться в игру? Продержусь ли я в одиночку против троих уродов – это, знаешь ли, было очень даже надвое.
– Я не думал, что у тебя такой план… – Уши у него запылали, как два костра.
– Вас в школе амулетчиков совсем ничему не учат? Ты заодно с этими недоумками повелся на мой фарс и пропустил мимо ушей истинный смысл того, что я сказала? Я-то рассчитывала, что ты поймешь.
– У тебя слишком правдоподобно получилось, – процедил Дирвен, чтобы хоть как-то оправдаться.
За школу было обидно, но за себя еще обидней, поэтому он не стал объяснять, что – да, у них были занятия, на которых учили придумывать, как выпутаться из той или иной каверзной ситуации. Если об этом сказать, Энга наверняка решит, что он там только штаны просиживал. Оплошал, но это же его первое полевое задание… Повторять такие ошибки дважды он не собирается.
Да он и тут сразу бы обо всем догадался, будь на месте малознакомой девицы кто-нибудь из своих, из подготовленных, а то ведь не ожидал от нее такой рискованной и жестокой уловки! Впрочем, все равно виноват: «Недооценивать своего союзника – такое же пагубное для дела заблуждение, как недооценивать противника». Дирвен молчал, пунцовый от стыда, и глядел в землю – точнее, на залитую кровью траву. Хорошо, что рядом нет учителя Орвехта.
Ведьма подошла к воющему главарю:
– Не хочешь поблагодарить за доставленное удовольствие?
Бандит прорыдал ругательство.
Пожав плечами, Энга поставила ногу ему на горло. Хруст, словно раздавили вафлю, и вслед за этим наконец-то наступила тишина, только листва кустарника на ветру шелестела.
Внезапно Дирвена замутило, он нетвердо шагнул в сторону от лежавшего в луже крови трупа. Рвало, пока слезы на глазах не выступили.
– Ты уже все или будешь еще? – как ни в чем не бывало осведомилась Энга, когда его как будто отпустило.
Она за это время успела умыться вином из разбойничьей фляжки, подвести глаза и губы, спрыснуть духами заляпанную жакетку. Ветер растрепал ее светлые волосы, и Дирвен заметил, что у корней они темные. Точно, крашеная, хотя в Молоне это не поощряется.
– Прошло уже.
– Ты никогда раньше не дрался насмерть? – поинтересовалась она скорее с любопытством, чем с сочувствием.
– Это мое первое задание, – хмуро произнес Дирвен.
– Заметно. И покойник у тебя тоже первый?
Он кивнул, потом буркнул:
– А у тебя, что ли, не первый?
