называют «мельницей» или «вентилятором», а она ничего поделать не может, остается только связывать ей руки кухонными полотенцами и заклеивать рот. «Таня, вы несправедливы к себе, - сказал Прокопьев. - У вас очень красивые руки. Я с удовольствием гляжу на их пластику. А сравнивая себя с сестрой, вы оценивали себя излишне уничижительно. И зря. У вас свои достоинства в облике. У Дарьи Тарасовны свои…»
– Дашка говорила мне то же самое, - вздохнула Татьяна. Но тут же сказала строго: - Вы очень добры ко мне, Сергей Максимович. Но присели мы здесь совсем по другому поводу.
– Согласен, - кивнул Прокопьев.
Так вот, началось все с явления в Долбню бандерши мадам Щупачевой и здоровенного мужика по кличке Генерал. Впрочем нет, началось все раньше. После того как закусочную в Камергерском закрыли, Даша работу в Москве найти не могла. Или не хотела. Или вообще не хотела бывать в Москве. Пальцы рук Татьяны на мгновение соединились и тут же разлетелись. Сначала прошелестели по Долбне слухи. Мол, родственницу Поспеловых, в Долбне прописанную, а в Москве выгнанную из ресторана, видели на Тверской в своре шлюх средней цены. Мол, потом ее показывали по телевизору, попала в милицейскую облаву, сидела перед камерой голая и все пыталась прикрыть сумкой лицо. Фамилию, мол, не называли, но и так было понятно, о ком идет речь. При этом сообщались подробности, какие и очевидцы не могли знать. Будто кто-то умелый и хозяйственный по делу подбрасывал в костер заготовленный к случаю хворост. Ангелина Федоровна, уважаемая в городе медсестра, устроила Дашу в больницу нянечкой (на время, договорились, на время) и вместе с ней, Татьяной, уберегала Дашу от подлейших слухов. Но тут и прикатили в джипе Генерал, мадам Щупачева и прихваченная ими то ли наводчицей, то ли заложницей Дашина приятельница Рогнеда. Из машины ее не выпускали. А может, она и сама не решалась выйти. Сейчас же большой и указательный палец правой руки Татьяны на лету сошлись в кольцо, оценив Рогнеду. Ноль.
Генерал и мадам Щупачева шумели. Сначала во дворе. Потом перед дверью на третьем этаже. Потом в квартире Поспеловых. Шумели, угрожали и требовали. Даша, на вид милашка и простушка, а по сути деловая стерва, якобы им задолжала, вызвала недовольство клиентов (может, у кого и в карманах пошарила), подвела подружек и должна вернуться на улицы и в салоны приятных услуг. Дашины возмущения, а порой и всхлипы услышаны не были.
Более свирепый мужик Генерал и мадам Щупачева в Долбне не появлялись. И не присылали гонцов с черными метками. Но дело было сделано. И сама Даша ощутила, в какие тупики ее могут загнать, коли пожелают. И долбненцы были ознакомлены с клеймом: «Хохлушка с Тверской».
Потом все притихло. На Дашу будто бы не косились. И не только в коридорах больницы, но и на дискотеке. Выискивались даже и ухажеры. А что? Городская знаменитость. Модель, не модель, но девица яркая. Да и барышни с Тверской были теперь чуть ли не в почете. Служба развлечения и оздоровительного ублажения плоти. Видимо, кому-то из недоброжелателей было не до Даши. Или они пребывали в тихом ожидании. Сама созреет.
И вдруг опять вокруг Даши возникла суета. Чуть ли не через день принялись заезжать в Долбню селекционеры, они же менеджеры из Яхромы и со станции Турист. Там устраивали горнолыжный курорт. Мол, вот-вот засверкает огнями подмосковный Куршевель. Светские львицы с россыпями бриллиантов и изумрудов на загорелых телах будут разъезжать в подъемниках. И светские львы - тем более. Шампанское - за десять тысяч долларов бутыль! Там и для президента утрамбуют трассу. Дашу и прежде зазывали в хостессы-хозяюшки яхромско-куршевельских гостиниц. Но деликатно зазывали. С деликатными же разъяснениями обязательных усердий хостесс. Теперь же все называлось здравыми словами. Вот, пожалуйста, контракт. Деньги, конечно, не для иностранного легионера, не для Манише и Кавенаги, но вам хватит на Багамы с бойфрендом и на какую-нибудь шубку. Три сталевара за год не заработают. Слова в контракте интеллигентные, из поэтических сборников и подзаконные. А так от вас требуется вот что. Уют в номере, понятно, само собой. Но если гость, пусть даже и монгольский скотовод или снежный человек с Бандагского перевала пожелает естественных удовольствий, вы сейчас же, скинув одеяния, обязаны предоставить свою плоть во всей красе и эротическом оснащении. За знание английского языка плата будет дополнительная. «А за знание украинского?» - спрашивала Даша. Яхромско-куршевельских Даша гоняла, но являлись зазывалы из других местностей. Приглашали Дашу в индустрию секс-туризма. Мол, отправят в любые земли, хоть и в такие дорогостоящие и экзотические, как Гренландия, Антарктида и Фолклендские острова, для этого зафрахтован космический теплоход «Мстислав Келдыш», при нем батискафы с интим- отсеками на две персоны, их уже опускали к останкам «Титаника». «Вы что очумели? - недоумевала Даша. - С чего бы мне ваша индустрия?» «Как же, как же! - разъясняли ей. - А ваши самозаявки в Интернете? А рекомендательные письма от уважаемых мужчин по вашему поводу? А ваша репутация путаны с Тверской?» И уж самыми наглыми оказались зазывалы в содержанки. Эти приезжали с букетами орхидей, нотариусами и охраной. Их было немного - пять-шесть, но и условия сделок они привозили самые позолоченные. «И от Квашнина приезжали?» - поинтересовался Прокопьев. «Почему от Квашнина? - руки Татьяны взлетели в удивлении. - Дался вам этот Квашнин. Да я и не знаю, от кого приезжали…» Знала Татьяна лишь, что улещали Дашу и впрямь щедро. Один обещал даже победы на конкурсах красоты с коронами, самому будет приятно, а также в Юрмале и на Евровидении, если пожелает стать певицей, все равно какого жанра и все равно с каким репертуаром, хоть бы и эскимосским. «Ну и чем все закончилось?» - спросил Прокопьев. «Чем? Чем? - рассердилась Татьяна. - Будто вы Дашу не знаете!» Сейчас же она замолчала, словно что-то сообразив, и резко взглянула на Прокопьева. И руки ее опали на колени. «Нет, я у нее на подозрении, - подумал Прокопьев. - Не очередной ли я купец-зазывала?» Сказал: «Я знаю Дарью Тарасовну…» И был убежден теперь, что истинно знает Дашу.
Все разговоры эти - и о Яхроме, и о секс-туризме, и об условиях процветания содержанкой (А что? Занятие нынче не зазорное, а социально-необходимое и даже завидное) - велись приватно, без посторонних глаз и ушей, будто между Даллесом и генералом Вольфом, и Штирлиц вблизи Долбни не кружил, однако о них и всех их подробностях узнал город. Теперь в Дашину сторону уже тыкали пальцами, на дискотеках появляться ей было невозможно, а Ангелине Федоровне, при всем к ней уважении, дали понять, что персоналу и больным пребывание Даши в одном с ними лечебном учреждении неприятно.
Мы с матерью, естественно, во всю эту чушь (Татьянины руки прижались к груди) поверить не могли, наши понятия о чести с Дашиными совпадали, но мать нет-нет, а начинала раздражаться. И тут на Дашу стала наезжать милиция. Участковый зачастил с беседами. Мол, заявления поступают о непристойном поведении. И как обстоят дела с трудоустройством? Обстоят, отвечала мать, трудоустраивается. Справочку, справочку предъявите, и чем скорее, тем лучше… Проявил интерес к Даше паспортный стол. Вызывали. И вроде бы не было поводов. С пропиской и российским гражданством дела были улажены давно. Ах да, ах да, заурчала паспортистка, видимо, мы не те документы подняли. Но нас попросили проверить, у кого-то - сомнения. И наконец, влиятельный в городе майор пригласил Дашу на дружественное, как он определил, собеседование. Выглядел он простаком, а в детстве, не исключено, имел прозвище Репа. И к удивлению Даши был вежлив. Поначалу, правда, ехидничал и сокрушался. Конечно, похихикивал он, такой гарной дивчине из незалежных ничего не стоило вызвать дурь и ложные надежды в головах казенных мужиков и вмиг выправить гражданские бумаги, какие ей надобны. Он сам из таких мужиков. Но может быть… Может быть, бумаги эти, и прописка, и гражданство были добыты каким-нибудь окольным маневром, и в ход пошли вовсе не девичьи чары, а бумажки других свойств? А? Все это легко проверить, а добытое в обход закона и отменить, не так ли, Дарья Тарасовна? Добрейшие глаза простака сузились и превратились в глаза корыстного хитрована. Молчание собеседников вышло долгим. Взятку, что ли, он сейчас с меня потребует, нервничала Даша. Или… Так она рассказывала ей, Татьяне. Но то, что Даша вскоре услышала от майора, ожидать она никак не могла. Девица ты и впрямь смазливая, сказал майор, но не Шарон Стоун, таких как ты в Долбне - десятки. И почему из-за тебя разыгрался весь этот тарарам, я, человек, насмотревшийся на всякое, не понимаю. Мы все вызнали о тебе и ничего дурного не обнаружили. Но на тебя устроили облаву. И проводит ее умелый исполнитель, будто бы режиссер какой, и у него толковые шестерки. Я могу лишь предположить, что кто-то обиделся на тебя всерьез или даже обозлился. Или этот кто-то еще надеется, что ты одумаешься и примешь его условия. А чтобы одумалась, тебя и загоняют в тупик. «Что же мне делать?» - спросила Даша. Или-или, сказал майор. Или ты, строптивая девочка, несмотря на ожидаемые тобой неприятности (а приятностей может оказаться и больше) идешь с этим… не знаю, как его назвать… на мировую, и все происходит у вас полюбовно… прости… по-людски и по договоренности, и облава на тебя отменяется. Или ты будешь вынуждена из нашего города убраться. Нам не нужны объекты охоты, какая неизвестно чем может закончиться. «Куда убраться?…» - пробормотала Даша. Куда, нам неведомо,
