– Ты сдурел, что ли? – удивился Дувакин.
– Наталья вынуждена ехать туда с китайским послом, я должен подстраховать её. Блинов приобрёл маузер.
– На тебя хватит одного Острецова, – сказал Дувакин.
– Думаю, что на этот раз у Острецова не будет поводов сердиться ни на меня, ни на Свиридову. А у меня есть нужда разобраться кое в чём. Скажем, кто сдунул меня из Синежтура в Аягуз.
– Ну, смотри, – вздохнул Дувакин. – Будь благоразумным. Все ждут новые приключения Лобастова.
Отговорив с Дувакиным, Ковригин заказал услугу в интернете – билет на рейс Москва-Омск с посадкой в Синежтуре. Наталья в театре напримеривалась и заболталась, Ковригин намерен был укладываться спать, но не дождаться Свиридову он, конечно, не мог, а когда она нырнула под одеяло, огорошил её сведениями от Дувакина. Свиридова даже присела на кровати. Потребовала:
– Расскажи поподробнее!
И тут Ковригин понял: огорошила её не публикация пьесы «Веселие царицы Московской» и новых глав Лобастова, а слово «Курьер».
– Значит, курьерша! – взволнованно произнесла она.
Утром Ковригин услышал звонок в дверь, хотел было вскочить, но в спальню заглянула Свиридова, сказала:
– Спи, спи! Ты работал ночью! Я распишусь где надо и отдам твой новый текст.
Вернулась она через десять минут, и было видно, что она не только разочарована, но и расстроена.
– Пигалица какая-то! Явно не Лоренца Козимовна. Как только Дувакин таких курьерш посылает. Держи свой экземпляр!
Ни о каком сне не могло быть и речи! Ковригин выхватил из рук Свиридовой журнал, глаза закрыл, принимая в себя запахи печатного издания. Какие чудаки коммерческие жулики, стараются, ради выгод, заменить книги полумёртвым движением буквенных полосок в оконцах мониторов. Там ведь и страницами, знакомыми с детства, не прошелестишь, пальцем, чуть влажным от нетерпеливой слюны, листок шедевра не перебросишь и уж сразу не вернёшься к тронувшему тебя эпизоду. А картинки? Оживут ли в голых прямугольниках механических устройств, особенно для мальцов, мушкетёры, миледи, странствующий рыцарь Кихот, капитан Немо, коварный пират Сильвер (а они-то мальцам и их воображению необходимы на всю жизнь)? Никогда! Да что тут было разводить теории! Ковригин сидел и упивался десятью полосами «Записок Лобастова» с иллюстрациями графика Николая Попова.
– Так, – явилась из кухни гражданская супруга Ковригина и стала трясти перед его носом журналом Дувакина, будто бы во гневе. – Это как понимать?
– Что понимать? – растерялся Ковригин.
– Над пьесой некоего Ковригина стоят слова – «Посвящается Н. Б. С.»!
– И что? – спросил Ковригин.
– В своё время я потребовала снять это посвящение. Я подам в суд.
– Подавай. Тем более, что Н. Б. С. означает – Народное Безбилетное Сообщество.
– Не ври! – возмутилась Свиридова.
– А то ты не ездила в троллейбусе номер два без билета. Все мы потому и садились возле задней двери.
– Ты морочишь мне голову! – сказала Свиридова. – И Дувакин обещал мне снять это посвящение! Играла не я, а твоя любимица Хмелёва.
– Моя любимица – Древеснова!
– Придавить тебя мало!
– Придави! – согласился Ковригин. – Но прежде могла бы и поздравить меня с публикациями. А ты разыгрываешь из себя ворчунью. Сама-то ведь довольна, что посвящение тебе оставили!
– Довольна! – рассмеялась Свиридова. – Твои публикации мы отметим попозже. Вот вернусь из Синежтура…
– Но может выйти, что и пораньше… – чуть было не проговорился Ковригин.
– То есть как? – удивилась Свиридова.
– С Петей Дувакиным отметим, – быстро сказал Ковригин.
– Про Хмелёву меня не спрашивай, – сказала Свиридова.
– Я и не спрашиваю, – сказал Ковригин.
В Синежтур Ковригин прилетел на два часа раньше Свиридовой. Дорога в небесах на Омск через Синежтур, возможно, была выбрана более короткая. Или везли важных гостей в чартерном корабле с подобающей их сану степенностью. Ещё час ушёл на церемонию с улыбками и похлопыванием по плечам в Синежтурском аэропорту. Наблюдал за ней Ковригин уже в гостиничном номере. Устроился он в гостинице «Блюдце», занимавшей три этажа бывшей Фабрики-кухни, конструктивистской постройки тридцать второго года. По мнению местных жителей, гостиница была дешёвая, и Ковригин посчитал, что ни один из его знакомых ни в номерах, ни в четырёх ресторанах в нижнем этаже не появится и с ним не столкнётся. Хотя с двумя синежтурскими персонажами Ковригин и не отказался бы встретиться. С Верой Алексеевной Антоновой и с козлоногим путешественником в Джаркент за грецкими орехами. Но уже через полчаса в номер Ковригина постучали, и посыльный молча передал Ковригину конверт. Денег в нём с заказом отравить кого-либо не было, зато имелось приглашение господина Острецова посетить его городской дом в часы, удобные для господина Ковригина.
Из свежей газеты (лежала на тумбочке) Ковригин узнал нечто интересное (для него). Местные газетчики работали расторопно, ценили копейку. Так вот вчера возле театра имени Верещагина, невдалеке от известного публике обувного дворца сапожников Эсмеральдыча и Квазимодыча, с позволения городского Головы Михеева был разбит шатёр. То ли разбит, то ли поставлен, то ли воздвигнут. Не такой огромный, как у Каддаффи, но и не маленький.
В нём поселился и открыл свой бизнес по продаже ковров-самолётов саудовский шейх, один из полувнучатых племянников Аравийского короля. Имя его в газете не сообщалось по причине дипломатических выяснений и ожиданий справок от Интерпола. Телевизионный же репортёр, правда, незнакомый с арабским, имя у шейха выспросил. На его взгляд, состояло оно из четырнадцати слов, и ключевыми в них были – Абдалла Аладдин. По всей вероятности, высказал репортёр мнение, аравийский аристократ и торговый гость Синежтура обладал плохой дикцией и потому известное всем с детства имя владельца вошебной лампы и жениха принцессы Жасмин звучало в его устах не как «Аладдин», а скорее – как «Оладьев».
– Естественно, Оладьев! – обрадовался Ковригин. – До Аладдина ему ещё расти и расти!
Но кто-то, видимо, доверил Блинову лампу.
Кто же?
Из газеты следовало, что шатёр Аладдина-Оладьева – тёпл, комфортен и равноценен люксу в пятизвёздочном отеле. Иногда в нём было даже жарко, и потому шейх нанял для себя опахальщицу из местных. Сообщалось также, что бизнес шейх основал долговременный, и рядом с его шатром скоро появится другой шатёр, для обслуги, поваров и гарема на пять персон, опять же из местных одалисок. Очередь служить в гареме выстроилась от театра до Плотины, и по требованиям городских властей конкурсанткам была обещана ротация и контроль профсоюзов.
Пока же кормили шейха люди ресторатора мсье Жакоба. Один из этих людей, отвечавший за вчерашний ужин шейха, поболтал с газетчиками. По его словам, это был типичный шейх, пожалуй, излишне толстый, а так – шейх как шейх, завёрнутый во всё белое, с белой же фигнёй на голове, какая у него морда, разглядеть не удалось, запомнились лишь глаза хитрована. Однажды от напряжений мышц что-то распахнулось на груди и бёдрах шейха, и человеку мсье Жакоба показалось, что перед ним Бармалей – под халатом, что ли, или простынёй он увидел тельняшку и на левом боку разбойника огромный револьвер, видимо коллекционный. А за столом он вёл себя как шейх, ужин сожрал быстро, чавкал, рычал, отрыгивал, то есть ел с аппетитом. Правда, имени Аллаха он ни разу не употребил… Впрочем, человек мсье Жакоба шейхов прежде не встречал.
Ковригин встревожился.
Но тут зазвонил гостиничный телефон. А до установления побратимства оставалось минут сорок, и
