«исторические» вопросы дяде Саше, а иногда и дяде Пете. Наталья и Антонина не нашли ничего лучшего, как взять шашечную доску и играть в детсадовские игры – чапаевца и поддавки. Щелкали они в чапаевца с шумом и криками. «Одурели! Напились!» – весело осудил игруний Ковригин. «А сам-то! – отмахнулась от него Свиридова. – На себя-то посмотри!» «Именно мы с Петром имеем нынче повод, – сказал Ковригин, – применить более впечатляющую жидкость, нежели чай». Поводом этим был наиболее серьёзный контракт Ковригина с журналом и издательством «Под руку с Клио». Издательство обязалось (само предложило) в ближайшие месяцы выпустить два первых тома «Записок Лобастова» в футлярах и с золотым тиснением, фактически подарочное издание. «Петя, давай выпьем», – предложил Ковригин. «Петя, – тут же оказалась рядом Свиридова с бокалом коньяка, – держи ухо востро, Ковригин, конечно, сидит над „Лобастовым“, но у него уже три папки материалов о царевне Софье…»
Ковригин встал, помрачнел, Свиридова сразу поняла, что напоминать о Софье ей не следовало…
– Ладно, – сказал Ковригин, – взглянем-ка на синежтурский сайт. Что у них там родилось?
И прочел:
«Вчера на заседании законодательного собрания, проходившего под председательством городского Головы Михеева, после долгого обсуждения проблемы в разных слоях гр-ка Мнишек Марина Юрьевна была признана почётным гражданином города Средний Синежтур (посмертно) с полагающимися привилегиями: Падающая башня переименована в Маринкину башню, на площади Каменной Бабы будет установлен бронзовый бюст почётной гражданки, Маринкину башню украсит памятная доска с перечислением заслуг Мнишек М. Ю.»
– Ничего себе… – пробормотал Ковригин.
– А что такое? – заинтересовалась Свиридова. И прослезилась: – Жалко Калиппигу! Отымут самую важную часть её тела!
– Не беспокойся. Бюст, если поставят, то бронзовый. И бюст. А убрать каменную бабу народ не позволит. – Да, – помолчав, добавил Ковригин. – Разумно написала Антонова. Несмотря на все изгибы, жизнь у них идёт занимательная. Чтоб и нам хотелось.
– Это справедливо, – согласился Дувакин.
И тут над Ковригиным в квартире переустроителей жизни Жабичевых завыла дрель.
