именно в 1944-м, в Югославии. Но более конкретные вопросы, типа где вел бои полк, например, в 1943-м, могли привести к тому, что Сашку поймают на несоответствии или среди заключенных найдется тот, кто служил неподалеку…
Эти ребята собираются идти на очень рисковое предприятие, для них сейчас на кон поставлена не только их жизнь, но и жизнь еще пятисот человек. Что по сравнению с этим жизнь еще одного заключенного? В их понимании это оправданная жертва, даже если они и ошибаются, и он не стукач. Поэтому сейчас даже малейшие подозрения в том, что он заслан немцами, могут закончиться для него очень плохо.
Разговор нужно было сворачивать, и сворачивать быстро, так, чтобы у его оппонентов не осталось никаких сомнений, что он свой, а иначе у парня вырисовывалась яркая перспектива быть убитым еще до начала побега своими же. И Сашка принял единственное, по его мнению, решение, которое его полностью обеляет. Он наклонился к Леонову вплотную и прошептал ему на ухо:
— Товарищ майор, вы меня не за стукача ли приняли? Ну так вот, чтобы развеять ваши сомнения, про то, что сегодня бежать собираетесь, я знаю с самого утра, сдать бы хотел — давно бы уже все у немцев в подвале на крючьях висели. Хреновые из вас конспираторы!
Лицо майора на секунду окаменело, а затем он широко улыбнулся и проговорил:
— Как узнал?!
— Говорите громко по ночам, а у меня слух острый.
Сашка вновь блефовал, никаких разговоров он конечно же не слышал, но отвечать на вопрос майора нужно было быстро. И это единственное объяснение, которое ему пришло в голову.
Теперь все зависело от того, вел ли кто-нибудь из заговорщиков разговор о побеге недалеко от него. Повисла долгая пауза, а потом заговорил тот, что говорил про Карельский фронт, обращаясь к Перепелицыну:
— А я тебе говорил, «медицина», он в сознании! А ты «в отключке он, в отключке»! Был бы засланным, всем бы конец пришел, сами погибли и людей бы погубили.
Перепилицын был явно обескуражен и очень огорчен тем, что из-за его халатности могли погибнуть люди, потупил глаза и пробубнил себе под нос:
— Но я не мог ошибиться… вроде…
— Слышь, Федя, парень ты крепкий, а немцы сегодня одного из парней из штурмовой группы, что на вышку должен был пойти, застрелили. Заменишь его?
«Вот сука», — в бессильной ярости охарактеризовал Сашка Леонова. Как он понял, ему предлагают вакантную должность в одной из троек, в задачу которых входило струей из огнетушителя ослепить пулеметчика. Эти трое будут поливать немца из огнетушителя, а немец их из пулемета, хотите поспорить, кто кого? «Да нас первой же очередью всех троих и положат».
С другой стороны, отказываться тоже опасно, его отказ может вызвать подозрения, и вся проверка может начаться с самого начала.
— Заменю, товарищ майор!
Парень произнес эти слова, сам думая о том, что ни в какой штурмовой группе он не пойдет. Откажется минут за пять до штурма, там с ним уже ничего не сделают, не до того будет! Пусть ищут себе другого смертника!
28
Наконец Сашку оставили одного, хотя радости ему теперь это не приносило. В голову постоянно лезли мысли о побеге. Через несколько часов пятая часть присутствующих поляжет под пулеметным огнем с вышек, а еще через несколько дней будут выловлены и казнены немцами оставшиеся, за редким исключением. От мыслей о том, что среди погибших вполне может оказаться и он, начинал бить мелкий озноб. «Нужно отвлечься, а то если думать об этом, с ума сойти можно», — сказал себе молодой человек.
Чтобы занять себя хоть чем-то, Сашка решил выпить стимулятор.
Уже минут через десять он начал ощущать его действие, только вместо активности и жажды действий на него, наоборот, навалился крепкий расслабон, а мысли о том, что предстоит сделать, уже не казались такими ужасными.
Очень кстати к нему протиснулись двое. Один, с мальчишеским лицом, протянул руку и представился:
— Привет! Я Дмитрий Кравчук!
— Николай Царицын! — сказал второй.
Сашка по очереди пожал руки обоим.
Видимо, когда-то эти парни был крепышами, вернее, по сравнению с остальными заключенными крепкими они были и сейчас, но не в сравнении с нормальным человеком. Следы истощения были видны и на них.
— Леонов сказал, ты с нами на вышку идти вызвался?
Сашка испытывал огромное желание охарактеризовать это «вызвался» и, за компанию, Леонова, но сдержался, промолчал, лишь только кивнув.
— Как действовать будем, знаешь?
— Не-а, не знаю.
— Выходим через дверь и тихонечко максимально близко пытаемся подойти к пулеметчику. Расстановка такая: двое идут с огнетушителем, третий рядом и наблюдает за пулеметчиком. Как только фриц нас заметит, третий дает команду, врубаем огнетушитель, направляя струю в немца. Дальше лезем на вышку, бьем немца, овладеваем пулеметом и валим две другие вышки. — На некоторое время парень замолчал, задорно улыбнулся и добавил: — Ну на этом можешь не заморачиваться, думаю, до этого момента мы, скорее всего, не доживем.
«Долбаные психи, они здесь совсем уже умом тронулись. Через пару часов на пулеметы идти, а он лыбится». — И все-таки юношеская бесшабашность Сашке импонировала.
А парень тем временем продолжал:
— Теперь давайте определимся, кто где пойдет! Ты где хочешь?
Очень сильно хотелось сказать: «Нигде не хочу! Я хочу просто выйти, после того как замолчат пулеметы, спокойно перелезть через уже обесточенную колючую проволоку, забиться в самый темный угол и дождаться переноса». Но Сашка не сказал этого. Он мог бы сказать эти слова Леонову или любому другому, но говорить это двоим молодым неунывающим «раздолбаям», таким же сопливым, как и сам Сашка, но в свои годы сумевшим так достать немецкую администрацию, что их поместили в самое гиблое место своей лагерной системы, Сашка не хотел. Почему? Может быть, взыграло мальчишеское «на слабо», может быть, просто потому, что стыдно было прикрывать свою задницу, когда другие, находящиеся в гораздо более худших условиях, готовы идти до конца. Ну наконец, может быть, и просто для дороги на тот свет эта компания была не самая плохая!
Но скорее всего, под воздействием по ошибке выпитого успокоительного на него повлияли все эти причины.
И вместо слов отказа Сашка впервые за все время своего нахождения в лагере улыбнулся разбитыми губами и ответил:
— Где скажешь, там и пойду. Командуй!
— Хорошо! Колька ногу сегодня повредил, поэтому мы с тобой берем баллон, я спереди, ты сзади. На тебе, Коль, наблюдение за немцем, увидишь, что к пулемету метнулся, — кричи! По твоей команде мы струю из огнетушителя пускаем.
Сашка решил внести некоторые коррективы:
— Давай я впереди! Я покрепче буду и быстрее побегу, только баллон берем так, чтобы рычаг включения с твоей стороны находился, а то я не умею им пользоваться.
— Договорились! Но как пользоваться им, я тебе все-таки покажу, мало ли что!
