— Иванов.
— Номер 2369 … 4 барак. Пошел прочь!
— Следующий … Ты кто?
— Я политрук!
— Сатана! Юмалаута! Политруки!
Солдаты вскочили. Переводчик впервые слышал, чтобы человек осмелился сказать им в глаза — «политрук».
Не понимавшие русского языка, и те в миг сообразили, какой перед ними человек. Его подвергли бы еще на месте мучительным пыткам, какие могла бы выдумать человеческая злоба, но на передовой его не спросили о занимаемой должности. Первый пришел в себя полковник. Сделав движение руками, как будто собираясь схватить ненавистного ему человека за горло, спросил:
— Звать?
— Зовут меня Иваном!
— Откуда?
— Из Сибири!
«Из Сибири»- переспросил полковник, о чем-то задумываясь. Перед его глазами встала картина далекой Сибири, занесенной снегами, которой он никогда не видел. Занимаясь со своими солдатами, он показывал на карте, говорил, что вплоть до Урала будет «Великая Суоми», а Сибирь не входила в его неразумные планы, она в его ограниченном воображении была недосягаемой. И вот перед ним стоит человек из Сибири, к тому же политрук. Размышления полковника прервались неожиданным выстрелом. Политрук лежал на земле, стиснув в руке браунинг. Он не захотел переживать, питать надежды на что-то, унижаться перед врагами — ушел из жизни. Финны и пленные не понимали, каким образом политрук мог сохранить оружие, но факт остался фактом, и охрана произвела обыск во всех бараках.
Не успело исчезнуть впечатление гибели политрука, как в последних рядах забился в предсмертных судорогах молодой красноармеец. Пришел врач, но тот уже был мертв. Когда его раздели (а с мертвых снимали нетельное белье), обнаружили, что это была девушка. Она не захотела отдавать себя на позор и унижение, если откроют ее тайну.
— Ну, что ж, — сказал Маевский, — будем искать другой выход из создавшегося положения, если так глупо получилось!
— Пока мы ищем, нас всех, как цыплят, подавят и заморят с голоду, — ответил ему с грустью Солдатов.
— Для того, чтобы не задушили, надо самим душить, Николай!
Простая и открытая натура Солдатова, нескрываемая ненависть к врагу, нравилась Леониду, и они стали близкими друзьями. Леонида вызвали на допрос. Это был последний. Что хотели узнать от него? Их не интересовало положение на фронте. Они хотели сломить упорство советского человека и добиться от него признания неверия в свою родину. Ответ его был один:
«— Победа будет за нами!»
6. Трудовой лагерь
Покинута последняя железнодорожная станция. Мощные автомашины мчатся на север. Сомнений нет — впереди только Петсамо! Исчезли гигантские сосны; по бокам шоссейной дороги жалкие, одиночные заросли карликовой березы. Громадные горы заросли мхом. Неприглядная картина. Куда ни кинь взор — кругом тундра! В городе Рованиеми встретился первый немец на финской земле. На севере Финляндии все дороги забиты немецкими машинами; кое-где встречаются аэродромы. К вечеру достигли местечка Янискоски — тут строительство мощной гидростанции. Военнопленные, подгоняемые солдатами, катают тачки. На прибывших никто не обращает внимания. Они более часа находятся на автомашинах, не высаживаясь из них. Колонны возвращаются в лагерь, изредка кто-нибудь кинет недокуренную сигарету.
Дрожь пробирает тело сидящих в машине. Некоторые пытаются заговорить с проходящими, но они молчат, не задерживаясь, проходят мимо, на ходу бросая слова:
— Поработаете, узнаете!
«— Жизнь, как в сказке, и умирать не нужно!»
По обрывкам фраз, брошенных на ходу, складывается истинная картина. Никто не поинтересовался, откуда прибыли новые и куда их везут? Каждый спешил в барак, многие несли с собой дрова, чтобы обогреться. Их судьба была одинакова с теми, кто еще находился на машинах, а возможно и хуже.
Прошел еще час. Стемнело. Движение прекратилось. Столько солдаты прохаживаются возле машин, охраняя военнопленных, которые не спали. Пленные смотрят в темноту и думают:
— Что оживает нас впереди? Скорее бы к одному концу!
Продрогшее тело без движения омертвело. Размышления прерываются злобными выкриками конвоя: военнопленных высаживают и ведут к лагерю. Путь окончен; но их не вводят в зону, а ударами прикладов и плеток подгоняют вплотную к колючей проволоке, за которой выстроены военнопленные.
Из барака выводят человека в нательном белье и ставят около столба с электрическим фонарем, расположенным посредине зоны. Лицо его освещено, и отчетливо видно исхудавшее тело, прислонившееся к столбу. Переводчик — финн читает приговор. Пленные в зоне снимают шапки и становятся на колени. Из темноты раздается залп. Стоявший делает усилие, чтобы не упасть, и громко кричит: — Товарищи! Вернетесь на родину — сообщите … Лейтенант Костин! — После второго залпа он пошатнулся и, собрав последние силы, громко произнес: — Да здравствует Сталин! — Тело его опустилось на землю и больше не двигалось, только эхо повторило в горах его слова.
Снова в машинах. Военнопленных закрыли брезентом. Никто не смеет выглянуть из-под него, чтобы не лишиться жизни. Сжимается сердце, давит в горле комок, кружится голова, слезы катятся из глаз, кипит злоба за свое бессилие и смерть русского человека, расстрелянного фашистскими негодяями. Причина расстрела по приговору: русский украл кофе на финской кухне.
Только позднее удалость узнать трагедию лейтенанта Костина. Скрыв свое звание, как и многие, он попал не в комсоставский лагерь № 1, а в общий — «Заячьи пороги» (так называются Янискоски в переводе на русский язык). Как и все, он по 14 часов возил тачку с песком или бетоном и выполнял другие тяжелые работы. В тот день, когда проезжали пленные, он, как и другие, спешил в лагерь, неся дрова. Вместе со всеми получил ужин и не захотел есть холодный суп, ушел в барак, поставил на плиту подогреть, лег и стал перелистывать случайно попавшийся финский журнал. С новой партией ехал миссионер- проповедник и зашел в барак. Заметив котелок на плите, посмотрел в него, повертел ложкой и спросил: «Чей это?» Хотя было понятно, в бараке был один человек, значит и котелок должен был принадлежать ему.
— Мой, — ответил Костин, встал с койки и принял положение «смирно».
— Приготовьтесь! Через два часа будете расстреляны!
— Я готов, — ответил Костин спокойно.
Сердце у него учащенно забилось, предсказывая недоброе. Товарищи успокаивали, уверяя, что поп сказал в шутку, и какая в том вина, что человек не захотел есть холодный ужин.
Финны народ пунктуальный. Ровно через два часа его вывели и расстреляли.
Напрасно физиономисты уверяют в том, что на лицах людей, которым суждено умереть насильственной смертью, находятся странные знаки и какая- то печать рока. За два часа до смерти никто из тех, кто видел лейтенанта Костина, не замечал на его лице каких-либо отличительных черт, которые бы говорили, что он должен погибнуть. За минуту до залпа, когда был зачитан приговор, ни те, кто стоял в строю, ни те, кто был за проволокой, не различали разницы в выражении его лица.
Машины движутся с большой скоростью. Военнопленные нерешительно выглядывают из-под брезента. Сотни прожекторов освещают небо: в воздухе самолеты. Наконец, машины замедлили ход и остановились. Людей теми же приемами, что и при посадке — прикладами и плетьми, выгоняют из машин. Перед ними громадный завод. Он будет вырабатывать орудия смерти, и этим оружием, изготовленным
