своей тропы. Тут, то ли от удара или взрыва, Цанаев полетел вниз, в перилах застряла рука, адская боль…
Он пришел в себя от света фонарика, над ним усатое лицо Бидаева:
— Живой? Дай руку, — руку подать Цанаев не смог.
Только поздно ночью, в больнице, Цанаев пришел в себя окончательно. Он не ранен, говорят, контужен, руку поломал, гипс наложили. Зато душа болит: как там институт, как сотрудники, и главное, что с Авророй?
От уколов он забылся, а утром проснулся, в палате двенадцать человек, но он, по сравнению с остальными, явно не больной. С этим и врачи согласились — выписали. Он сразу же в институт: масса людей, тут же сам Глава, и Аврора тоже здесь, даже улыбнулась ему. Однако толком поговорить они не успели, потому что в оставшиеся до референдума дни Цанаев стал строителем, под его командой — целое СМУ.
К 23 марта институт внешне стал гораздо пригляднее. Цанаев даже не предполагал, что на голосование явится столько людей. И когда все закончилось, избирательный участок официально закрыли, усталый директор поднялся на свой балкончик покурить, и только сейчас, сверху оглядев все, он понял, что, оказывается, главной мишенью нападения была лаборатория Авроры — именно туда целился гранатомет.
«А где Аврора?» — подумал он, спустился в подвал, а она по-прежнему перед компьютером.
— Может, и случайно, но целью нападения был твой кабинет, — удручен Цанаев.
— Не думаю, что я мишень, — спокойно ответила Аврора. — Меня убить не сложно, и кому я мешаю?
— Тогда что? Референдум?
— Думаю, и референдум, и наука — мы ведь можем стать свободными, и наука у нас, и деньги, и международное признание наших интеллектуальных трудов… Думаете, нашим врагам и нашим предателям это понравится?
— Ты Бидаева имеешь в виду?
— Бог всем судья, от предписанного не уйти, — тут она улыбнулась: — Через месяц-два, даст Бог, я закончу И тогда…
— Что тогда?
— Тогда будут деньги. Возьму отпуск за все годы, а это почти полгода, и отца с племянниками повезу на операцию в Москву, а может, и в Европу… Кстати, Гал Аладович, вы были заняты, и я не хотела вас отвлекать, а у нас приятные новости: если раньше срока исполним грант, премия 25 % процентов, и это не все. Нам поступило еще одно предложение на эксперимент.
— А ты в отпуск на полгода.
— Отец — главное в моей жизни.
— А потом? — Цанаев все же думал о гранте, а она:
— Потом докторская. Но это в рамках эксперимента, — она очень рада. — Я стану независимой, обеспеченной. Дала мукълахь.[4]
— Аминь! — и Цанаев доволен. — Давай чайку попьем.
— Простите, мне домой надо, к больным. Ой, время молитвы прозевала. Я побежала, простите. Всех уложу, в полночь вернусь.
— А когда ты спишь? Не устала?
— Я так счастлива здесь, — сияет Аврора. — Эксперимент идет — это как дорога в рай, в земной рай. Я так довольна, даже боюсь сказать.
Не менее доволен и Цанаев: итоги референдума впечатляют — народ за мир, за Главу, и теперь предстоят выборы Президента Чеченской Республики. Кто будет Президентом — гадать не надо. А вот итоги по гранту тоже можно подводить: он стал считать, сколько за грант получит институт, сколько лично он, — сумма внушительная, так что он гипсом ударил по столу и сказал:
— Ну, Аврора, дает! И наука, и деньги, и почет с уважением! Действительно — революция! — и как бы в подтверждение этого, поздний звонок из Москвы: вице-президент РАН очень вежлив, поздравляет с итогом референдума и говорит:
— Вы в науке здорово преуспели. Ваш эксперимент мы хотим включить в ежегодный доклад академии как значительное достижение нашей науки. Когда вы будете в Москве? Ждем с нетерпением.
Цанаев и сам рвется в Москву, по семье соскучился. Но надо подвести итоги референдума. И вот последнее заседание — Цанаев потрясен: за верное служение Отечеству, за мужество и героизм его награждают орденом. Этот эпизод, а он еще в гипсе, показывают во всех новостийных программах центрального телевидения. У него берут интервью. Столько звонков из Москвы от коллег, знакомых. Но это не все: главный подарок от Президента Чечни — почетная грамота, премия, именные часы и «Волга» впридачу.
На радостях Цанаев устроил в институте банкет, обмывали «Волгу». Это была первая личная машина в его жизни. Он был очень рад, всему рад и поэтому от души пил, и тут Аврора оказалась рядом:
— Пить — грех, тем более в таких дозах, — она явно огорчена. — Разве можно так пьянить свой разум, вредить здоровью?
«Пошла ты», — хотел было сказать Цанаев, да не настолько еще был пьян, поднял здоровой рукой бокал. — За наше здоровье!.. Аврора, гуляй, как все, ешь-пей, как все, живи, как все!
— Мне работать надо.
— Работа не волк — в лес не убежит, — кричал Ца-наев. — Надо уметь и работать, и отдыхать, и жить! Давай, Аврора! — но она уже исчезла.
Гуляли заполночь. Однако Цанаев как-то еще соображал. Понимая, что назавтра он улетает в Москву, свою «Волгу» решил поставить в укромном месте институтского двора, и тут увидел, как Аврора торопится по своей тропе домой.
— Эй, Аврора! — крикнул он. Она даже не обернулась. — Подожди, — он пошел за ней, как мужчину, она его страшно манила; споткнулся, упал.
Когда встал, ее уже не видно и не слышно. А он, хоть и был изрядно пьян, не решился в кромешную тьму идти, лишь прошептал вслед: — Дура!
В Москве Цанаева чествовали как героя. Он расслабился, наслаждался жизнью, отдыхал, по вечерам — застолья. И как-то ночью после обильной пьянки позвонил Авроре:
— Я в лаборатории, все нормально, — сухо ответила она. — Но, по-моему, вы выпивши, пожалуйста, не звоните мне в таком состоянии, — она отключила связь. Он вновь ее номер набрал. — Гал Аладович, — так же сух ее голос, — если у вас дело, спрашивайте. А звонить просто так — вы женатый человек, — связь прервалась.
— Дура, — вновь постановил Цанаев.
На следующую ночь, будучи вновь под градусом, он вновь ей позвонил, но она не ответила. Это, конечно, его расстроило, но ненадолго, ибо журналисты его, как говорится, разрывают:
— Гал Аладович, а не страшно было отбивать атаку боевиков?
— Вы были на грани жизни и смерти — как вы себя чувствовали?
— Вы не только герой, вы известный ученый, ваши труды признал Запад, у вас столько международных грантов и популярности. Вас не приглашают работать в Европу, в Америку?
— Я патриот большой родины — России, и малой родины — Чечни, — скромно отвечает Цанаев. — А без науки не будет и России, и Чечни. Наука — это прогресс, цивилизация и будущее человечества.
— А правда, что ваши открытия выдвинуты на Нобелевскую премию?
— Посмотрим, посмотрим, — уклончив Цанаев.
Конечно, орден на груди, гипс на руке придают ему, как отмечает его жена, мужественный и достойный вид. Однако гипс уже пора снять, и это, в общем, неплохо, потому что из-за гипса он по ночам плохо спит. И тут так крепко заснул, а на рассвете — звонок.
Все боятся ранних звонков.
— Цанаев? — голос ему незнаком. — Следователь прокуратуры Грозного. Ночью в вашем институте совершен грабеж.
— Что? Что случилось? Моя «Волга»!
