Все.
Климов обшарил все свои карманы — диска не было. Надежного, алмазного, способного перепилить бетон, стекло, металл.
Паспорт, пистолет, платок, российский рубль…
Пусто.
«Медик» не оставил шансов на спасение. Хотя…
Замок на решетке был навесной, с наборным кодом, можно попытаться набрать цифры так, как надо… нет, до последнего диска рука не дотягивалась, да и не видно их, проклятых цифр, да и ключа нет тоже. Не откроешь. В сумочке Жанны Георгиевны нашел пилку для ногтей, пытался приспособить ее, как отмычку, сделал с ее помощью из пивной банки что-то наподобие ключа универсала, зря промучился и зашвырнул ключ в угол.
Конец.
К решетке подходили трое. Один сытый, гладкий, с металлическим браслетом на руке, другой амбал со шрамами на морде, лейкопластырями на носу и подбородке, и квадратный увалень с круглым лицом, величиной с тарелку.
Были они веселы и беззаботны.
— Жив, гладиатор? — обратился через решетку сытый и подмигнул Климову. — Соскучился по мордобою? Щас устроим.
Он засмеялся и вставил ключ в замок.
Все трое в костюмах спецназа.
«Главное, не дать им войти внутрь, — подумал Климов. — В тесноте не больно разойдешься».
Крэк… Решетка подалась и стала отходить от Климова. Сытый отсунулся, амбал шагнул назад, квадратный увалень пропал за их фигурами, и Климов бросился всем телом на решетку. Металлическая рама угодила сытому по кисти, он взъярился. Пихнул в сторону амбала и еще раз получил удар, теперь уже по локтю.
— На пол, суки! — рявкнул Климов и отпрыгнул от решетки с пистолетом Сытого, мгновение назад торчавшим у того за поясом. — Стреляю!
Сытый и Амбал спешили, столкнулись лбами, сели, и Климов, приседая вместе с ними, выстрелил в Квадратного, чья пуля высекла из металлической решетки лязг и искры.
Не хотелось, да пришлось.
Выхода не было.
Два других выстрела оставили Амбала с Сытым на полу, возле решетки.
Климов перепрыгнул через их тела, взлетел по лестничке и покатился в сторону — в него уже стрелял из автомата часовой: в бронежилете, в каске, в наколенниках.
Он бил короткими очередями, двигался зигзагом, падал, вскакивал, стрелял… неумолимо приближался.
Опытно, расчетливо и быстро.
Две тусклых лампочки под потолком «дробильни» Климов так и не разбил, хотя стрелял прицельно — пистолет чужой, не слушался руки. И это раздражало. К тому же и в обойме оставалось два патрона. Надо было поберечь.
Дождавшись, когда ушлый часовой рванулся вбок, залег за кучей щебня, перезаряжая автомат, Климов вскочил и со всех ног метнулся в его сторону. Спасибо, он был босиком, бежал неслышно, а у часового все никак не получалось поменять рожок. Когда он высунулся с автоматом, было поздно — Климов в прыжке, в падении, ударил его в шею рукоятью пистолета. Метил в шею, но попал по локтю, выбил автомат, провел захват и покатился по щебенке, ощущая бешеную силу часового. Заклинив пальцем спусковой крючок, он мешал Климову произвести выстрел. Норовил ударить каской, бил коленом. Сильный, ловкий, удивительно бесстрашный. Климов со всей силы надавил на спусковой крючок и, подломив под себя руку часового, вывихнул ему этот проклятый палец.
— У-у-у! — яростно скрипнул зубами часовой и ha мгновение ослабил хватку. Этого было достаточно, чтоб вырвать пистолет и ткнуть стволом под каску, но не больше. Рыкнувший от боли и обиды часовой перекатился через голову и потянулся к автомату. Климов выстрелил, но пуля только тюкнула бронежилет, не причинив вреда тому, в кого летела. Часовой уже схватился за рожок, рванул к себе, вскочил на ноги и… не смог выпустить очередь: рожок перекосило. Климов использовал заминку в свою пользу: бросил тело влево и вперед, в подкате сбил на землю часового, выстрелил ему под мышку, вырвал автомат, переметнулся через кучу щебня, вскочил на ноги и, пригнувшись, кинулся бежать к стоявшему поодаль транспортеру. Из-под зубчатых жерновов «дробильни» на него, должно быть, сыпался щебень и перебрасывался лентой транспортера в вагонетки. Пока бежал, петляя и ныряя, успел защелкнуть перекошенный рожок, взвести затвор, проверить бой: два раза выстрелил через плечо короткими очередями. Пистолет Сытого, естественно, полетел в сторону.
Лишняя тяжесть.
Подбегая к транспортеру, уже видел, как открывается боковой вход справа и в него ныряют двое. Один за одним, да в разные стороны. Оба в спешке не поймали Климова в прицел, зато он смог свалить короткой очередью первого, метнувшегося к транспортеру. Перелетев через упавшего, Климов укрылся за его телом и еще раз ощутил отдачу задрожавшего в его руках «Калашникова». Патронов не жалел. Рядом валялся автомат убитого. Да и в подсумке у лежавшего были рожки.
Не чувствуя сопротивления, еще вогнал две длинных очереди в угол, в темень, где залег второй «десантник», и, захватив подсумок с автоматными рожками, ринулся к выходу.
Уйти ему не удалось.
Кто-то упал на спину, завалил и хладнокровно стал душить. Классическим захватом.
«По перекрытиям подкрался, — догадался Климов и, набычившись, напрягшись, изловчившись,
Вывернулся на мгновенье и опять попал в железные тиски.
Ударил в пах. Промазал. Двинул локтем. Что слону дробина… Ч-черт… Сверкнуло лезвие — Климов подставил
Глава двадцать пятая
Ему примеривали маску смерти. Зло, напористо и деловито.
— Хэк! — чей-то короткий мощный выдох
Тиски разжались, и бесчувственное тело чужака свалилось рядом. Тяжко, глухо, обезволенно.
— Лежи спокойно, — произнес знакомый голос, и до Климова дошло, что его спас Петр. Только он умел так четко ломать шеи.
Климов подал ему руку, и тот одним легким рывком поставил его на ноги.
Обнялись.
— Как ты? — озабоченно вгляделся в глаза Климова сочувственно-суровый Петр и, услыхав, что все «нормально»,
Выдернув из-под безжизненного тела автомат, Климов рванулся вслед за ним, держа боковым зрением центральный вход в «дробильню». Уже выскакивая в темень, поскользнувшись на разжиженной земле и еле удержавшись на ногах, услышал посвист пуль и эхо выстрелов.
— Бежим! — прикрикнул Петр и растворился в ночной хмари. Климов чудом поспевал за ним. — На выстрелы не отвечай, держись за мной.
— Я босиком.
— Сейчас обую.
