заполнен следователями, журналистами, работниками прокуратуры Союза ССР. Я находился в своем кабинете. Неожиданно подал голос прямой телефон с Рекунковым. Взял трубку. Генеральный сухо пригласил к себе. Я поднялся на пятый этаж, вошел в его кабинет. Сейчас уже не помню, находился в нем кто-нибудь, кроме Рекункова, или он был один. Генеральный спросил меня: «Знаешь ли ты, что в зале демонстрируются миллионы и приглашены журналисты?» Я ответил утвердительно. Тогда он сказал, что надо как-то свернуть это мероприятие, пора журналистам уходить. «Спустись вниз, в зал, скажи несколько слов прессе, сообщи, что мы готовы выйти на большой брифинг. Для этого пусть назовут перечень вопросов, — продолжал Рекунков, — на которые мы бы ответили. А сейчас надо завершить весь показ».
Я пошел исполнять его указание. Рекунков не случайно пригласил меня. Будучи в то время первым заместителем начальника Главного следственного управления прокуратуры страны, я по распределению обязанностей одновременно возглавлял отдел, который осуществлял надзор, курировал и организовывал следствие по делам о хищениях, взяточничестве, о других корыстных преступлениях. Мои полномочия не распространялись на следственную часть прокуратуры Союза, которую возглавлял тоже заместитель начальника Главного следственного управления Г. Каракозов. Однако в нашем отделе концентрировалась вся информация о делах названной категории по всей стране. Поэтому Рекунков полагал, что я смогу очень коротко осветить для журналистов состояние борьбы с коррупцией в Союзе. Потом я узнаю о звонках Рекункову из высоких инстанций по поводу выставки. Ему высказали слова неодобрения, сказали, что она вызывает не совсем здоровый ажиотаж.
Перед журналистами я стоял не более 10 минут, со мной рядом оказались Гдлян, С. Салаутдинов. Пока я говорил о подготовке большого брифинга по материалам следствия не только в Узбекистане, но и в других регионах, фоторепортеры запечатлели меня с Гдляном. Эти снимки будут опубликованы в некоторых журналах.
После того, как я возглавил группу по расследованию гдляновских нарушений, Иванов вспомнит о фотографиях, покажет их по ленинградскому телевидению. Конечно, снабдит соответствующим комментарием, с критикой в мой адрес, дескать тогда был с нами, а теперь переметнулся к другим. Меня это совершенно не выводило из равновесия, ибо их человеком я никогда не был.
Скажу откровенно, гдляновскими миллионами в первые месяцы следствия, можно сказать вообще в 1989 году мы почти не занимались. На нас свалился огромный объем работы, связанной с нарушениями законности при задержаниях, арестах, в целом при привлечении граждан к уголовной ответственности. Начав следствие, мы понимали, что от нас скоро потребуют хоть каких-то, но результатов, пусть промежуточных, пусть предварительных, но потребуют. Уж слишком большие споры разгорелись вокруг гдляновского вопроса. Кроме этого, на нас действительно обрушились десятки, сотни заявлений от граждан из Узбекистана с просьбами и требованиями восстановить справедливость, реабилитировать невиновных.
Я также хорошо понимал: начни мы проверять сразу реальность изъятых миллионов, чистоплотность Гдляна и его следователей — нас тут же обвинили бы в предвзятости, в стремлении к компрометации группы, так как основным вопросом в понятии многих были задержания и аресты граждан.
Однако уже в первые месяцы мы стали получать информацию о серьезных нарушениях в работе с вещественными доказательствами, о злоупотреблениях некоторых следователей группы Гдляна. Мы накапливали ее, откладывали в сторону, копировали наиболее важные протоколы допросов. И только в начале 1991 года у нас реально появилась возможность, да и мы посчитали — настало время заниматься вплотную ценностями.
Первое, на что обратили внимание, это на разные цифры изъятых миллионов, которые называл сам Гдлян, рекламируя свою работу. В одном случае это было 40 миллионов, потом 44, затем в прессе и на телевидении сообщалось, что он привез очередной 45-ый миллион. Сорвалась с его уст и цифра 140 миллионов. Об этом говорилось на сессии Верховного Совета СССР в апреле 1990 года. Так где же правда? Сколько же все-таки Гдлян и его группа изъяли, реально вернули государству?
Ответить на эти вопросы оказалось весьма сложно. Дело в том, что в то время в следственной части не было жесткого учета и контроля вещественных доказательств. Порядок наводить стали после увольнения Каракозова, Гдляна, Чижука, Иванова и некоторых других работников следственной части. Толчком к этому послужило и наше расследование. Огромным препятствием к установлению истины было полное обезличивание изъятых денег, облигаций, ювелирных изделий по гдляновским делам. Все складывалось в одну кучу, в один мешок и после этого уже никто не мог точно сказать, у кого и какие ценности изъяты, кому они принадлежат.
И все-таки, несмотря на это, я могу утверждать, что Гдлян крупно блефовал, когда называл цифру в 140 миллионов рублей, им изъятых. Правда, это было один раз и больше никогда он эту цифру не называл. В пылу саморекламы он присоединил к своим миллионам несколько миллионов, реально отысканных у расхитителей, взяточников и возвращенных государству другими следственными группами, работающими в Узбекистане. Самые большие изъятия были по делам о приписках хлопка, и особенно в начале расследования. Пожалуй, чаще всего удача в этом сопутствовала узбекским следователям и оперативным работникам, а также прикомандированным работникам правоохранительных органов из других регионов страны. Но об этих миллионах мало кто знает. Смолчала о них и демократическая пресса, ибо их изъяли другие следователи, люди более скромные, да и сработали они гораздо профессиональнее.
Хорошо зная Т. Гдляна, его тщеславие и неуемное самовозвеличивание, я не верил а реальность и 45 миллионов. Меня насторожила и вакханалия з изъятии, хранении и учете изъятых ценностей. Обратился к Генеральному прокурору СССР А. Я. Сухареву с просьбой создать компетентную ревизионную комиссию и провести полную инвентаризацию вещественных доказательств, их движение по делам Гдляна за 1983– 1988 годы. Такая комиссия была скомплектована и в августе 1990 года приступила к ревизии. Это была очень сложная, весьма объемная и кропотливая работа. Вычитывались протоколы обысков и выемок, осмотров вещдоков, квитанции на сдачу ценностей в банки и Гохран. Сверялись протоколы показаний, расписки о получении и выдаче денег, ювелирных изделий.
После долгих дней работы комиссия представила сводный акт и таблицы-приложения к нему. Выводы оказались неожиданными для многих. Изъятие денег и ценностей по 45 изученным гдляновским уголовным делам характеризовалось следующими данными:
Изъято
денег — 14 679 733 руб. 85 коп.
— ювелирных изделий и золота на сумму — 10 526 239 руб. 75 коп.
— облигаций на сумму — 1 886 830 руб. 50 коп.
— иных ценностей на сумму — 889 349 руб.
— Итого на сумму — 27 982 153 руб. 10 коп.
Наложен арест на имущество — 1 258 130 руб. 77 коп.
Наложен арест на вклады — 447 201 руб. 06 коп.
Итого — 1 705 331 руб. 83 коп.
Итак, с большими натяжками набиралось 30 млн. рублей. Конечно сумма немалая, но где же остальные 15 миллионов? Я ведь хорошо помню видеосъемки: самолет, трап, улыбающийся Гдлян, а следом за ним несут мешки с миллионами, счет которым, по его словам, перевалил цифру «40».
Да, Гдлян блефовал в миллионах, но не верилось, чтобы вот так, на одну треть, на 15 миллионов было приписано. Если это не блеф, или маленький блеф, то куда же делись миллионы?
Не этой ли недостачи испугались Гдлян и Иванов, убегая в Армению еще за одним депутатским мандатом? Думаю, их меньше всего трогали нарушения законности при арестах, задержаниях и допросах. С этим многие, к сожалению, свыклись. Когда в Закавказье в 1988–1989 годах пришлось возглавлять следственные группы по расследованию фактов разжигания межнациональной розни и их последствий, мы слышали, что гдляновские миллионы воюют в Карабахе и понятно, на чьей стороне. Конечно, это предположение или одна из возможных версий. Поэтому вернемся к более реальным фактам, к тому же акту ревизии. В нем отмечено, что в ходе расследования при изъятии, хранении и сдаче ценностей по 23 делам допускались серьезные нарушения требований ст. 154, 159, 160 УПК Узбекской ССР, а также недобросовестное исполнение служебного долга членами следственной группы.
Изъятые в ходе обысков и выемок у обвиняемых, их родственников и знакомых деньги, ювелирные
