Каракозова. Ведь доходило до того, что именно он давал указания начальнику, а тот смиренно их исполнял и даже извинялся, если что-то не вовремя было сделано.
Каракозов не упускал случая, чтобы не поучаствовать, а точнее не поприсутствовать при больших изъятиях денег, ценностей. В октябре 1986 года он прибудет в Ташкент, а оттуда вместе с Гдляном, другими следователями вылетит в Ургенч. Затем все на автомашинах приедут в колхоз имени Калинина Ташаузской области в Туркмении. Отыскав дом Саидова Юлдаша, ему предложили выдать деньги. Тот не стал «запираться», привел следователей в сарай и из земли извлек два больших свертка. В свертках находились два дипломата-портфеля и чемодан с деньгами. Купюры были достоинством от 5 до 100 рублей. Обнаруженное занесли в дом, высыпали на пол. Каракозов предложил не пересчитывать деньги, а просто сделать их сортировку. Пачки с купюрами в 50 и 100 рублей складывали в дипломат, а с другими купюрами — в чемодан. В дипломат деньги складывал Каракозов. Этот дипломат находился в стороне от чемодана, напротив окна. Каракозов брал пачки денег из общей кучи и шел к дипломату. Таким образом он оказывался на некоторое время один на половине дома, а на второй половине находились следователь Ибрагимов и понятые.
Дальше я предоставляю слово участнику операции по изъятию денег Исмаилову Рахиму: «Через некоторое время Каракозов дал команду мне и Головину освободить комнату и обеспечить охрану дома со стороны улицы, чтобы никто не подходил. Мне лично эта команда показалась странной. Я и Головин вышли из комнаты, поскольку на время проведения этого мероприятия мы подчинялись Каракозову. В комнате остались Каракозов, следователь Ибрагимов и один понятой, фамилии его не помню. В комнате горела электрическая лампочка, на улице было темно. Находясь на улице, я прекрасно видел все, что происходило в комнате, поскольку заглядывал в комнату через окно. Окно в указанной комнате расположено на противоположной стене от входа с левой стороны, без занавесок. Я и Головин находились друг от друга на расстоянии примерно 3–4 метра, было тихо, не разговаривали между собой. Я несколько раз заглядывал в комнату через окно и видел, как Каракозов носил деньги в пачках, которые брал с пола на участке комнаты, где сидел Ибрагимов. Он носил по две пачки и складывал деньги в дипломат, который находился на стуле на расстоянии 2–2,5 метра от окна. Когда Каракозов в очередной раз нес деньги, я смотрел в окно: я помню, что в одной руке у него была пачка денег в купюрах достоинством по 100 рублей, а в другой — пачка денег в купюрах достоинством по 50 рублей. Я видел внешнюю часть пачек. Пачки с указанными купюрами Каракозов складывал в дипломат. Когда я посмотрел через окно в комнату, то увидел как Каракозов посмотрел по сторонам, незаметно для участников упомянутого следственного действия положил во внутренние карманы форменного кителя две пачки денег. В этот момент дипломат с деньгами был практически полный. Какими конкретно купюрами Каракозов положил две пачки денег в карманы форменного кителя я сказать не могу, поясняю, что в указанный мною дипломат Каракозов складывал деньги купюрами достоинством 50 и 100 рублей. Я был возмущен поступком, отошел от окна и сказал Головину: «Каракозов что-то мудрит». Я рассказал Головину о том, что Каракозов положил две упаковки денег в карман. Когда мы стояли около окна, то Каракозов, услышав наш разговор с Головиным, открыл окно и поинтересовался обстановкой. Мы ответили, что все нормально. Каракозов разрешил войти в комнату. Мы действительно хотели войти в комнату, в это время Каракозов вышел нам навстречу, был взволнованный. Он отошел в левую сторону от дома и выпал из нашего поля зрения. Где-то через пять минут он вернулся. После изъятия денег я, Головин, Каракозов в одной машине приехали в Ургенч, где о случившемся я доложил Анисимову. На мой взгляд, разбирательством этого вопроса никто не занимался.
Я твердо заявляю, что это был Каракозов Герман Петрович: перед выездом на изъятие денег следователь Гдлян представил его как руководителя нашей группы».
А вот что рассказал Головин: «Дипломат, в который Каракозов укладывал пачки денег, находился на стуле в таком положении, что процесс укладывания денег хорошо просматривался через окно с улицы, в то же время для остальных участников укладки денег действия Каракозова полностью не просматривались. В момент нахождения на улице около дома Исмаилов был от меня на незначительном расстоянии, мы не разговаривали, выполняли обязанности по охране проводимого мероприятия. Обходя дом, Исмаилов оказался у окна и задержался там на некоторое время. Что происходило в тот момент в комнате, я не видел. Вдруг ко мне быстрым шагом подошел Исмаилов, вид его был растерянный и взволнованный. Обращаясь ко мне, он сообщил, что только что своими глазами видел, как Каракозов, взяв деньги у Ибрагимова, развернулся к нему спиной, подошел к дипломату и стал их укладывать. Выбрав момент, когда за ним никто не наблюдал, положил две пачки денег во внутренние карманы форменного кителя. Исмаилов пояснил позже, что пачки были спаренные и купюрами по 50–100 рублей. Мы допустили неосторожность, стали оживленно разговаривать. Услышав шум за окном, Каракозов быстро вышел на улицу, вид был растерянный, руки тряслись и заискивающим, дрожащим голосом завел с нами разговор о том, не видели ли мы посторонних лиц. Затем Каракозов отошел от нас и от дома и через некоторое время вернулся. Он пригласил нас зайти в дом. Первоначально я не хотел, а затем вошел в комнату, где увидел, что деньги были уложены в дипломат, подсчет денег не производился. Протокол добровольной выдачи был составлен и подписан участниками указанного следственного действия. Затем мы уехали в Ургенч и о случившемся Исмаилов доложил начальнику подразделения Анисимову. На следующий день Анисимов сообщил нам, что доложенное о происшедшем при изъятии денег, с его слов, стало достоянием следователя Гдляна. По прибытии из командировки в Ташкент Головин и Исмаилов написали рапорта, которые передали Ю. Н. Анисимову.
Ю. Н. Анисимов полностью подтвердит показания Головина и Исмаилова. Те ему доложат о случившемся сразу же по возвращении из Ташаузской области. Оба предложили принять решительные меры по изобличению Каракозова. Однако время было упущено. Через несколько часов Анисимов сообщил о происшедшем Гдляну, надеясь, что тот примет какие-то меры. Но Гдлян лишь спросил о возможности поделиться информацией с Ивановым.
Ю. Анисимов также рассказал: «После моего сообщения следователь Гдлян не стал опровергать приведенные мной факты и сказал: «Вот с кем приходится работать!» Следователь Гдлян возмущался действиями Каракозова и дал правовую оценку содеянному Каракозовым, расценив это как хищение государственного имущества в крупных размерах».
Я не буду столь категоричен в оценках, как Гдлян. Каракозову мы не предъявляли обвинения за совершение хищений. Однако у меня были основания думать, что сообщение Анисимова Гдляну и явилось для последнего той «компрой» на Каракозова, которая позволяла ему «управлять» своим шефом.
Закончить же рассказ о ташаузской истории хочу небольшим дополнением. Мы допросили понятых, следователей. Они почти также описали обстоятельства изъятия и сортировки денег в доме, но заявили, что не были очевидцами хищения, возможно и по объективным причинам, из-за его скрытности для них. Провели мы проверку показаний на месте, следственный эксперимент, которые подтвердили возможность видеть через окно дома Саидова Юлдаша все, что происходит внутри и даже читать названия книг, лежавших в комнате недалеко от окна. Однако вопрос о доказанности или недоказанности так и остался открытым. Генеральный прокурор, хотя и прекратил дело в отношении Каракозова, но по ташаузской истории он не обмолвился ни единым словом. Да и не мог этого сделать в силу полного незнания материалов дела.
Теперь пора вновь вернуться к Гдляну. Конечно, о сообщении Ю. Анисимова он не доложил руководству прокуратуры Союза ССР, хотя и обязан был доложить, независимо от достоверности или недостоверности информации. Гдлян любил собирать «компры». С их помощью он делал послушными, рабски преданными некоторых следователей своей группы. Ему и Иванову докладывали, кто из следователей где и когда был, пил ли спиртное, встречался ли с женщинами, что покупал и т. д. Это одна сторона дела. Но не менее важна и другая. Гдлян страшно боялся «вынести сор из избы», ибо в любое время сам мог оказаться в неприглядном виде. К концу 1986 года он был многим отягощен, хотя бы разукомплектованием автомашины Рузметова А., фальшивым актом на списание видеокассет, рядом самоубийств людей, так или иначе соприкасавшихся с его следствием.
Но нам пришлось столкнуться и с более серьезными заявлениями в отношении Гдляна. Начну с показаний Ю. Писаревского, бывшего следователя гдляновской группы, который рассказал об одном изъятии дипломата с деньгами.
«При вскрытии дипломата в нем оказалось 458 тысяч рублей. Эти деньги закрыли в сейф. Один ключ остался у меня, а другой у Гдляна или Иванова. Сейф опечатали печатью, которая была у Гдляна. У меня
