Общественная жизнь нации похожа на прокрустово ложе, на котором социальный интеллект каждого индивида или оглупляют или развивают до строго необходимого уровня, да и сам человек, пожалуй, за исключением гениев, чтобы преуспеть и не оказаться изгоем с радостью и желанием принимает общественные требования и нормы.
Все сказанное объясняет, почему уровень социального интеллекта наций настолько стабилен во времени и пространстве. Поэтому русские всякий раз оказываются менее цивилизованными и грубыми относительно всех европейских народов. Я уже упоминал о многовековой склонности далеких предков русских к преступности (воровскому шатанию), которую мы наблюдаем и сегодня, спустя почти две тысячи лет. Это касается и склонности к автократии, иерархии и беззаконию: еще в конце 12 – начале 13 столетия Даниил Заточник в своем “Молении” повествует о том, что на Руси князь подобен солнцу и только человек находящийся под его покровительством и защитой может относительно спокойно жить, не опасаясь унижений, нападений или грабежа. Иными словами в отсутствии и бездействии закона и нравственности можно положиться исключительно на внушаемый князем страх. То же самые мы видим и при Иване Грозном, разделившим народ на две части, одной из которых, опричникам, дозволено все, а у другой, которая не обладает никакими правами, нет никакой защиты; потом при Петре и последующих царях, а ныне при Путине.
Что важно, национальный уровень социального интеллекта охватывает каждый общественный слой. Конечно, я не отрицаю того, что социальный интеллект юристов или банкиров выше, чем у разнорабочих или певцов и актеров. Однако я утверждаю, что различие уровней социального интеллекта у различных слоев и профессиональных групп какой-нибудь нации значительно меньше, чем, скажем, между конкретными профессиональными группами разных стран: к примеру, между британскими и российскими юристами, хотя, внешние проявления – поведение, привычки, диктуемые образом жизни и характером профессии, казало бы, говорят об обратном. Прекрасный пример этому принудительное заселение Австралии. Первоначально значительная часть населения состояла либо из каторжников, либо сомнительных личностей, бежавших от нищеты, тюрьмы или кредиторов. Но, несмотря на специфические наклонности и привычки этих лиц, они обладали одним важным преимуществом – развитым социальным интеллектом, который передавался их детям и внукам, принеся на эту пустынную и дикую землю в удивительно короткие сроки независимость, свободу, процветание и достаток. И что интересно, австралийский климат, существенно отличающийся от климата Британских островов, придав некоторую вялость манерам переселенцам и их потомкам, никоим образом не повлиял на уровень их социального интеллекта.
Кроме этого, если каждому уровню социального интеллекта соответствует определенный уровень общественной морали и известная степень общественной свободы, тогда любые случайно вносимые историей дисбалансы между тремя этими категориями должны достаточно быстро быть устранены. Например, если в стране с высоким уровнем развития социального интеллекта у населения по какой-либо причине устанавливается авторитарный режим (захват власти местным диктатором, как это было в Испании и Италии в 20-ом столетии или в результате иностранного вмешательства, как это было неоднократно в Польше за последние несколько веков), то он будет непрочен и шаток, так как не соответствует характеру народа. В свою очередь, после его свержения общественная и политическая жизнь очень скоро войдут в свое привычное русло. В России же самая демократическая политическая система будет быстро извращена или заменена на другую более подходящую русскому народу. Проще говоря, инородная система управления не способна изменить национальную ментальность и в лучшем случае способна оставить после себя весьма узкий и короткий шлейф в народном сознании.
Нужно заметить, что степень общественной свободы, вероятно, гораздо в большей мере зависит то уровня социального интеллекта и нравственности нации, нежели от действующего законодательства. Самая ужасная форма деспотии в цивилизованном мире может доставить гораздо больше свободы, достоинства и благополучия по сравнению с самой демократической и безупречной формой правления прописанной в конституции и законах какой-нибудь дикой страны (говорят, сталинская конституция в момент ее принятия была самой совершенной в мире). Прописать на бумаге можно все что угодно, но исполнить написанное – далеко не всегда. У нации с низким интеллектом, примитивной и слаборазвитой системой общественной морали не может быть ни беспристрастного и качественного правосудия, ни ответственной прессы, ни многого другого столь необходимого для спокойной и безопасной жизни граждан.
Тут необходимо заявить что, различая нации по степени или уровню их социального интеллекта, я вовсе не имею в виду никакой генетической или расовой ущербности или же неполноценности одних наций и неоспоримое превосходство других. Когда русская семья попадает на запад, то хотя ее члены и обладают весьма ограниченным и неразвитым социальным интеллектом, однако его вполне достаточно, чтобы копировать социальное поведение коренного населения. Затем в семье рождаются дети, которые при значительном общении с местным населением с самого детства в итоге достигают привычного для данной нации уровня интеллекта. В отличие от своих родителей они уже не просто слепо копируют, а хорошо понимают протекающую вокруг них социальную жизнь.
Уровень социального интеллекта населения во многом определяет тип сознания или менталитет нации. В России господствует общинно-националистический тип сознания, и хотя это более прогрессивный тип по сравнению типом присущим первобытному обществу в эпоху господства родоплеменного строя, однако же, он является довольно архаичным. Сейчас я попытаюсь его описать.
В 19-веке в Российской империи отменили крепостное право. При этом крепостные крестьяне вовсе не горели желанием получить свободу, как это думали многие в Европе, когда пытались защитить угнетаемых. Дело в том, что крестьяне жили общиной, в которой было строгая дисциплина. За каждой общиной был закреплен определенный земельный участок, который она обрабатывала, и который, как и люди, принадлежал помещику. Причем земля не могла быть продана помещиком без обрабатывающих ее людей. В свою очередь, освобождение крестьян отрывало дорогу более свободному обращению земли и развитию капиталистических отношений в сельском хозяйстве. Все это угрожало существованию общины, которая воспитывала и контролировала своих членов не только в процессе труда, но и в бытовой жизни, платила за них налоги и т.д. Русские не уважают законы, считая, что они созданы для того, чтобы их обобрать и унизить. Распад общины грозил появлением на просторах империи миллионов свободных и нищих бандитов, потерявших контроль и надзор. Для русских индивидуализм и свобода часто стоят в одном ряду с порнографией, педофилией и наркоманией, потому как у них они приводят к не менее плачевным результатам. В итоге отмена рабства сверху ни к чему не привела: в 20-ом столетии общину заменили колхозы, члены которых до 60-х годов не имели даже паспортов.
Но не стоит думать, что общинное сознание связано исключительно с сельской общиной или обработкой земли; в городах этот тип сознания, преломляясь через особые городские условия, всегда существовал и процветает сегодня в несколько иной форме. Там община охватывает не группу людей занятых возделыванием одного участка земли, а некую группу лиц, объединенных по самым различным признакам – родственным, дружеским, совместной работе и другим. Иными словами, общинный тип сознания, не изменяясь в своей сущности, под давлением перемен в производственных условиях или их особенностей предстает в новых внешних формах.
