Несколько минут длилось молчание.
— Ну, на что там сердиться! — сказал наконец Холмс.
— И правда, коллега! — ответил искренне американец. — Не все ли равно, кто из нас взял первый приз! Ведь мы работаем не для себя, в самом деле!
И оба сыщика крепко пожали друг другу руки.
— Идемте к нам! — сказал Холмс.
Все четверо мы подняли бесчувственное тело Мамат-Бея и направились к оставленной арбе, с которой теперь вместо рыданий раздавался веселый девичий смех.
Спустя пять дней наш караван прибыл в Батум.
В убитом нами разбойнике полиция опознала знаменитого кавказского разбойника Тамир-Хана, а в раненом — его главного помощника Крым-Гирея, который спустя три месяца был повешен.
С истреблением этой шайки похищение девушек совершенно прекратилось и на некоторое время на Кавказе воцарилось сравнительное спокойствие.
Тайна отца
I.
Шерлок Холмс только что возвратился из сыскного отделения, куда его вызывали по одному очень запутанному делу, когда его кухарка Анна подала ему маленький, изящный конверт.
— Барышня какая-то без вас приходила, — пояснила она.
— Вас не застала, так оставила записку.
— Раньше она бывала у меня? — спросил сыщик, разглядывая совершенно незнакомый почерк на конверте.
— Нет, не бывала, кажись! По крайности я не знаю! Очень просила исполнить их просьбу… Видно, горе большое у бедненькой! — ответила со вздохом Анна.
— Почему ты так думаешь?
— Да уж больно бледненькая… и глаза словно наплаканы. Говорит, а голосок так и дрожит.
— Давно была?
— С полчаса назад.
— Ну ладно, ступай!
Оставшись один, Холмс вскрыл письмо и прочел:
«Умоляю вас уделить мне несколько минут. Мне указали на вас; говорят, вы сможете помочь мне. Зайду через час. Если вам будет некогда, то назначьте время.
Шерлок Холмс еще раз прочитал письмо, повертел в руках и, положив его на стол, уселся на диван, взяв в руки недочитанную газету.
Сначала он прочел передовицы и телеграммы и принялся было за провинциальный отдел, как вдруг в передней брякнул звонок.
— Вероятно, она! — подумал сыщик.
Действительно, через минуту вошла Анна и таинственно шепнула:
— Эта самая барышня! Звать, что ли?
— Ну, конечно! — ответил Холмс.
В комнату робко вошла хорошенькая девушка, лет двадцати, очень бледная, с красивыми голубыми глазами, как-то наивно и робко смотревшими из-под длинных, темных ресниц. Одета она была со вкусом, очень опрятно, но не богато.
Из драгоценных вещей на ней виднелась только бронзовая брошь и недорогое колечко.
Переступив порог, она вдруг смешалась и покраснела, словно ее поймали на месте преступления.
Холмс быстро встал ей навстречу.
— Я вижу, вы очень стесняетесь! — заговорил он ласково.
— Но уверяю вас, что это совершенно лишнее! Я с удовольствием выслушаю вас и помогу чем в силах.
— Спасибо вам! — тихо проговорила девушка. — Значит, вы выслушаете меня?
Сыщик улыбнулся.
— Садитесь и рассказывайте, — произнес он ласково.
Девушка откинула нетерпеливо упрямую прядь волос, упавшую ей на лоб, села в кресло и заговорила.
II.
«Как вы уже знаете из оставленного мною письма, меня зовут Ольгой Николаевной Морашевой.
Отец мой — чиновник, служит в министерстве и, в настоящее время, получает сто пятьдесят рублей в месяц.
Он сам виноват, что карьера его остановилась.
У него были сильные связи, сам он происходит из очень хорошей семьи, получил воспитание в лицее и у него были все шансы, чтобы сделать великолепную карьеру. Даже средства у нас были.
Но… отец всегда вел чересчур беспутную жизнь. Первую свою жену — мою мать — он бросил и она умерла в бедности, а вторую жену буквально вогнал в гроб побоями.
Он вечно кутил, водил компанию с разными темными личностями, совершенно забросил порядочное общество, и немудрено поэтому, что скоро все отвернулись от него.
Если его до сих пор еще не выгнали со службы, то единственно ради того, что начальники его и некоторые влиятельные лица еще помнят дедушку и… ради меня.
Мне теперь девятнадцать лет.
С отцом у меня всегда были очень недружелюбные отношения.
Я не могу ему простить отношения к покойной матери, а он попросту ненавидит меня.
Вы спросите, конечно, почему же я с ним живу?
Я могу только одно ответить: не живи я с ним, он давно погиб бы, а мне… как-никак жалко его.
Он не сознает этого и всегда считал меня обузой.
Конечно, не с материальной точки зрения, так как я зарабатываю уроками не меньше семидесяти пяти рублей в месяц, а трачу на платье не более двадцати пяти. Значит, остальные пятьдесят рублей идут целиком на хозяйство.
Но… я ему в тягость, так как он не может превратить свой дом в вертеп.
Лишь только мне исполнилось шестнадцать лет, как он принялся твердить мне, что хорошо было бы мне выйти поскорее замуж.
Он рад был отдать меня кому угодно, лишь бы отвязаться от меня.
Но я не чувствовала ни к кому любви и поэтому не торопилась.
Так шло дело до нынешнего года.
В этом году я встретилась случайно, у одной из подруг, с одним молодым человеком, неким Николаем
