Зачем левизна богатому правому ворюге — понятно. Он закон он нарушает серьезно, когда крадет у народа ресурсы. Но когда он спонсирует смельчаков, которые писают на пол в храме, его «правое» воровство обретает «левый» смысл. Ворюгу не ассоциируют с разбоем, но ворюга проходит по ведомству альтернативной культуры. И воры окружили себя свитой новаторов. Галерея, спонсирующая выставки Кабакова и венецианские биеннале на деньги торговца оружием, журнал АртХроника, проедающий деньги целлюлозно-бумажных комбинатов, — это культурная реальность. Это вам не унылые «правые» бюджетные гроши министерства культуры — это прогрессивные «лево-правые» бабки современного мира.
Релятивизму «левых» не грозит унижение. Им не привыкать, они давно на панели. Левой идеей называли приятную провокацию, напоминающую властям, что, мол, «мене, текел, фарес». Новаторы регулярно пишут на стене цивилизации огненные буквы, пугают царя, — но используют все возможности поживиться, пока Ашурбанипал жив. Требуется царя разволновать, явить ему огненные буквы на стене — можно написать неоновыми трубками, можно выложить буквы какашками — а когда царь возбудится, с него бабло урвать легче. Левый — это «провокатор». Оскорбительно для Антонио Грамши, Эрнста Тельмана или Огюста Бланки, но так получилось.
Альянс левых провокаторов с правым ворьем — и есть скрепа сегодняшней культуры.
От американских нео-троцкистов и украинских нео-махновцев — и до барселонских анархистов и берлинских наркоманов — теперь все левые, и все за свободу. Окупай (подставьте станцию) — это что: левое или правое? Никто не знает. Левая идея стала безразмерной как нейлоновый носок. И философ Деррида, и трансвестит Владик Монро, и коменданте Маркос и Карл Маркс, и Петлюра и Эрик Хобсбаум, и Тони Негри и Зюганов, и Удальцов и Жижек, и Ноам Хомски и сервильная Катя Деготь, которая устраивает выставку советского нижнего белья — это все вместе «левое». И риторика у всех похожа.
Можно, разумеется, левыми проектами именовать все подряд: и Гуляйполе Махно, и фаланстеры Фурье, и коммунизм Маркса, и режим Пол Пота. Так и поступают, для простоты борьбы.
Но с таким же успехом, можно назвать «капитализмом» все: от солнцевской ОПГ до Дойче Банка, от теорий Хайека до практики Мавроди. Можно сравнить гедонизм Чикатилло и Лоренцо Медичи.
Это и впрямь похоже, однако не одно и то же.
Классическая «левая» идея (идеал Маркса) состояла в возрождении античного полиса.
Вот и все. Вот так просто.
Античный город равных, который европейская история пыталась воспроизвести несколько раз — во время Итальянского Возрождения, в романтике Германских княжеств, во время Французской революции — был прообразом коммунистического общества, как его представлял Маркс.
Античный полис равных, в котором рабство будет преодолено механизацией труда, — явит такое общество, где свободное развитие каждого будет условием свободного развития всех. Ничего лучше, чем античная гармония развития личности — Маркс не знал и ни к чему иному никогда не стремился. На том этом этапе, когда механизация устранит угнетение вообще и навсегда, нужда в государстве, как в скрепе социума, отомрет — поскольку уровень индивидуального сознания граждан полиса крайне высок. Граждане связны взаимными обязательствами касательно жизни стариков и детей, развития ремесел и наук, а также искусств и высокого досуга — каковой заменил развлечения толпы.
Принципиально важно, что основой «левой» идеи является античная гармония — это вообще начало любого марксистского анализа.
Античная гармония означает то, что в основу общества положен Человек, как мера всех вещей; эта мысль Протагора, не оспоренная и Платоном, являлась для Маркса основой общественного порядка.
Соответственно, в основу общественного идеала положена антропоцентричная (гегелевская) эстетика. Эта антропоцентрическая эстетика наследует античной — но знает понятие христианской жертвы — сегодня она исторична.
Такую антропоцентричную эстетику невозможно подменить ни идолами, ни жертвоприношениями, ни капищами, ни развлечениями толпы — одним словом, ничем таким, что ставит под вопрос цельный человеческий образ.
«Левая» идея — говорит о равенстве людей, но чтобы было возможно равенство людей, должен с необходимостью присутствовать человеческий образ. Вне человеческого образа — нет эстетики утопии, вообще нет никакой «левой» идеи; нет, и не может быть никакого «левого» дискурса.
Платоновское Государство должно быть преодолено изнутри — но при этом не разрушена взаимная ответственность; Платоновское государство само собой перейдет в аббатство Телем, воспетое Рабле. Вы полагаете, что это утопия?
Если утопия, то в значительно меньшей степени, нежели предположение, будто передача недр земли в собственность кучки прохвостов — поможет благосостоянию всего общества в целом.
В отличие от Гайдара и прочих адептов прогрессивного разбоя, Карл Маркс и Франсуа Рабле полагали каждого человека — ценностью не гипотетической, не абстрактной, но реальной. Оба они опирались на эстетический проект Возрождения, который однажды состоялся в Европе — и однажды явил принципиальную возможность данной конструкции. Эта модель однажды работала, это не гипотеза, это доказано — что античный эстетический идеал развивается и трансформируется, он живуч.
Принципиально важно то, что именно античный эстетический идеал и может трансформироваться в идеальное государство — он несет в себе гуманистическую составляющую.
Профанация «левого» движения, сегодня подменила собой идею Возрождения — а классическая идея марксизма основана именно на этом опыте. Современный левый дискурс (с квадратиками, какашками, хулиганьем и антиправославной риторикой) относится к утопии Маркса и к утопии Рабле, к диалогам Платона и Эразма ровно так же, — как утехи Чикатилло относятся к досугам Лоренцо Медичи.
Но главное состоит в том, что данная идея — возрождение античного полиса на новом историческом материале — не является вообще «левой» идеей. Нет никакой «правой» идеи, которая эту идею может поставить под вопрос. Никого не требуется обжулить и впарить обществу негодный товар под видом легкого бунтарства.
Современное западное общество не может отказаться от своего античного наследия — это культурный, генетический код народа, этот код присутствует всегда. Вопрос в том, как его регенерировать.
Данный замысел не является левым или правым — он, собственно говоря, единственный. Как не является левым или правым христианский гуманизм, так и античный проект социума — остается образцом. Он иманентен культуре — его просто постоянно уничтожают в угоду «правому» или «левому» идеологу. Когда пруссачество объявляют подлинной Родиной «социализма» или видят в России ту единственную страну-мессию, которая одна и воплотит мечту — это неизбежно ведет к вранью. Когда социальная справедливость требует радикальной помощи, неизбежно прибегают к левой риторике — но, вообще говоря, справедливость не есть прерогатива левых — справедливость просто есть.
Ни Платон, ни Маркс — «левыми» не были. Это про них придумал правый идеолог Поппер, а до него так говорили те, кто хотел легализовать ворованное или хотел шантажировать богатых ворюг спекуляциями на свободные темы.
Революция в истории — это не более чем хирургия, многого революция не решает. Революция почти всегда восстанавливает античную эстетическую базу — иное дело, что ненадолго и искусственно. И тогда начинаются инфляционные процессы. Инфляция человеческого материала уносит куда больше жертв, нежели любая революция — а что выбрать сегодня, это решение болезненное.
Сегодня выход из кризиса требуется найти, в революции он или нет, зависит от степени запущенности заболевания, не главное — другое.
Главное состоит в том, что опасность представляет не революция, но прогрессивное невежество. Невежество и алчность порождают болезни, которые убираются трудно — чаще всего хирургическим путем.
Пустую левую риторику опровергнуть легко, а истину опровергнуть невозможно.
Руки и мыло (03.08.2012)
