— Ты с утра с ним об этом говорила?
— С доктором Коганом? Нет. Я позвонила брату в половине восьмого утра, он приехал и забрал нас. Мы тихонько ушли. Он ничего не заметил.
— А Кристен тебе что-нибудь сказала?
— Только на следующий день. А я сделала вид, что удивилась. Чтобы она не думала, будто я подглядывала.
— И больше ты доктора Когана не видела?
— Нет.
— А Кристен?
— Она ему звонила и даже, по-моему, приезжала.
— Он ее выгнал?
— Ну да. Сказал, они больше не могут встречаться.
— Почему?
— Потому что его с работы иначе выгонят.
Мэдден листает блокнот в поисках нужной записи. Ага, вот она.
— Кристен написала: «Не знаю, хотел ли доктор Коган меня обидеть, но последние несколько недель мне было ужасно грустно. Меня бросили». Она была расстроена?
Глаза Керри снова начинают блестеть от слез.
— Кажется.
— Кажется?
— Если честно, мне было все равно. Я видела, что ей больно, и радовалась. Типа, поделом ей. Чего хотела, то и получила.
— Она сказала доктору Когану, что была девственницей?
Слезы, одна за другой, текут по щекам Керри. Мэддену больно на это смотреть.
— Нет, по-моему, не сказала.
— Почему? — мягко спрашивает он.
— Она не хотела, чтобы он знал.
Мэдден протягивает следующий бумажный платок. Она смотрит ему в глаза. Кажется, ей нужно подтверждение. Нужно, чтобы ей сказали — она не предательница.
— Плохая из меня подруга, да?
Эти слова звенят над садом еще несколько секунд после того, как Керри замолкает.
— Плохая, да?
— Конечно, хорошая, — отвечает Мэдден.
Керри плачет, а Мэдден оглядывается на большое окно гостиной. Рядом с матерью Керри стоит Билл Кройтер. Они переглядываются, и Билл отходит от окна. Мэддену его больше не видно.
15
Доктор тоже человек
Коган начал дневной обход около четырех. Дневные обходы давались ему легче, чем утренние. Он просто заходил поздороваться, чтобы пациенты не волновались и знали: он про них не забыл.
Девушку в тот день он осмотрел последней. Коган не любил оканчивать день в плохом настроении, поэтому сначала он заходил к тяжелым больным, а уж потом к тем, которые точно шли на поправку. Когда Тед был маленький, он и ужин ел так же. Сначала съедал овощи, а уж потом все вкусное. Так было гораздо приятнее, и ничто не омрачало радости от поглощения мяса или курицы. Тед обожал эту часть ужина. По этой же причине ему было легко сначала сделать уроки, а потом идти на улицу играть. И от игры в мяч никакие мрачные мысли о несделанных уроках не отвлекали.
Девушку перевели в обычную палату. И ее уже пришли навестить. Рядом с кроватью Кристен сидела еще одна девушка, чему Коган весьма удивился. Он-то думал, что придут родители или хотя бы один из них, скорее, мама.
— Кристен, привет! — поздоровался он. — Как дела?
— Нормально.
Тед пролистал ее карту. Так, объем выделяемой жидкости нормальный для подростка. Надо сказать медсестре, чтобы уменьшила дозу физраствора в капельнице.
— Я задам тебе пару вопросов и проверю повязку, ладно? — Тед положил карту в ногах кровати. — А потом ты сможешь еще посмотреть телевизор.
— Да ладно. Там все равно ничего интересного не показывают.
Тед просунул стетоскоп под пижаму и послушал легкие и сердце. Попросил дышать глубже. Закончив, приподнял край пижамы и осмотрел повязку.
— Как вы думаете, сколько я тут еще пробуду? — спросила Кристен.
— Дня три-четыре. Надо убедиться, что в крови нет инфекции.
— А можно мама мне DVD-плеер принесет?
Он поправил ее пижаму.
— Конечно, можно. Почему же нет? Ты любишь фильмы смотреть?
Она слегка покраснела.
— Ага.
— Она хочет стать режиссером, — вставила вторая девушка.
— Правда? — спросил Коган. — Ты учишься на режиссера?
— Ну, мы же еще в школе пока, — пояснила Кристен. — В школе такому не учат.
Коган вскоре узнал, что девчонки — школьные подруги. Вторая, Керри, все время мотается между двумя домами, потому что ее родители развелись. Может, она все-таки переедет к отцу, но у него в квартире только три комнаты, и придется ходить в другую школу. Кристен как раз ехала домой от папы Керри, когда попала в аварию. Керри из-за этого очень переживала, потому что они заболтались, а потом Кристен очень спешила домой, чтобы успеть к одиннадцати. Позже одиннадцати ей возвращаться не разрешали. Керри считала себя виноватой в аварии. А Кристен сказала, что вовсе Керри и не виновата.
Симпатичные девчонки, подумал Коган. Ему такие в школе ужасно нравились. Складные, немножко резкие и по-детски серьезные. И не было в них нахальства и уверенности в себе, свойственных школьным красоткам. У Керри короткая стрижка, темные волосы, глаза яркие, но вот нос самый обыкновенный, да и щеки слишком круглые. Кристен постройнее, волосы золотисто-каштановые, забранные в хвостик с самого утра. Теперь Коган рассмотрел ее лицо и понял, что девочка интереснее, чем ему сначала показалось. Нет, не красавица, конечно. Кожа не очень, на лбу прыщи, да еще и царапины после аварии прибавились. Но если про прыщи и царапины забыть — что-то в ней цепляло.
Возможно, частично характер девочки. Какая-то сдержанность, нежелание отпустить себя и расцвести. Была в ее лице неуловимая загадка. И не только в лице. Все тело было напряжено. Обе подруги очень нервничали. Только Керри от испуга трещала как заведенная, а Кристен, наоборот, молчала и слушала. При этом Коган чувствовал, что у нее обо всем есть свое мнение. Каждый раз, сказав пару слов, она вся съеживалась, словно боялась выставить себя дурой.
— А правда, что она чуть не умерла? — спросила Керри.
— Если бы мы ее не прооперировали, то да, правда, она бы умерла, — объяснил Тед. — Но мы быстро поняли, в чем дело, и все исправили.
На Керри слова Теда явно произвели большое впечатление. Она взглянула на Кристен, и Кристен ответила ей взглядом «я же тебе говорила».
Коган решил перейти к делу.
— Мне надо задать тебе пару вопросов, — сказал он. — Один дурацкий: у тебя газы отходят?
Кристен покраснела, а Керри отвернулась и закрыла лицо руками, изо всех сил стараясь не
