что ты сделал для меня в последние дни.
— Тогда почему ты смотришь куда угодно, только не на меня?
— Сомертон, пожалуйста, мне и без твоих замечаний достаточно тяжело.
Он скрестил руки на груди. За всем этим крылось нечто большее, чем подозрение, что леди Уайтли влюблена в него.
— Очень хорошо, продолжай. Она прикрыла глаза:
— Ты находишься здесь слишком долго. Люди начнут судачить. Думаю, тебе лучше сегодня же вернуться к себе домой.
— Неужели? Иными словами, ты хочешь, чтобы я ушел и больше не возвращался?
— Да.
Как можно быть таким глупцом? Ведь он до сих пор не извинился за скандал по поводу Бронуин.
— Ты не можешь забыть, как я разозлился на тебя из-за Бронуин? Я могу объяснить.
— В этом нет нужды. Я понимаю. Должно быть, ужасно тяжело вдруг обнаружить, что у тебя есть дочь. Если бы я знала, что ты ее отец, то обязательно сказала бы тебе.
— Даже если бы леди Уайтли попросила тебя молчать? Даже если бы ты все потеряла из-за того, что я узнаю правду? — Его вопросы не имели ничего общего с действительностью, но он хотел услышать ответ Виктории.
— Да. Думаю, для ребенка гораздо лучше, если о нем заботится хотя бы один из родителей, а не чужие люди.
Энтони склонил голову набок:
— Согласен. Но в таком случае, почему ты не настояла на том, чтобы леди Уайтли сама растила свою дочь?
Она сделала большие глаза:
— Ну, это же совершенно другое дело.
— Как так?
— Леди Уайтли не могла растить дочь в борделе. Бронуин должна была воспитываться здесь.
— А ты когда-нибудь спрашивала у леди Уайтли, кто отец девочки?
— Нет, — ответила Виктория и, наконец, посмотрела на него: — Я предполагала, что это один из ее клиентов, и она даже не знает точно, какой именно.
— Хм… — Энтони улыбнулся. — Вполне разумное рассуждение. Итак, теперь, когда ты убедилась в том, что Бронуин моя дочь, я могу забрать ее в свой дом?
Виктория пыталась не расплакаться, но одна слеза все же скатилась по ее щеке.
— Да. Думаю, это будет правильно.
— Ясно. — Энтони встал и подошел к кровати. — А если я скажу тебе, что ее отец вовсе не я?
— Мы оба знаем, что ты. Поэтому ты так рассердился на меня. Ты подумал, что я скрыла это от тебя.
— Верно. По внешности и по возрасту Бронуин вполне может быть моей дочерью. Учитывая, что я познакомился, с леди Уайтли в тот вечер, когда… пообщался с тобой у церкви, а потом не виделся с ней целый год, я заключил, что Бронуин — наша с тобой дочь.
— Но это неправда! — воскликнула Виктория. — Ты был близок с леди Уайтли, по крайней мере, за два месяца до того, как мы встретились. Бронуин родилась через семь месяцев после нашего первого раза.
— Да, после твоего первого раза. — Он наклонился к ней: — И моего тоже.
Ее дыхание стало частым и прерывистым.
— Ты лжешь.
— Нет. Ты была моей первой женщиной. И единственной, с кем я хотел быть в тот вечер.
— Тогда как…
Он оборвал ее нежным поцелуем. Боже, до чего он соскучился по ее поцелуям!
— Бронуин — моя сестра.
Глава 29
— Бронуин — кто? — переспросила Виктория, задыхаясь от его поцелуя.
— Моя сестра.
Виктория озадаченно сдвинула брови. Вероятно, драматические события последних дней не остались без последствий, и она слегка повредилась в уме. Потому как если Бронуин его сестра, то либо его отец был близок с леди Уайтли, либо…
— О Боже! — произнесла она, вглядываясь в Сомертона. У него и у леди Уайтли совершенно одинаковая улыбка. Он рассказывал, как встретился со своей «умершей» матерью в тот вечер десять лет назад. А Энкрофт упоминал о том, что они посетили заведение леди Уайтли. — Она твоя мать?
Он встал и тщательно закрыл дверь, явно желая, чтобы беседа носила приватный характер.
— Да.
Сердце Виктории сжалось от сострадания. Она моментально поняла, почему он не уважал женщин, не доверял им. И чем объясняется его поведение в тот раз, когда они встретились на ступенях церкви.
— Как ты узнал, что она жива? Ты говорил, это случилось тем вечером, десять лет назад?
Сомертон сел рядом и взял ее за руку.
— Николас и лорд Кесгрейв решили отпраздновать мое восемнадцатилетие в игорном доме. Затем они рассудили, что пора приобщить меня к плотским утехам, и привели в бордель. Когда в комнату вошла леди Уайтли, последовала немая сцена.
Невозможно представить, какое потрясение он испытал в тот момент, когда обнаружил, что его «погибшая» мать — хозяйка борделя.
Глаза Виктории наполнились слезами. Она сжала его руку:
— О, Энтони! Мне так жаль тебя.
— В отчаянии я, прихватив бутылку бренди, бросился бежать. А потом оказался у церкви Святого Георгия, где лишил невинности некую юную девицу.
— Но как? — пробормотала Виктория. — Как леди Уайтли ухитрилась стать хозяйкой публичного дома?
Он уже рассказал, почему мать оставила семью и, чем ответил его отец. Однако некоторые детали требовали уточнения.
— Не понимаю, как ей удалось открыть бордель? На это нужны деньги. А ты говорил, что твой отец лишил ее всяких средств.
Сомертон нахмурился:
— Хочешь верь, хочешь не верь, но прежняя владелица борделя подобрала ее буквально на улице. Мать пыталась торговать собой. По ее словам, ей не удалось бы ни гроша заработать таким способом. Миссис Ли привела ее в свое заведение и очень быстро поняла, что она чрезвычайно сообразительна. Миссис Ли научила мою мать управлять делами и через четыре года продала ей бордель.
— Точно так же леди Уайтли подобрала на улице меня и привела в свой дом, — прошептала Виктория.
— Да.
Поморщившись от боли, она погладила Энтони по щеке. Теперь, когда он был полностью откровенен, она любила его даже больше, чем раньше. Напрасно. Все это не меняет существа вопроса. Он не женится на ней.
Виктория медленно убрала руку:
— Энтони, спасибо за искренность. Обещаю, ни одна живая душа не узнает от меня о том, что леди Уайтли — твоя мать.
— Виктория, тебя беспокоит что-то еще?
— Нет, ничего, — ответила она прерывающимся голосом.
