произошло в его отсутствие.
– Так она сказала этому негодяю, что клочки обгоревшей бумаги – ее любовные письма? Что она уничтожила их, не желая, чтобы они попались ко мне в руки? – медленно повторил он.
– Да, – ответила Анна Ми, боясь поднять на него взор.
– И позволила ему предположить, что и я был одним из ее любовников?
– Да! И она беспрекословно пошла за ним в Комитет общественной безопасности, обвиненная в том, что насмеялась над его представителями.
– Но она заплатит за это своей жизнью! – в отчаянии воскликнул Деруледе. – И моей тоже, – едва слышно прибавил он.
– На пороге она сказала мне несколько слов: «Это была клятва, я дала ее моему отцу и покойному брату. Скажите ему».
Клятва? Теперь Деруледе понял все, и бесконечная жалость наполнила его сердце. Значит, своей жизнью она решила искупить измену ему и его семье! Но причиненный ею вред уже нельзя исправить. Искупила измену… но его она никогда не любила. Разбиты все его надежды, все мечты.
Только теперь, когда все безвозвратно погибло, Деруледе понял, как сильно надеялся на ее ответное чувство, как день за днем искал хотя бы одного взгляда Джульетты, жаждал хотя бы одного слова! Как он был счастлив, когда она с гордостью и сочувствием смотрела на него на собраниях конвента! Тогда-то и зародилась в нем надежда…
Но, однако, все это было только маской, за которой скрывался ее тяжелый душевный конфликт.
Как мужчина, он не мог понять эту вечную загадку – женское сердце. Не мог понять те противоречия, которые часто кроются в природе женщины. По его мнению, Джульетта предала его ради выполнения своего долга, – следовательно, она его не любила. Деруледе, человеку мысли и дела, никогда не приходилось ненавидеть то, что любишь, и любить то, что ненавидишь. В этом отношении чувства мужчины менее сложны, менее противоречивы.
Великодушие Джульетты он приписывал скорее желанию спасти его мать и Анну Ми, чем его самого.
Но теперь жизнь утратила для него всякую цену. Джульетта потеряна для него, даже если бы удалось спасти ее от гильотины. Если бы!..
Оставив Деруледе, погруженного в тяжелые думы, Анна Ми тихонько вышла из комнаты. Здравый смысл подсказывал ей, что Поль постарается увезти семью из Парижа. Поэтому она тотчас же начала укладываться. Она также была уверена, что уже ничто не сможет спасти Джульетту, и глубокая нежность наполняла ее душу, нежность к той, которую она считала своим врагом и даже соперницей.
Теперь Анна Ми в свою очередь тоже узнала, что отмщение принадлежит одному Богу.
ГЛАВА XII
«КРИВАЯ ЛОШАДЬ»
Было около полуночи.
В гостинице «Кривая лошадь» стояла невыносимая жара. Воздух был насыщен дымом плохого табака, запахом спирта и прогорклого масла. Главная комната уже лет пять служила местом сборищ самых отъявленных санкюлотов великой Республики.
Дом, где помещалась гостиница «Кривая лошадь», был одним из самых жалких зданий на задней улице, пользовавшейся к тому же весьма дурной репутацией. Штукатурка на нем потрескалась, стены покосились. Балки, поддерживавшие низкий потолок, потемнели от времени и грязи, но в былые времена эта гостиница славилась прекрасным винным погребом и редкими сортами вин. В дни правления великого короля золотая молодежь часто устраивала в гостинице «Кривая лошадь» веселые ужины в обществе прекрасных дам. В прежние времена обширные погреба были свидетелями многих черных дел и таинственных смертей. Теперь же в старом погребе только крысы скреблись, а гостиница превратилась в клуб «Равенства и Братства». Каждый прохожий мог свободно входить туда и принимать участие в дебатах. От членов клуба требовалась только любовь к гильотине.
Жалкий вид имел этот храм свободы: грязный дощатый пол, два прислоненных к стене стула, пустые винные бочки, заменявшие кресла, и еловые доски на козлах вместо столов. Обои, когда-то украшавшие стены, висели теперь клочьями, обнажая растрескавшуюся штукатурку.
Вся комната имела желтовато-серый оттенок, на котором лишь красный республиканский колпак, повешенный на подставке вроде гильотины, выделялся ярким пятном.
В последние месяцы число действительных членов клуба значительно уменьшилось; они истребляли друг друга, ежедневно поставляя новые жертвы для гильотины, ибо главным девизом клуба было: «La guillotine va toujours!»[14]
После убийства Марата первое место в клубе принадлежало Мерлену и его молочному брату, Фукье- Тенвилю, самому кровожадному деятелю той эпохи. А молочные братья всегда действовали друг против друга. Стараясь подорвать популярность своего соперника, каждый неустанно обвинял другого в измене. В данный момент Фукье-Тенвиль одержал верх – Мерлену не удалось выполнить возложенное на него поручение. В последние недели члены клуба были заняты исключительно свержением депутата Деруледе. Анонимный донос окрылил надеждой кровожадных патриотов, но… Мерлен вернулся с пустыми руками. Арест аристократки был лишь слабой наградой за неудачу.
Войдя в низкую, плохо освещенную комнату, Мерлен сразу почувствовал враждебное настроение товарищей. Фукье-Тенвиль, окруженный приверженцами, восседал на одном из двух имевшихся в комнате стульев. На столе стояли стаканы, наполненные картофельным спиртом, что весьма красноречиво свидетельствовало о настроении собравшихся. На всех присутствующих были черные блузы и поношенные штаны – характерный костюм санкюлотов. Головы членов клуба украшал неизменный фригийский колпак с трехцветной кокардой.
На приветствие вошедшего все ответили насмешками и злобными взглядами. Один из патриотов, широкоплечий гигант-грузчик, подкатив пустой бочонок к столику Мерлена, уселся напротив.
– Берегись, гражданин Ленуар, – со злобной насмешкой сказал Фукье-Тенвиль, – гражданин депутат Мерлен еще, чего доброго, арестует тебя вместо депутата Деруледе, которого упустил.
