– Кто доберется до хижины первым, должен попробовать заглянуть внутрь. И если англичанин, человек высокого роста или сутулящийся, и все эти предатели там, он должен коротко и резко свистнуть. Это будет сигналом. Тогда все, – добавил он, вновь обращаясь к солдатам, – быстро окружают хижину и врываются в нее. Каждый берет на себя одного из них, не давая времени вытащить пистолеты. Если будут сопротивляться, стреляйте в руки и ноги. Но ни в коем случае не убивайте высокого человека, понятно?!
– Мы поняли, гражданин.
– Этот незнакомец, который выше их всех, может оказаться и сильнее всех, поэтому необходимо выделить четверых или даже пятерых, чтобы взять его… – После небольшой паузы Шовелен продолжал: – Если предатели-роялисты пока одни – еще лучше, – вы должны предупредить товарищей, которые ждут в засаде, затем все подберетесь поближе, спрячетесь за камнями, за валунами, за скалами и будете ждать, соблюдая абсолютную тишину, пока не появится высокий англичанин.
– Все будет исполнено в точности, гражданин.
– Идите как можно бесшумнее, я буду следовать за вами.
– А как быть с жидом, гражданин? – спросил Дега, когда солдаты в полной тишине, словно бесплотные тени, уже начали один за другим продвигаться по узкой тропе.
– Ах да, я забыл про жида, – спохватился Шовелен и, повернувшись в ту сторону, где остался еврей, позвал его: – Эй, ты… Аарон, Мойша, Абрам, или как там тебя, – обратился он к старику, который тихо стоял рядом со своей клячей, отойдя по возможности подальше от солдат.
– Бенджамен Розенбаум, если угодно вашей чести, – покорно ответил тот.
– Мне не хочется слышать твой голос, но хочется дать тебе указание, которое, я думаю, у тебя хватит ума выполнить.
– Как угодно вашей чести…
– Придержи свой поганый язык. Ты будешь стоять здесь, понял? С лошадью и повозкой до нашего возвращения. Ни в коем случае не вздумай издать хотя бы малейший звук и дыши потише, насколько сможешь. И не вздумай оставить свой пост, что бы ни случилось, пока я сам не прикажу тебе, понял?
– Но, ваша честь… – жалобно начал еврей.
– Никаких вопросов и никаких «но» здесь не должно быть, – сказал Шовелен таким тоном, что старик задрожал с ног до головы.
– Если, когда я вернусь, тебя здесь не будет, то можешь не сомневаться, где бы ты ни скрывался, я разыщу тебя, и заслуженное наказание, быстрое и ужасное, рано или поздно тебя настигнет. Слышишь меня?
– Но, ваша экселенца…
– Я сказал, слышишь?
Все солдаты уже ушли. Три человека одиноко стояли на пустынной темной дороге, а за изгородью, невдалеке от них, слушала приказания Шовелена, словно свой смертный приговор, Маргарита.
– Слышу, ваша честь, – ответил старик, подбираясь к Шовелену поближе. – И клянусь Авраамом, Исааком и Иаковом, что буду абсолютно подчиняться вашей чести и не сдвинусь с этого места до тех пор, пока ваша честь не соизволит вновь обратить высочайшее внимание на своего покорного слугу. Но не забывайте, ваша честь, я только бедный старик, мои нервы не так крепки, как нервы ваших бравых солдат. Вдруг полуночные разбойники придут сюда? Я могу закричать или убежать от страха! И за что же будет проклята моя жизнь? За что же ужасное наказание падет на мою бедную старую голову? Лишь за то, что у меня не хватило выдержки?
Еврей и в самом деле выглядел очень расстроенным, его трясло с головы до ног. Он был явно не тем человеком, которого можно было спокойно оставить на пустынной дороге. Он говорил правду; он мог совершенно непроизвольно, испугавшись чего-нибудь, крикнуть и тем самым предупредить хитрого Сапожка об опасности.
Шовелен на мгновение задумался.
– Твоя повозка и лошадь без тебя никуда отсюда не денутся? – жестко спросил он.
– Я думаю, гражданин, – вмешался Дега, – что они никуда не денутся и с этим грязным трусливым жидом, и без него – все едино. А вот он, если испугается, то или убежит отсюда сломя голову, или вообще свернет себе шею.
– Но что же делать с этим бараном?
– Почему бы вам не послать его обратно в Кале, гражданин?
– Нет, он может нам понадобиться, если придется везти назад раненых, – сказал Шовелен с многозначительной ухмылкой.
Вновь наступила пауза; Дега ждал решения своего шефа, а старик хныкал около своей клячи.
– Ладно, ты, старый трусливый увалень, – сказал наконец Шовелен. – Пойдешь с нами. Эй, гражданин Дега, заткните-ка покрепче платочком рот этому молодцу.
Шовелен подал Дега шарф, и тот тщательнейшим образом выполнил приказание. Бенджамен Розенбаум покорно позволил заткнуть себе рот; он явно предпочитал это неприятное положение одинокому ожиданию на пустынной дороге Сен-Мартэн. Все трое двинулись в путь.
– Быстрее, – нетерпеливо командовал Шовелен. – Мы и так уже потеряли много драгоценного времени. – И твердые шаги Дега и Шовелена, сопровождаемые шаркающей походкой жида, очень скоро затихли вдали.
