полуночи. Мы крепко обняли друг друга и смотрели кино, лежа на кушетке, а около 11:30 мы выключили свет и пошли спать. Несколькими днями позже, я понял, что этот период моей жизни подошел к концу, и пришло время стать свободным и побыть в одиночестве. Как-то я посмотрел на Jaime и подумал: “Я больше не люблю ее”. Без особой причины. В этом не было ее вины. Причина была не в ее манере разговаривать или походке, или в словах, которые она сказала, потому что она никогда не делала того, что я мог бы назвать неприемлемым. Просто что-то прояснилось во мне, как будто меня окутал туман. Это было что-то вроде “Боже, чем я занимался последние два года? Пришло время что-то менять”. Все это случилось из-за моего решения стать “чистым”. И я не собирался снова принимать наркотики.
Возможно, я причинил себе достаточно вреда, чтобы быть не в состоянии любить ее. И этот голос был настолько ясен для меня, что игнорировать его означало бы заблаговременно обманывать мои чувства. Я знал, что мне придется совершить самый нежелательный поступок. Для меня было намного легче поддерживать пустые отношения, чем сказать кому-либо “Я ухожу”. Короче говоря, я ужасно этого боялся. Я не мог сказать “Я больше не хочу быть с тобой”. Я бы предпочел причинять боль себе, что и составляло часть моего жизненного цикла.
Я сказал Jaime, но она не восприняла это. Она сказала мне, что планировала выйти за меня замуж и родить детей, что было самым печальным моментом за время нашей дискуссии. Я вернулся в Лос-А., и она ушла. Было много плача и крика, но она упаковала свои вещи и ушла.
Я причинил много боли тому, о ком я действительно заботился, и это послужило прекрасной эмоциональной мотивировкой, чтобы переключиться на другие увлечения. Это началось в пятницу днем. Я ехал на мотоцикле к Линди на деловую встречу группы. По пути туда я остановился в центре и заполнил свои карманы наркотиками. Затем Фли, Линди и я провели нашу встречу, я удалился из дома Линди, проехал несколько кварталов и забил косячок прямо на улице. Так я проездил два или три дня, куря крэк и одновременно заправляясь героином, и неожиданно я попал в новые неприятности.
Я рассудил, что у меня будут большие проблемы, если я останусь в Лос-А., поэтому я взял Желтые Страницы и связался с Aeromexico. Я нашел славный отель в Cabo San Lucas, красивое место, где я и Фли работали над песнями несколькими годами раньше. Я был так накачан, что представлял опасность для самого себя, выцарапывая дыры на своем теле, и конечно я ни от кого не мог скрыть свое состояние, поэтому я нанял такси, чтобы добраться до аэропорта. Я сохранил горстку порошка, который я собирался взять с собой. Не было проблемы в том, чтобы подняться с этим на борт, но я боялся мексиканской таможни, поэтому решил спрятать дозы в кассетном отделении моего CD/cassette бумбокса.
Когда я приземлился в Мехико, я все еще был под кайфом. В аэропорте была установлена таможенная система, по которой ты становишься на линию, нажимаешь кнопку, и получаешь либо зеленый, либо красный свет. Если загорается зеленый, ты спокойно идешь домой. Конечно же, вышел красный. Я подошел к столу, парни с таможни смотрели на меня с большим подозрением. Он обыскал мою сумку, карманы и затем сказал “Позволь посмотреть твое стерео”. Мое сердце быстро забилось. Мне совсем не хотелось быть арестованным за провоз героина в Мексику. Он заглянул в отделение для батареек, которое считалось тайником, затем он попытался включить стерео. Он нажимал на все кнопки, он уже почти добрался до кнопки “eject”, когда повернулся ко мне и сказал “Включи его”. Я переключил на CD, нажал “play” и заиграли The Jackson 5 Greatest Hits. Он пропустил меня
Я забронировал комнату в Westin, современном отеле, который был отделан в духе мексиканской постройки из красной глины. Я расположился на кровати, вколол последний героин, а затем, укутавшись, заказывал обслуживание в номер, смотрел спутниковое телевидение, чувствуя себя одиноким, разбитым и раскаявшимся. Я все-таки смог заставить себя спуститься вниз и искупаться в океане, после того как три дня лежал в кровати, ел и пытался снова стать человеком. Я должен был окрестить свою душу. Я спустился к бассейну и попытался поплавать, но я постоянно наталкивался на людей, которые хотели поговорить со мной, но я совсем не был к этому готов. Во время этого путешествия я подружился с пеликаном, который повредил крыло о сеть рыбака. Он стал талисманом бассейна. Я сидел там и кормил его, разговаривая с ним. Мы были двумя созданиями, пытающимися излечить свои раны. Я даже пытался написать песню об этом пеликане.
В какой-то момент, я предпринял глупую и ошибочную попытку позвонить Jaime, хотя в сердцах знал, что наши отношения закончились. Но она все еще оставалась моим лучшим другом и катализатором моей жизни. “Я здесь, я одинок, я болен и я устал, мне больно и я разбит, и я в отчаянии. Ты хочешь приехать?” Она прилетела на следующий день, и мы провели несколько славных дней вместе, оставаясь в кровати и разговаривая.
Cabo стал местом моего излечения. Я оставался “чистым” несколько дней, срывался, проваливал все дело, затем возвращался, регистрировался в той же комнате, и начинал все сначала, что является одним из лучших определений сумасшествия - делать одно и то же снова и снова и ожидать, что результат будет другим. Мексика - это лучшее место для усталости. Я действительно считал себя удачливым, имея возможность приехать туда и лежать под голубым небом.
В начале февраля 1996 мы начали трехступенчатый, двухмесячный тур по Штатам. Мы собирались открыть тур в Nassau Coliseum на Лонг Айленде, но в день, когда мы приехали, в Нью-Йорке разразилась невообразимая буря, и город лежал под снегом. Метро и такси не работали, поэтому Фли и я пошли пешком из нашего отеля до нижнего Ист Сайда, чтобы поесть в Angelica's Kitchen, в восхитительном вегетарианском ресторане. Позже в этот же день я встретил Guy O в Sрy Bar в СоХо. Там было полно девушек, но большинство из них были слишком по-ньюйоркски ошеломительными и трудными в общении. Затем мы увидели немного подвыпившую девушку, одетую в ярко-красное платье, дополненное причудливым полосатым ремнем в стиле 80х. Она стояла, погруженная в свои мысли, около пианино, изображая откровенную пантомиму на песню Bjork. Я подумал, что для этого требуется слишком много наглости, поэтому я подошел и представился. Ее звали Кристина, она была моделью родом из Айдахо, проживающей в Нью-Йорке. У нее были волосы натурального оранжево-красного цвета, изумительно привлекающая белая кожа и огромная грудь, слишком большая и пышная для топ-модели.
Я пригласил ее на концерт, и она спросила, может ли она взять с собой свою соседку, которая, как оказалось, была большой фанаткой Oasis. Это было время, когда Oasis был самой популярной группой, проникающей в каждый уголок Америки. Я намеренно проигнорировал этот феномен, но по пути в Coliseum все, о чем могла говорить соседка Кристины это об Oasis, о том брате и об этом брате. Мы пробрались сквозь снег к Coliseum, и я вздохнул с облегчением, когда увидел, что зал полон понимающей публикой.
Той ночью я начал встречаться с Кристиной, что было хорошим знаком, т.к. прошло уже немало времени с тех пор, как я чувствовал подобную связь с кем-либо. Я не был в нее влюблен, но она была милой девушкой, и мы определенно были сексуально совместимы. Я не знаю, был ли это ее запах или ее энергия, но когда мы оказывались в постели, я чувствовал себя рядом с ней обкуренным вампиром.
Ранее в том туре я упал со сцены. Мы играли новые песни с One Hot Minute, которые не занимали много концертного времени, я уже исполнил половину моего танца с закрытыми глазами, когда я споткнулся об один из мониторов. Я упал со сцены, пролетел 8 футов, ударился головой о цементный пол и потерял сознание. Когда я пришел в себя, я был благодарен, что я в сознании, но моя голова была наименьшей проблемой. Перед тем как я споткнулся, моя нога запуталась в микрофоном шнуре, и при падении шнур повел себя как петля и оторвал икроножную мышцу от кости. Поднимаясь наверх, я думал, что смогу справиться с ранением головы, но когда я поднялся на сцену, моя нога не работала. Я закончил концерт на одной ноге и обратился в больницу. Голова получила несколько швов, но нога стала черно- голобо-зеленой и дико непропорциональной. Они “обули” меня в ногу из гипса с большим количеством ремешков. Мне пришлось выступать остаток тура с этой ногой, что было совсем не смешно. После второй части тура у нас был двухнедельный перерыв. Перед туром Sherry Rogers переехалa в Сан-Франциско и завязала отношения с Louis Mathieu, который переехал из Л.А. к ней. Я часто приезжал к ним, мы ходили на встречи и наведывались в салоны татуировки. Я начал сближаться с Луи. Он был наполовину мексиканцем, наполовину евреем и 100 процентным психопатом. Он был сумасшедшим внутри, но спокойным снаружи. Он начал работать у нас, отвечая на звонки в Blood Sugar доме, затем мы взяли его с собой в тур как барабанного техника, по существу, мы придумывали для него работу, потому что он нам очень нравился.
