было всё в порядке. Так я думал до того момента, когда посмотрел на свою руку, это больше не была рука. Кисть была вбита в предплечье, тогда оно у меня было огромное и выпуклое, а кисти не было вообще.
“О, Боже, - подумал я, - Это на самом деле выглядит не так, как нужно”.
Не останавливаясь, чтобы рассмотреть, насколько тяжёлым было моё ранение, я без стука вбежал в ближайший дом. Я сделал пару шагов в гостиную, думая, что сейчас схвачу телефон и позвоню в скорую помощь, но тогда изначальный болевой шок прошёл, и самая худшая боль в моей жизни встряхнула моё тело. Не было времени звать на помощь, я развернулся и побежал обратно на улицу, там я остановил машину, в которых, как оказалось, ехали две женщины, которых я знал. Они ехали на то же собрание, что и я.
Водитель машины, в которую я врезался, хотел выяснить информацию о страховке, но я проигнорировал его и прыгнул на заднее сиденье. Мы мигом приехали в госпиталь Кедр-Синай. Позднее я узнал, что на кисти больше нервных клеток, чем на любой другой части тела, это и объясняло острую боль, но в тот момент я чувствовал, будто мою руку погрузили бутылку с горячей лавой. Я был уверен в том, что уже никогда не верну себе руку.
Через пять минут я уже был в госпитале, и меня отвезли в отделение срочной хирургии. Надежда была только на удачу и удивительного специалиста по рукам доктор Кулбер (Kulber). Но сначала нужно было подготовить меня к операции, что предполагало введение мне большой дозы морфина. Я ничего не почувствовал. Я повернулся к медсестре и сказал: “К сожалению, спустя целую жизнь неправильного поведения, я выработал очень высокий уровень сопротивления веществам, которые содержат наркотики. Вам, вероятно, нужно продолжить и смело дать мне двойную дозу морфина”. Ещё один укол. Ничего. Это даже ни на сколько не уменьшило боль. Этот процесс всё продолжался и продолжался. В итоге, они дали мне семь доз морфина, и только после этого я почувствовал некоторое облегчение.
Боль ушла, и медсёстры начали казаться мне очень привлекательными. Следующий факт, который я помню, это то, что моя рука была на юбке медсестры, а я флиртовал с женщиной врачом. Я был долбаным пациентом из ада, который принял большую дозу морфина, чем кто-либо другой за всю историю госпиталя Кедр-Синай.
Доктору Кулберу понадобилось пять часов, чтобы реконструировать мою руку из этой расплющенной массы костей и ткани. После нескольких дней в госпитале на меня надели специальный гипс, который закрывал всю мою руку до плеча. Только когда я вернулся домой, я осознал, насколько мы зависимы от наших рук. Даже такая обычная вещь, как подтереться, становится проблемой. Мне пришлось тренировать свою левую руку, чтобы делать ей то, что никогда не делал. Я не мог писать, не мог открыть дверь или окно; одеться и завязать шнурки было практически невозможно. По какой-то причине всё это на самом деле не очень расстраивало меня. Я ненавидел то, что мне некомфортно спать, я не мог терпеть мучительную боль, но я знал, что скоро снова смогу пользоваться своей рукой. Так начались многие, многие месяцы терапии для моей руки. Мне повезло, что я нашёл доктора Дорза, специалиста из Бербанка, чья практика заключалась в восстановлении рук. У него был уникальный способ проведения терапии. Вас отводили в комнату с двадцатью другими людьми, у которых были серьёзные травмы рук, и все помогали друг другу. Когда ты видишь людей с худшими травмами, чем твоя, ты благодаришь Бога и решаешь, что справишься с этим. Лечение заняло девять месяцев, но я восстановил большую часть силы этой травмированной руки. Нам пришлось отменить выступления в Аляске и на Гавайах, из-за моего несчастного случая, но потом позвонил Линди и спросил, могли ли мы сыграть на фестивале у горы Фудзияма в конце июля. Мы были хедлайнерами и должны были заработать много денег за один этот концерт, а мы не работали весь тот год. К тому времени мой гипс был снят до локтя, и я понял, что с перевязанной рукой я вполне мог играть. Была только она загвоздка. Когда мы въехали в отель, мы узнали, что огромный тайфун идёт прямо на нас с юга. Предполагалось, что он придёт в нашу местность как раз в то время, когда мы будем на сцене. Утром перед нашим концертом начались дожди. Но у склонов этой горы было восемьдесят тысяч японцев, поэтому мы не имели права не играть. Начали выступать группы, открывавшие концерт, и всё время мы следили за прогнозами погоды, которые наперебой твердили, что здоровяк подходит всё ближе и ближе.
Наконец, пришло время играть. Мы посмотрели на зрителей, все были насквозь промокшими и продрогли до косточек. Уносили людей с приступами гипотермии. Но никто не уходил добровольно. Поэтому мы начали играть, там был небольшой навес, но недостаточный для того, чтобы защитить сцену от дождя с ветром, который был повсюду. Энергия этой бури заводила каждого из нас, и мы начали свой сет. Чед выдавал мощный бит, и Дэйв был готов вступить. За последнее время это был первый раз, когда я был чист несколько месяцев подряд, поэтому я чувствовал себя великолепно. Чем сильнее мы играли, тем сильнее становился ветер. Я помню, как в один момент находился в передней части сцены у микрофона, и ветер был настолько мощным, что я наклонился по направлению к нему, и он меня держал. Потом порывы ветра стали ещё сильнее, и всё начало слетать со сцены. Оборудование всё ещё работало, и мы продолжали играть до тех пор, пока не сверкнула молния. Мы сыграли около восьми песен нашего выступления и к тому времени выполнили свои договорные и моральные обязательства, поэтому мы спасли наши жизни.
Август 1997 года прошёл практически без событий. Я вернулся в Лос-А. и всё ещё жил со своей маленькой расширенной семьёй. Но когда наступил сентябрь, у меня проснулись старые знакомые потребности, и я решил, что пришло время купить немного наркотиков и употребить их всего за один день. Ничто мне не мешало, потому что Jane's Addiction были в осеннем туре по случаю своего возвращения, и Фли решил выступить в роли их бас-гитариста. Это значило, что у Фли и Дэйва были свои собственные отдельные дела на несколько месяцев, и у меня в руках была куча времени.
Из уважения к малышке Кэш я решил принять наркотики в машине, чтобы не приносить эту энергетику в дом. Я взял всё, что нужно, и поехал в сторону Голливуда, но я был слишком нетерпелив, поэтому свернул в переулок и зажёг косяк. После нескольких затяжек мне снесло крышу, и я решил въехать в какой-нибудь отель, чтобы продолжить свою вакханалию.
Я нашёл забавный милый отель на пересечении Пико и Беверли и подумал, что это вполне сойдёт на одну ночь. Я подошёл к стойке в холе, и работник отеля загорелся: “Мистер Кидис! Эта большая честь для нас, принимать вас в нашем отеле”. Одна ночь вылилась в две, а потом три. В один момент мне даже понадобилось поехать на окраину города, чтобы пополнить свои запасы. Я проспал целый день, проснулся и заказал целую кучу четвертьфунтовых бургеров. Затем весь цикл повторился снова.
День за днём проходил в наркотическом кайфе. Каждый день я звонил в приёмную и говорил, что мои планы изменились, и я останусь, по крайней мере, ещё на сутки. Наркотики, наркотики, наркотики, сон, сон, сон. Проснуться болезненным, измученным, грустным, угнетённым, деморализованным, повреждённым, одиноким, разрушенным; попросить сделать уборку в комнате и немного посмотреть телевизор. Это продолжалось несколько недель. Однажды ночью около одиннадцати я проснулся и обнаружил, что серьёзно подсел на героин. Я немного поел, посмотрел на себя в зеркало и сказал: “Господи, ты просто разбит, братишка. Тебе лучше прямо сейчас спрятаться под горой кокаина и героина”.
Я проверил свои карманы. У меня было немного мелочи, но я не волновался, потому что знал, дома в кармане пиджака у меня было около пяти тысяч. Этого хватит ещё на неделю. Фактически, весь мой шкаф был наполнен снаряжением для принятия наркотиков. Там были куртки с наркотиками, куртки с косяками, куртки со шприцами, куртки с деньгами, куртки со сделанными на полароиде эротическими фотографиями, целая гамма вещей. Мне нужно было быстро пробрать в дом, подбежать к своему шкафу, схватить деньги и разобраться с Шерри и Луисом. Я был одержимым безумцем, поэтому планировал сказать им, чтобы они отвалили, занимались своими делами, а я стану лучше тогда, когда стану. А если нет, то это та цена, которую я придётся заплатить.
Я подъехал к дому, нажал кнопку открытия гаражной двери, заехал внутрь и был охвачен сильнейшим шоком. Гараж был пуст. Не было моих мотоциклов, моей доски для сёрфинга, сумасшедшего зеркала на стене, стеллажа, всё исчезло. Весь бетон был отполирован и безупречно чист. Моё сердце начало бешено биться, и я пытался найти всему этому объяснение. Может быть, они хотели покрасить его, и поэтому всё вынесли. Или, может быть, гараж залило, что-нибудь в этом роде. Но не было похоже на то, что кто-то делал тут уборку. Всё просто исчезло.
Я поднялся по лестнице, резко открыл дверь ключом и приготовился к схватке с Шерри и Луисом. Я вошёл прямо в сумеречную зону, но это был не сон. В доме не было ничего. Ни мебели, ни картин, ни плакатов, ни серебра, ни чайников и кастрюль, ни тарелок, ни чашек, ни всяких мелочей, ни безделушек,
