пришла — короче говоря, мои полные данные. Наконец он проводил меня в тесно заставленное помещение на первом этаже — временный кабинет лейтенанта Фишера. Вкупе с этим началом последующие тридцать минут показались мне очень неприятными, гораздо более неприятными, чем можно было ожидать.
— Вы ездили в Бостон, миссис Барлоу. Насколько я знаю, вас предупреждали ни при каких обстоятельствах не покидать Остров, не поставив в известность полицию.
Это был прямой вызов, к которому я не была готова. Кто мог сообщить Фишеру, что я была в Бостоне? Я не хотела унижать себя, спрашивая его об этом, и решила, что сейчас не время отпираться.
— Вполне возможно, — проговорила я. — Но у меня нет уверенности, что вы имеете право налагать подобные ограничения, не имея на это ордера. В конце концов, я не покидала страну и даже не выезжала за пределы Массачусетса.
Не найдя, что ответить, он поморгал своими лягушачьими глазами, потом взял какую-то папку, раскрыл и уставился в нее.
— Зачем вы хотели меня видеть, миссис Барлоу? — спросил он, не глядя на меня.
Считая, что первый раунд выигран, я начала рассказывать все, что произошло с того момента, когда я после смерти Розы отправилась в «Руккери» с цветами и соболезнованиями. Я не сказала ему про наркотики — в конце концов, это было их личное дело, Эстеллы и Фрэнсиса. Я не собиралась брать на себя роль осведомителя.
Фишер слушал молча, с холодным выражением лица. Я перешла к патронам и парикам, к джинсам и теннисным туфлям, к старому платью с мокрым подолом и приставшими травинками.
— Когда я зашла в верхний туалет, у меня, должна признаться, проснулось любопытство, и я заглянула в спальню.
Потом я рассказала ему то, чему был свидетелем Элджер и что говорили девочки-двойняшки, видевшие, как старуха Грейс летает ночью над лужайкой перед домом, точно ведьма.
— Я не сомневаюсь, что эта «Грейс» не настоящая; вам не составило бы большого труда разоблачить обман, — заключила я свой рассказ.
— Что? А где же, по-вашему, настоящая Грейс?
Я набрала в легкие воздуху, будто перед прыжком в воду, и проговорила:
— На старом чилмаркском кладбище, в могиле Уэбб.
— Вот как? То есть она мертва, вы хотите сказать? — Фишер сказал это почти весело.
Я постаралась игнорировать его издевательский тон и рассказала, как я встречалась с Сюзи Симмонс, как ездила в Бостон, в ту гостиницу, где останавливались Грейс с Алисой; как выяснила обстоятельства смерти Алисы.
— Это был идеальный момент для подмены, — уверенно сказала я. — Мафия, я слышала, часто прибегает к этому приему — и в Нью-Йорке, и в Нью-Джерси. Если вы вскроете могилу Аписы Уэбб, вы, я думаю, убедитесь в моей правоте.
— Ясно… А что говорит ваша теория о самой Алисе Уэбб? Что произошло с ней, если следовать вашей схеме?
У меня шевельнулось неприятное чувство: Фишер надо мной потешается. И хуже всего то, что он владеет инициативой и знает гораздо больше, чем можно было думать. Тем не менее я сказала:
— Пока я этого не знаю, лейтенант.
— Возможно, в Бостонском заливе?
— Вполне возможно.
— Понятно. Так вы, может быть, скажете тогда, кто подписал свидетельство о смерти мисс Уэбб?
Запираться не было смысла: интуиция подсказывала мне, что он знает это и знает, что я это знаю. Я набрала воздуху и сказала:
— Доктор Ротенберг.
— Доктор Ротенберг? Гленн Ротенберг?
— Думаю, он.
— Тот, что сейчас живет здесь?
— Не могу сказать. Имя совпадает.
— И какое вы делаете из этого заключение, миссис Барлоу? Если допустить на минуту, что это то самое лицо? — Его тон теперь был откровенно саркастичным.
— Я бы предпочла предоставить делать заключения вам, лейтенант Фишер. Отныне и впредь.
— Вот как?
— Да, так.
Он поднял на меня свои водянистые глазки и снова опустил их на папку, лежавшую перед ним на столе. С минуту он сидел молча, потом вынул из папки фотографию и, не сказав ни слова, протянул ее мне.
Я посмотрела и обмерла. Это был нечеткий черно-белый снимок на глянцевой бумаге обнаженной Грейс Чедвик, распростертой на столе, в морге Хартмана, тот самый, что показывала мне Анжела. Те же неподвижные мертвые глаза, черный провал беззубого рта, отвислые серовато-бледные складки на животе и на бедрах. Будто во сне услышала я голос Фишера:
— Надеюсь, вы знаете, кто это? Да или нет?
— Нет, — ответила я.
— Нет, — саркастически повторил он это короткое словцо, явно рассчитывая унизить меня еще больше.
Я ждала, что будет дальше.
— Потрудитесь сказать мне, где вы видели эту фотографию раньше.
— Я только что сказала вам, что не видела ее.
Я знала: он знает, что это ложь. Кажется, в эту минуту я подумала: вот сейчас меня бросят в темное помещение и, направляя мне в глаза яркие пучки света, будут без конца задавать мне один и тот же вопрос, пока я не сломаюсь.
Вместо этого он взял у меня снимок и сказал:
— Мы должны благодарить за него похоронное бюро «Хартман энд Хартман», принадлежащее Чарльзу и Анжеле Уайкре-тович. Потрудитесь рассказать мне о своем визите туда.
Я смотрела на него и думала об Анжеле. Я не щадила ее: я думала о ее бессердечии, дешевой сексуальности и цинизме, черствости и равнодушии к мертвым; я вызвала в памяти охваченных горем и пахнущих виски ирландцев, вваливающихся в парадную дверь похоронного бюро, чтобы поучаствовать в поминках; вспомнила изжелта-бледное лицо Педди О'Шаунесси, лежавшего в гробу в уставленном металлическими стульями мрачном зале для церемоний похоронного бюро, принадлежавшем ранее Кэси Хартману..
У людей, притесняемых полицией, есть своя гордость. Я дала Анжеле слово и не собиралась его нарушать. Взглянув этой старой лягушке прямо в глаза, я тупо переспросила:
— «Хартман энд Хартман»? — Я сделала вид, что припоминаю. — Ах да! Не та ли это фирма, которая пересылала сюда гроб с телом Алисы или, может статься, с телом Грейс?
Проигнорировав мой вопрос, Фишер ответил на него другим вопросом.
— Вам не доводилось встречаться с Анжелой Уайкретович?
— Как вы сказали? Анжела… а дальше? — Я изобразила законченную тупицу.
Прежде чем ответить, Фишер закрыл папку и посмотрел в окно.
— Вы меня удивляете, миссис Барлоу. — Он сделал сильное ударение на моем имени, что прозвучало угрожающе. — Детективы, которые последовали за вами в Бостон и не выпускали вас из вида, за исключением часов, проведенных вами в «Ритце», когда вы закрывали дверь вашего номера на ночь, доложили мне, что вы провели с миссис Уайкретович не менее тридцати минут; а когда они смешались с толпой людей, пришедших помянуть покойного мистера О'Шаунесси, им показалось, что вы были с ней накоротке.
Что сказать ему на это? Признаться? Промолчать? Я только хлопала глазами, краснела и проклинала себя: могла бы и догадаться, что за мной будут следить. «Если он знает, что Грейс мертва, он знает и то, что нынешняя «Грейс» самозванка. Не удивительно, что он так развеселился, когда я излагала ему свою теорию», — вихрем пронеслось у меня в голове.
