— Я просто не знаю…
— Для тех, кто способен заразить своей болезнью, существуют совсем другие больницы — на безопасных, хорошо защищённых от стихии островах. Вот там, — и мой собеседник махнул рукой в сторону невидимого сейчас горизонта в глубинах морского простора. — Сударь, видимо, издалека.
— Я чужак.
Небо над головой было густо усыпано звёздами. Так обычно и видишь небосвод на морском побережье или в горах. Иногда мне даже чудилось, что я вижу знакомые ещё на родине созвездия. Интересно, другие ли звёзды светят мне с вышины? Или те же, но в иной конфигурации? Город, погружённый в ночь, казался призраком самого себя, пустые улицы едва освещались редкими и очень тусклыми фонарями. Ни ночных гуляк, ни парочек, ни даже стражников, верещащих: «Спите, жители Багдада, всё спокойно!» Полная пустота и неестественная тишина. Ещё бы добавить шуршание сухих листьев по булыжнику, стук деревянных ставней, крики воронья — и вот она, готовая картина вымершего от чумы или брошенного города.
— Провизию загрузили? — вполголоса поинтересовалась, появившись рядом, Аштия.
— Конечно, госпожа, ещё днём, — ответил ей застывший у сходней офицер. — Вода же была залита ещё неделю назад с избытком.
— Что на очереди?
— Уголь и медикаменты остались.
— Распорядись грузить партиями в промежутках между группами детей и больных. Для быстроты.
— Слушаю.
— Скоро начнёт светать…
— Да, госпожа.
— Серт, поднимись на крышу пакгауза. И в случае подозрения на опасность сигнализируй оттуда. Жестом «внимание». Помнишь?
— Не волнуйся, Аше, всё помню.
Женщина усмехнулась, но не тепло, а так, как могла бы улыбнуться статуя, и, поднявшись к моему уху, шёпотом произнесла:
— Меня зовут Аштия Солор. Госпожа Солор. Её светлость глава Генерального штаба. На выбор. Мы не на приватном обеде, Серт. Поменьше фамильярности на людях.
— Прошу прощения, госпожа, — я поклонился.
И вскарабкался на крышу левого пакгауза. Тот был не так уж высок, но нависал над припортовой площадью, и примыкающие улицы лежали как на ладони. Я по-прежнему смотрел в окна домов, но теперь уже расположенные на вторых этажах, таких же тёмных и безжизненных, как прочие. Пусть не поверх крыш, но и так уже хорошо. С высоты птичьего полёта этот город уже являлся мне, жаль, что не ночью. Впрочем, всего на свете ведь не увидишь… Классно тут у всех отбой по команде, прямо как в казарме! У меня на родине такого не бывает. Ну, может быть, в семь-восемь утра первого января — и то не факт. Некоторые особо стойкие гуляют и утром.
С запозданием я осознал, что контуры стен и ставень проступают как бы чётче, и понял — ночь блёкнет, как поношенная чёрная рубашка. Фонари выцветают и тонут в быстро иссякающем туманчике, чтоб через короткое время побледнеть вместе с небом. Что-то около четырёх утра, мир затих, словно бы затаил дыхание. Казалось, природа заснула именно теперь, в преддверии рассвета, и даже город это ощущение не поглощал полностью, лишь отчасти. Чувство всё равно присутствовало, хотя и намного более слабым, чем где-нибудь на берегу озера, у костерка, у палаточки… Какие на фиг палаточки?! Палаточки остались в прежнем мире.
Стало заметнее и шевеление на пристани, и даже шёпот и мимолётные вспышки возни среди сонных детей, которые раньше не замечал, теперь услышал и увидел со всей отчётливостью. Я насторожился, уверенный, что если когда и появятся обыватели, жаждущие срочной погрузки своих тушек на корабли, то теперь или позже. Интересно, когда в средневековых городах принято вставать? Вроде ж пораньше, чем в семь утра… Впрочем, всё зависит от профессии.
Короче, встанут ранние пташки, просекут происходящее, сперва ринутся грузиться в гордом одиночестве… Хорошо бы этим ограничилось. Но допустим, что не ограничится, и отдельные «птицы» собьются в стаю, которой всегда сподручнее заклёвывать насмерть. Сколько на это может понадобиться времени? Успеют ли погрузиться все дети, пациенты и грузы? Хрен его знает! Там ещё изрядно осталось, если я не ошибаюсь…
Бледнели, истекали пронзительно-зябким туманом остатки ночи, небо заструилось ледяной горной водой, где-то обрело оттенок природной своей синевы, пока ещё сильно разбавленный, но крепнущий с каждым мгновением, а на востоке ещё пока за кромкой горизонта окунуло свои одежды в огненное золото и приподняло чуть-чуть, чтоб похвалиться.
И я дал отмашку вниз, углядев первую фигуру, спешащую без подобающей горожанину величавости в направлении порта.
Мне ответили взмахом факела: «Спускайся вниз».
— Сколько? — одно лишь спросил офицер.
— Пока один. Скоро будет больше.
— Госпожа Солор?
— За первым никого не видел, Серт?
— Нет. Но скоро появятся. Сперва по одному будут набегать, с надеждой, что их всё-таки возьмут. Собьются в толпу тогда, когда поймут, что им не светит.
Женщина поморщилась.
— Это мне очевидно. Однако будь добр изъясняться чётче хотя бы в напряжённых ситуациях. Когда нет времени на дешифровку.
— Прошу прощения, госпожа.
— Выстроить цепь. Щиты поднять. Никого из горожан не допускать до пирса без моего дозволения.
— Слушаю, госпожа… Построиться! Поднять щиты!
Здесь пока не было даже сотни бойцов, что уж говорить о тысяче? Где, интересно, остальные? Вон часть солдат таскают грузы, это я вижу, но их пока от дела никто не отрывает. Я вопросительно взглянул на Аштию. Женщина не обращала на меня ни малейшего внимания, но у этого была и положительная сторона. Сейчас я стоял близко, мог услышать её распоряжения, и когда она перешла на другое место, я последовал за ней без каких-либо возражений с её стороны. Ну и правильно. Я, в конце концов, где-то отчасти её телохранитель.
— Когда подойдут остальные отряды, пусть грузятся на корабли. Времени мало, — сказала её светлость офицеру, и тот коротко поклонился в знак понимания.
Ни единой попытки возразить. Я посмотрел на него в недоумении. Но возможности задать вопрос госпоже Солор у меня так и не возникло. Она отдавала распоряжения, или же рядом кто-то находился, и никак не получалось наклониться к её уху и отвлечь женщину хоть на миг… А потом стало уже неуместно. Да и правда, кто я такой, чтоб раздавать указания главе Вооружённых сил Империи, не будучи ею на то уполномочен…
В общем, что-то имперское во мне уже есть. Наверное, это хорошо…
Сперва из прилегающих улочек набегали по отдельности. Из того, что я видел, можно было сделать вывод — организованности, да и особой паники пока нет. Горожане набегают, солдаты невозмутимо оттесняют их, и всё.
Вот только шуму становилось всё больше и больше. Сияние расплавленного золота залило уже полнеба, и в предощущении восхода воздух замер, напряжённый. Мир плыл в волнах своего нерукотворного совершенства, и трудно было допустить в сознание мысли о том, какая трагедия вот-вот разыграется под этими небесами, щемящими сердце красотой и живостью красок. Запредельной, надчеловеческой красотой.
Потом людей по ту сторону цепочки солдат стало больше. Аштия нахмурилась, внимательно разглядывая беспорядок, начинавшийся там, за щитами. Потом, поколебавшись, подняла руку, и туда, в
