— Да, — сказал Урри. — Мое.
— И ты, стало быть, считаешь, что все тут верно.
— Да, я считаю, что тут, стало быть, все верно.
Полковник нервно дернул щекой.
— А вот шутить меня не рекомендую.
— Простите, — сказал Урри. — Просто у меня эхолалия.
— Это как?
— Неосознанно повторяю некоторые слова собеседника.
— Ладно, проехали. Стало быть, это свое преступление признал.
— Ну, если вам угодно считать это преступлением…
— Стало быть, читаю дальше. — Полковник перевернул с полсотни страниц. —
Полковник взглянул на Урри.
— Все сказанное выше написано мной.
— И?
— И я считаю, что так оно все и есть.
— Молодец. Стало быть, едем дальше…
Допрос продлился намного дольше предыдущих.
Урри ожидал новой клоунады с больничной палатой. Но нет. Камера была все та же, по ней все так же ползал луч света, укоряя за до сих пор не сдержанное обещание.
К счастью, на столе опять был лист бумаги, прикрепленный к стеклу, и утопленный в гнезде карандаш. Пообедав — еду подали сразу по возвращении — Урри решил приняться за стихи. Для начала он с полчаса провел в кресле-качалке. Не размышляя о разном, как обычно; напротив, стараясь успокоить и очистить ум. Когда треск рацио стих, Урри осторожно поднялся и пошел к столу.
Сел. Взял в руки стеклянный планшет. Негромко звякнули цепи.
То есть стих, собственно говоря, был готов. Дело оставалось за малым — нанизать эти мысли на тонкий луч рифм. Урри ждал, когда начнется процесс их рождения, но дождался он другого. В камеру снова пришел врач. Что было интересней — сопровождал его вчерашний бородатый. В халате, со стетоскопом на шее. Короче, ряженый под
— Добрый вечер, — сказал врач, усаживаясь в кресло-качалку.
— Здравствуйте, — ответил Урри. Развернуть стул он не мог (ножки прикручены), и ему снова пришлось принять неудобную позу.
Бородатый тем временем, не проронив ни слова, уселся на диван.
— Не помешали? Я вижу, вы хотели что-то писать?
Урри покраснел.
— Нет-нет, ваш визит вполне кстати.
— Вам так кажется?
— Да. А вам — нет?
— Не знаю. На вашем месте я бы задумался над явной несуразностью частых визитов врача. Учитывая, что вы считаете себя заключенным.
Ага, подумал Урри.
— Не вижу противоречия.
— Отчего же?
— В наше время каждый школьник знает про игру в злого и доброго следователей. В таких условиях раскалывать старым добрым приемом можно разве только… орехи, — Урри захохотал.
Врач улыбнулся. Бородатый достал из нагрудного кармана карандаш и блокнот, что-то записал.
— То есть вы полагаете мои посещения методом допроса версии два-ноль?
— Что-то вроде того.
— Жаль. Мне, как врачу, крайне важно вызывать у пациента доверие. А при такой постановке вопроса это совершенно невозможно, как я полагаю.
— Напротив, — сказал Урри. — Врачи, признаюсь, вызывают у меня гораздо меньше доверия, чем следователи.
— Почему?
— Да потому, что следователи гораздо честнее. Врач, в силу особенностей профессии, всегда должен делать вид, что все знает. Хотя на самом деле чаще всего знает он совсем немного. Следователь же ничего не знает и не скрывает этого.
— Однако, — бородатый покачал головой и снова что-то записал.
— Согласен, — сказал врач, бросив взгляд в сторону коллеги. Потом повернулся к Урри: — Ваши построения на удивление логичны.
— Спасибо.
— Тем страннее читать ваши книги, полные очевидных несоответствий.
Это было похоже на ощущения от пощечины — хотя Урри никогда и не били ладонью по лицу. Он потерял равновесие, так что чуть не свалился со стула. В голове зашумело.
— Простите?
— Давно уже простил, — врач поднялся с кресла, и тут Урри заметил у него в руках книгу. Врач подошел и положил ее на стол:
— Почитайте.
— Спасибо, но я в курсе того, что там написано. Да и не далее как пару часов назад наиболее удачные отрывки мне любезно зачитывал полковник.
Бородатый охнул. Врач повернулся к нему и развел руками — мол, что и говорить, случай крайне тяжелый.
— Все-таки почитайте. Вдруг найдете несоответствия. А завтра мы с вами обменяемся мыслями на это счет. Идет?
Урри подумал. Он начал догадываться, к чему идет. Но ничего не сказал. И так слишком много карт было уже раскрыто.
— Хорошо.
— Вот и хорошо.