организованное сопротивление. Пришлось отступить.
Попытались действовать силой — методом запихивания волос под шапочку одновременно со всех сторон с последующей решительной утрамбовкой. Победа была достигнута, но какой ценой! Мало того, что Дима Мухин стал похож на гуманоида с огромной головой. Он стал похож на гуманоида с огромной ДЕФОРМИРОВАННОЙ головой — ветеран Звездных войн. Опять пришлось отступить.
Потом был найден компромисс — Дима согласился завязать волосы в хвост, а его запустить под бушлат. Получилось не очень, но все-таки лучше. По крайней мере, военные теперь начинали ненавидеть его только вблизи.
Следующий день ушел на фотографирование и оформление аккредитации. Поскольку из всех сотрудников в пресс-центре был один Костя, на этот процесс ушло совсем немного времени.
Стоит ли говорить, где мы проводили вечера? Руслан пытался знакомиться с официантками, но у него не получалось — все они были осетинками. Об альтернативном способе больше не заикался — страдал молча.
На третий день я решил, что пора продвигаться к театру военных действий. Хотя их все еще не было. Но надо же что-то делать!
Вот тут-то и начались трудности. Прежде всего, проблема была в транспорте. О гражданских нечего было и думать — не те времена. Да и, в конце концов, мы ехали сюда, чтобы работать совместно с военными! Освещать, так сказать, их боевые будни. Вот только военные об этом ничего не знали и к освещению своих будней не стремились.
Костя искренне пытался нам помочь, связывался с командирами, войска которых уходили из Моздока в сторону Чечни. Все бесполезно! Знать ничего не хотели. Журналисты? На хрен нам журналисты? Взять с собой? У нас других проблем нет?
Так прошло еще несколько дней.
Костя был растерян. Ему было неудобно. Он и сам толком не понимал, зачем сидит в этой дыре.
Я позвонил в Москву, Тане.
— Тань, это я, Крестовников.
— А, привет.
— А вы о нас не беспокоитесь?
— А что-то случилось?
— Тебя ничего не смущает?
— Что меня должно смущать?
— Ну, отправили целую группу, группа сидит в Моздоке, деньги расходуются, ничего не происходит.
— Ну…
Таня явно не знала, что сказать.
— Тань, а тут ведь про нас никто ничего не знает, никаких директив не было.
— Да ты не волнуйся, Кирилл, просто момент еще не наступил. Политическая ситуация…
Я закипел.
— Что политическая ситуация? Вопросы порешали? Проработали? «Добро» получили? Какими еще словесными шедеврами порадуешь? Если момент не наступил, че мы тут сидим? Мне в Москве есть где жить!
— Кирилл…
— Что Кирилл? Хочешь, я тебя тоже шедевром порадую? Задача продюсера — направить группу туда и тогда, где и когда ее присутствие необходимо!
— Кирилл…
— Пока, Таня. Я ухожу в автономку. До связи.
Положил трубку. Легко сказать — ухожу в автономку — пешком? Ох, август, Дагестан, я тогда думал, что мне трудно. Нет, это мне сейчас трудно.
Еще несколько дней тоскливого ожидания неизвестно чего. Бесплодные совещания с Костей. Впрочем, не такие уж бесплодные. Я от него кое-что узнал.
Вот-вот начнутся боевые действия. По плану войска будут продвигаться с запада и востока, навстречу друг другу. Западной группировкой командует генерал Шаманов, восточной — генерал Трошев. Города штурмовать не будут. Будут их блокировать. В том числе Грозный. Потом часть боевиков оттеснят в горы, а оставшихся, если не сдадутся, будут уничтожать в городах. То есть штурмы не исключены.
Когда все это начнется, сюда валом повалят журналисты. С тарелками. Костя уже получил соответствующие указания. А в перспективе вся журналистская тусовка вместе со штабами переберется под Грозный, в Ханкалу. Знакомое место, знакомый сценарий — в ту войну было точно так же.
Не знаю, была ли это военная тайна. Костя не сказал. А я не спросил.
— Сваливать надо, — говорю, — вот теперь точно сваливать. Когда здесь соберется тусовка — дурдом будет. Мне тассовками перебиваться как-то не хочется. А тарелка наша никуда не денется — вместе со всеми в Ханкалу переедет. Там мы к ней и присоединимся.
Костя со мной в целом согласился, только сказал, что не очень понимает, как сваливать. Я сказал, что тоже не очень понимаю, военные — это стена. Но продолжаю надеяться на него, Костю.
Прошло еще два дня. Мы сидели в садике, на лавочке. Изнывали от тоски. Хоть солнце выглянуло, а то совсем рехнуться можно.
Вдруг подъехал «пазик». Из него вышла группа офицеров. Погон не различил, но по общему виду — чины не маленькие.
Что бы это значило? Пока обсуждали эту тему, вышел Костя.
— Кирилл, пойдем быстрей.
Я вскочил. Заходим в Костин кабинет. Два подполковника, полковник и генерал-майор.
— Знакомьтесь, — говорит Костя, — Кирилл Крестовников, программа «ВЗОР».
Пожимаю руки.
— Генерал-майор Костюков Владимир Андреевич, — представляет Костя персонально.
Я сдержанно, как подобает, улыбаюсь. Рассматриваю. На Арбатский военный округ точно не похож. Во-первых, не толстый, во-вторых, не холеный, а также не надутый, не важный, лицо не жлобское, я бы даже сказал, умное. И загорелое. Либо в кабинете не сидит, либо в солярий ходит. Что ж, и то, и другое — неплохо.
— Костя сказал, что у вас, Кирилл, проблемы? — Ого! Генерал — на «вы»? Большая удача!
Пересиливая свою интеллигентски-либеральную натуру, выдавливаю:
— Так точно, товарищ генерал-майор.
— Можно просто Владимир Андреевич. Мы в группу «Восток» летим, можем вас прихватить. Хотите?
Я чуть не подпрыгнул, чуть не назвал его Андреичем. Короче, могло получиться «так точно, товарищ Андреич».
Вместо всего этого я сказал:
— Да.
Генерал посмотрел на часы.
— Десять минут.
— Спасибо! (Ни «товарищ генерал-майор», ни «Владимир Андреевич», просто «спасибо»).
Выскочил из кабинета.
— Мужики, быстро! Мы улетаем!
— Куда? — хором.
— На Багамы! Быстро, я сказал!
Мужики метнулись в дом. Я к себе — схватил рюкзак, собирать-то нечего, выскочил в коридор, наткнулся на Пехоту.
— А как же техника? — пробормотал Пехота.
— Ты остаешься, с техникой.
— Не-е-е, я с вами.
