попискивающий комочек. Отец заметил недовольство сына, похлопал по плечу и сказал: —Спорим, что ты полюбишь его больше, чем Шайтана? —Никогда,— твердо ответил Вовка. — Спорим? —Спорим. Вовка проиграл. Щенка он назвал Шайтаном в память о «волкодаве». Не спит Вовка. Скоро уже рассвет. Разольется над лесом туман, упадет роса. Поднимется над горизонтом солнце. Для кого-то в первый, для кого-то в последний раз. Умоет оно огненными брызгами заспанную землю, уберет жаркими руками с лица ее туман и сырость, зазвенит в ветвях берез валдайским колокольчиком, загудит в тяжелых прядях кедровых крон вечевым колоколом, обольет голубизной небо. Поутру вспыхнет осенний лес красными, желтыми, багровыми кострами. Пробегут костры по горам и долинам, и разольется по земле мощный пожар. До самой ночи будет гореть он ярким пламенем без чада и дыма. Наступят сумерки, и уймется пожар до следующего утра. Сегодня многие псы в последний раз встретятся с солнцем. Жалко Вовке собак. Только что теперь поделаешь? Суровая необходимость приказала поднять ружье... Никогда он не предполагал, что сможет убить собаку, но этих собак нужно, просто необходимо уничтожить... Наконец задремал и Вовка. Заснул тихо, незаметно, с улыбкой на губах. В вершинах елей шумел легкий ветер. Ночная мгла черной стеной окружила костер, тянула к нему руки и, обжигаясь, отскакивала прочь. Посеребренная луна устало скользила над спящими людьми, заглядывая им в лица. На Вовке она задержала свой взор. Ей, далекой и таинственной, не чужда нежность. «Спи, парень. Спи,— шепчет она.— Спи». ОБЛАВА Тревожное утро набирало силу. Дымилась земля, расставаясь с накопленным за лето теплом. Высоко в небе кричали гуси. Одну волнистую линию птиц сменяла другая. Шумное гоготанье, способное свести с ума любого охотника, летело над лесом призывной песней. Люди поднялись злыми, раздраженными. Именно сегодня им предстояло уничтожить собачью стаю. Вчера казавшееся забавой — сегодня болью отдавалось в груди. Осолодков достал чистый лист бумаги, подал его Степану. Тот расправил лист на коленях, подложил под него блокнот и стал чертить. Охотники столпились за его спиной. —Это озеро,— он нарисовал фигуру в виде серпа.— Вот это скалы. Они тянутся примерно на полтора километра. Скалы высокие, обрывистые. Лично я знаю два места, где можно спуститься к озеру. Значит, выставляем здесь засады по два человека. Примерно в этом районе находится логово, он поставил крестик.— План такой. По два человека в двух засадах. Остальные делятся на две группы, обходят; скалы и берегом озера идут навстречу друг другу. У собак остается единственный выход — пуститься вплавь через озеро. Пойдут они на такой шаг или нет, сами понимаете, маловероятно, но не исключено. Вот, собственно, у меня и все. Какие есть предложения, поправки, прошу высказаться. Охотники молчали. —Если возражений нет, тогда в путь,— закончил короткое совещание Осолодков.:— И запомните. Стрелять только по собакам! Осторожность, еще раз осторожность. Люди обложили собак. Оставалась неприкрытой единственная лазейка — озеро. Вовка Симаков оказался в паре с Петром Масловым. Им было поручено сидеть в засаде. Они залегли за каменной глыбой и напряженно всматривались с высоты в широко раскинувшееся озеро. —Дядя Петя тихо шепнул Вовка. —Чего тебе? —Вы знаете, у меня когда-то был волкодав, тоже рыжий, а потом пропал. —Подох, что ли? —Не знаю. Думаю, просто куда-то исчез. Петр окинул его суровым взором, скривил тонкие губы. —Пороть вас надо хорошей плетью, чтобы собак не губили. Все вы на словах собак любите, жалеете. Так сильно жалеете, что накормить забываете. Но Вовка уже его не слушал. Он демонстративно отвернулся от напарника, давая тем самым понять, что разговор между ними окончен. На небо огненным шаром выкатилось солнце. День обещал быть теплым, безветренным. Редкие листочки безжизненно висели на низкорослых березках, обнявших корнями суровые камни. Тишиной и покоем веяло над спрятавшимся от людных мест, от пыльных дорог озером. Внизу монотонно гудели камыши. —Ондатры здесь Много. Слышишь, как камыши гудят?— сказал Петр и, не удостоившись ответа, замолчал. Справа, где находилось логово, раздались дуплетом два выстрела. Охотники насторожились. «Бах-бах-бах!»— опять загремели выстрелы. Мощное эхо, одурев от счастья, катало громовые раскаты от берега к берегу, от скалы к скале, замирая от избытка чувств на другом краю озера. —Раз восемь, однако, выстрелили, заключил— Петр.— Сейчас сюда пожалуют дорогие гости. Хй-хи-хи. Смотри в оба. Целься хорошо, не торопись. Патроны перед собой положи. Сподручнее так. — Бегут, — шепнул Вовка и рукой показал на мелькавших внизу псов. —Вижу,— ответил Петр, прикладываясь к ружью. Впереди огромными прыжками мчался рыжий лобастый пес. Вовка пристально следил за ним. «Да ведь это же он! Шайтан! Мой Шайтан. Его нельзя убивать, у него нашелся хозяин. Это мой пес». Вовка встал во весь рост и громко, призывно закричал: —Шайтан, Шайтан! Собачья кавалькада остановилась. —Ты что делаешь?—зашипел Петр, страшно вращая белками глаз. Вовка бросил ружье и кинулся .вниз, к встревоженным псам. —Стой! Куда ты? Разорвут! Стой, говорю!—пронзительно кричал Петр.—Опомнись! Вернись! Что ты делаешь?— Петр застонал, схватился обеими руками за голову, протяжно заверещал,—Ведь меня погубишь. Затаскают по судам. Вовка его не слушал. —Собачек пожалел, дурак. Не выйдет,— процедил Маслов сквозь Зубы окрепшим злым голосом и прицелился в рыжего. Цепляясь за кусты и камни, Вовка продолжал спускаться и был вне зоны огня. До псов было далековато, но недаром Петр, заряжая патроны, сыпал по полторы мерки дымного пороха. Он не почувствовал отдачи. Приятно резанул уши собачий вопль. —Попал,—облегченно вздохнул Маслов. Дым рассеялся. У подножия скал, опустив безжизненно руки, стоял Вовка. «Хорошо стреляет»,— мрачно подумал он.
