молниеносной реакции она не ждала, а потому с глухим выдохом осела вниз, распахнув глаза от недоумения. Натан рванулся в сторону от ее метнувшейся снизу вверх руки; что-то слабо блеснуло в воздухе, будто два крохотные луча. Натан оказался у девушки за спиной и набросил ей на шею цепь от ее пояса. Рабыня захрипела, вцепившись пальцами в сталь; Натан надавил сильнее, глядя в ее запрокинутое лицо. Судорожно пытаясь ослабить удавку, девушка дернула рукой; и снова тот же мутный двойной блеск, на этот раз – у ее щеки… Натан не ослабил хватку, хотя знал, что теперь это не имеет особого смысла. Девушка уже была мертва, когда хрустнули шейные позвонки.
Натан разжал руки. Тело тальвардской наемницы грузно рухнуло на пол. Натан поднял голову. Рослин стояла у двери, неподвижная, как статуя. Ей хотя бы хватило ума не подвернуться под руку рабыни. Хорошо. Или, может быть, нет.
Натан молча наклонился, на всякий случай наступил носком сапога чуть повыше тонкого запястья. Девушка не шевельнулась. Натан указал на ее браслет, вернее, две тоненькие иглы, высовывающиеся из скрытого кармана.
– Яд, – пояснил он. – Если бы она напала внезапно, я был бы мертв. И вы тоже, миледи.
Рослин облизнула губы. Она смотрела на труп – совсем не так, как, по мнению Натана, должны смотреть на мертвые тела маленькие девочки.
– Зачем она…
– Не задавайте глупых вопросов, – отрезал Натан. – Это же было ясно с первого взгляда. За нее просят немыслимую цену, а на поругание отдают едва ли не задаром. Но до поругания, могу спорить, ни разу не доходило. Она убивает покупателя, вычищает его карманы и возвращается к хозяину. А через несколько дней они меняют порт.
– Как ты узнал?
Натан бросил цепь, подошел к столу, сел. Ему хотелось выпить, и он едва удержался от того, чтобы попросить девчонку сбегать за вином. И только проклятый долг застрял в горле комом.
– Видал я таких, – коротко ответил он.
Рослин стояла все так же неподвижно, сложив маленькие руки на груди. Когда после долгой паузы она заговорила, Натан с удивлением услышал в ее голосе тепло:
– Ты… оказался на высоте.
Слова были взрослыми… взрослыми и глупыми, ненужными, бессмысленными. Натан хмуро посмотрел на нее.
– Мне жить хочется. И я должен защищать вас… – «От вашей собственной глупости», – хотел добавить он, но Рослин покачала головой.
– Я не о том. Ты не захотел эту женщину. Скажи: она была хороша?
Натан не знал, что ответить. Он не ожидал таких вопросов. Ждал ахов, шока, истерики – но не подобного холодного любопытства, казалось, нимало не связанного с тем, что только что на ее глазах Натан убил человека.
– Наверное, – наконец неохотно ответил он.
– Она ведь красива. Разве нет? От нее… веет… чем-то… – Рослин запнулась, но не смутившись, а будто задумавшись – словно понимала и чувствовала больше, чем могла сказать. Наконец просто нетерпеливо вздохнула и добавила: – Разве нет?
Веет… чем-то… проклятие, да. Девка была не красавицей, но что тянуло к ней как магнитом – этого не отнять. Не потому ли Натан обратил на нее внимание еще до того, как ее заметила Рослин?
– Много вы знаете для ваших лет, – проворчал он и удивленно приподнял брови, когда Рослин яростно выпалила:
– Ты не знаешь, что значат
Вот как… Малышка считает себя взрослой. А не без оснований ли? В этом Натан уверен не был.
– Я хотела проверить твою верность, – вдруг сказала Рослин совсем другим тоном. – Хотела посмотреть, будешь ли ты… с этой женщиной… так же… – Она снова запнулась. Натан пристально смотрел на нее. – Я хотела узнать, может ли женщина лишить тебя разума. Теперь вижу, что нет.
– Вы странная, миледи, – проговорил Натан.
Рослин вздернула подбородок, сухо усмехнулась.
– У меня была служанка. Она предала меня ради мужчины. Я убила этого мужчину. Но моя служанка все равно осталась предательницей. Она стала моим врагом. Я хотела знать, не станешь ли моим врагом и ты.
– Вы… так вы за этим едете в Тарнас?
Глупо было думать, что эта маленькая девочка преследует предательницу, чтобы отомстить… но с
Рослин помолчала, будто обдумывая ответ. Потом сказала:
– Нет. Не за этим. Она… сама себя накажет.
Натан молча кивнул, сам не зная зачем. Внутри у него похолодело.
Все же эта девочка была не такой, как Глориндель. Она была хуже. И, кажется, гораздо хуже.
– Мы теперь не сможем плыть тем кораблем, – помолчав, сказала Рослин. – Разве что ты убьешь и хозяина этой дряни тоже. Но если он уже на борту, это будет сложно сделать, не привлекая внимания. Это плохо. Придется ехать сушей.
Она подняла на него спокойный, ясный взгляд и добавила:
– Но ничего. Я больше не тороплюсь.
Умная девочка, отстраненно подумал Натан… умная, и красивая, и очень злая.
У него было странное ощущение, словно это не его мысль.
Эллен проснулась со слабым вскриком, мокрая от холодного пота. И в первый миг не поняла, где находится, – только чувствовала ноющую боль во всем теле и колотящееся в горле сердце, еще не отличавшее сон от яви.
– Ну и ну, – насмешливо сказал Глориндель. – Крепкие же у тебя нервишки, милая, если научилась спать в седле. Не поделишься наукой?
Эллен удивленно тряхнула головой. Она задремала всего на несколько мгновений, но уже одно это было странно. Ей не так часто приходилось путешествовать верхом, и наездницей она всегда была никудышной, чем в детстве расстраивала отца, а позже, уже при дворе, заслужила немало насмешек…
– Я горничная, – сказала она, – а не амазонка.
– Да уж вижу. Это тебе и помешало стать кем-то большим, чем служанка княжны, верно? Еще и личиком не вышла. Представляю, до чего ты должна быть обозлена.
Он был не только груб и нагл – еще и чудовищно бесцеремонен. Порой Эллен казалось, что этот эльф говорит абсолютно все, что приходит ему в голову, – она сомневалась, что там зарождались сколько-нибудь содержательные мысли, но зато издевкам не было конца. И, похоже, он делал это вовсе не из желания ее унизить. Просто не мог иначе. Не умел. Для него это было так же естественно, как дышать.
Эллен не понимала, почему его никто до сих пор не убил. И его высокое происхождение не казалось достаточной причиной.
– Согласна? – словно обрадовался он, приняв ее молчание как признание его правоты. – Обозлена, ведь так?
– Так, – сказала Эллен. – Но не поэтому. А вы, милорд, напрасно меряете всех по себе.
Он усмехнулся и нахмурился одновременно – еще одна его характерная черта.
– Думаешь, напрасно? – помолчав, проговорил он. – Тем не менее я очень редко ошибаюсь.
Эллен вздохнула, попыталась сесть поудобнее. Проклятая кобыла… нет, кобыла, конечно, ни в чем не виновата. И она вполне хороша – лорд Глориндель по-прежнему поражал своей щедростью. Только вот на ней Эллен как будто еще больше чувствовала свою неуклюжесть. А может, это пристальный взгляд эльфа так на нее действовал. С той минуты, как они покинули Врельере, он почти все время смотрел на нее.
– Так почему?
– Что – почему?
– Почему ты обозлена?
Он скучал. Это было видно совершенно ясно. А Эллен чувствовала себя немного виноватой за то, что
