Рядом кто-то несмело загнусавил на тальвардском. Эллен обернулась. Дорога была довольно людной, время от времени они обгоняли повозки, а их обгоняли другие всадники. И вот теперь с ними поравнялась телега старьевщика. Он раболепно смотрел на добрых господ снизу вверх и продолжал гундосить. Это было возмутительной дерзостью – в Калардине смерд не смел обратиться к дворянам первым. Эллен не удивилась бы, если бы эльф убил его, но тот, казалось, даже ничего не заметил. Приступ общительности прошел, Глориндель погрузился в свои мысли. И был, кажется, оскорблен, когда Эллен вырвала его из них, вцепившись в его рукав.
– Ну что опять? – разозлился он, тем не менее, похоже, привыкая к ее манере привлекать к себе его внимание.
Впрочем, об этом Эллен сейчас не думала. Не выпуская рукава эльфа, она ткнула другой рукой в предмет, лежавший поверх кучи хлама, которым была завалена повозка. Старьевщик перехватил ее взгляд и радостно растопырил пятерню.
– Дайте пять монет. Живо, – сказала Эллен.
– Облюбовала себе драную шаль? Потерпи до города, я тебе куплю что-нибудь поприличнее. На тебя и так смотреть – мало приятности.
– Вы даже не представляете, до чего вам повезло, милорд. Дайте мне пять монет, или не будет никакого смысла ехать дальше.
– Ты снова!.. – приняв ее последние слова за уже привычную угрозу, почти застонал эльф, но деньги отсчитал, бормоча что-то о том, как надоело ему иметь дело с этой чокнутой бабой. Похоже, у него было хорошее настроение.
Эллен протянула монеты торговцу и даже не отдернула руку от его грязных пальцев, когда он жадно вцепился ей в запястье, чуть ли не вытряхивая из ее ладони деньги. Потом приняла из его рук предмет, за который в свое время заплатила гораздо дороже, и протянула Глоринделю.
– Что за мерзость, – с отвращением сказал тот. – Сама это тащи.
– Я с радостью, милорд. Потому что эта вещь может стать нашим единственным пропуском в то место, куда отправилась леди Рослин.
Эльф взглянул на нее с интересом. Потом поморщился.
– Все равно неси сама. Это что… глина?
– Это плоть. Мумифицированная плоть.
– Хочешь сказать, оно… настоящее?!
– Вы так брезгливы, милорд? – улыбнулась Эллен.
– Неси сама, – твердо повторил он и отвернулся.
Все еще улыбаясь, Эллен убрала голову, добытую эрьеленом Глэйвом, в котомку с провизией, притороченную к седлу. Глориндель заметил это и тут же заявил, что есть провизию из этой котомки он уже не станет. Эллен засмеялась в голос – на сердце у нее вдруг стало легко. Она и поверить теперь не смогла бы, в какой ужас ее привел когда-то этот жуткий артефакт. Это было так давно… так неизмеримо давно. Тогда она еще не знала, что Рассел убил их ребенка. А сейчас эта находка, повысившая ее шансы добраться до некромантов, показалась ей хорошим знаком. Она смеялась, и эльф, кажется, чувствовал, что она рада, потому что скоро перестал злиться и заулыбался в ответ.
Налетевший порыв ветра взъерошил его волосы, на мгновение отбросил длинную прядь с левого уха. Эллен увидела, что оно изуродовано – верхняя, острая часть, отличавшая эльфов от людей, была срезана, а на ее месте остался широкий кривой рубец.
Но она все равно не перестала смеяться, хотя внутри у нее все заледенело в этот миг.
Небеса сегодня были щедры не только на добрые знаки.
В Тальварде стояла хорошая погода. Все время пути, с того самого дня, как они сошли с корабля во Врельере. Впрочем, даже и раньше – Натан не мог припомнить ни одного сколько-нибудь серьезного волнения на море все то время, пока они плыли. Как будто небеса благоволили к нему, расчищая путь. Или скорее к ним. Обоим. Небеса благоволили к ним – к нему и Рослин, пока они были вместе.
Почему-то ему становилось жутко от этой мысли.
Впрочем, дальше хорошей погоды благоволение небес не шло. Приморский воздух был свеж и не слишком влажен, тучи, время от времени сгущавшиеся в небе, ни разу не разразились дождем, будто решили только немного попугать, – но радости от этого было мало, потому что каждый дождливый день задержал бы их в пути, а Натан все больше убеждался, что в глубине души вовсе не стремится в Тарнас. И он не переставал спрашивать себя, было ли бы это так, если бы ему не приходилось сопровождать туда свою малолетнюю княгиню.
Но все это оставалось пустыми рассуждениями, которыми он развлекал себя во время их нечастых стоянок. На деле же он неумолимо продвигался на юг – туда, где, по словам Рослин, находился оплот тальвардских некромантов и где он мог разузнать про Аманиту.
Странно, но он почти не думал о ней. Из холодно светящего маяка, безжалостно притягивавшего Натана к себе, она превратилась едва ли не во второстепенную цель его путешествия… А первостепенной была леди Рослин. Она и ее… ох, нет, не капризы. Как бы ему хотелось назвать это капризами… но он не мог.
Так они и двигались на север, меж крутых холмов и сланцевых гряд. В Тальварде было мало буйной растительности, все больше равнины да холмы из песчаника. Леди Рослин переносила путешествие безропотно, но время от времени приказывала спешиться и долго бродила по скудно поросшим полям, собирая какие-то травы и коренья. Все найденное она тщательно очищала от грязи и прятала в котомку. Натану это казалось странным, а впрочем, травничество – не такое уж необычное увлечение для принцессы.
Иногда им на пути встречались военные отряды, но никто никогда не чинил препятствий, не задавал вопросов, не требовал путевых листов и охранных грамот. Натану все это казалось подозрительным – в Калардине и в мирные времена им не позволили бы шляться по дорогам так свободно. А здесь, казалось, никто никого не боится. Калардин мог загнать в самое сердце Тальварда хоть сотню шпиков – они пролезли бы незамеченными и… и что? Легко рассуждать о том, чего не знаешь. Вероятно, у тальвардов есть основания для подобной беспечности. Возможно, они слишком хорошо осознают надежность своих тылов… а что у них в тылах? Вернее, кто?
Было странно предположить, что некромантские маги обеспечивали безопасность целой страны – тем более что они даже не участвовали напрямую в военных действиях… но кто, если не они?
Вот скоро увижусь с ними и сам спрошу, мрачно подумал Натан. Если у меня останется на это время перед тем, как они нашлют на меня волну смерти или затравят своими зомби. И тут вряд ли помогла бы даже охранная грамота, пусть бы она у меня и была. Вот если бы…
Мысль была странной. То есть для Натана, пятнадцать лет грабившего путников на больших дорогах, в ней не было ничего странного. А для Натана, присягнувшего калардинской княгине, – было. Потому что не пристало преданному вассалу вынашивать планы, как бы использовать свою княгиню в сделке с вражескими магами… даже допустить такую мысль не пристало. Но он все же подумал об этом. Если тот наемник из врельерского трактира не соврал и в войну вступили эльфы, возглавляемые Глоринделем, – лучшей заложницы для Тальварда не найти…
– Это последние, – сказала Рослин.
Металл глухо стукнул о столешницу. Натан поднял голову.
– Что?
– Последние, – терпеливо повторила Рослин. – У нас осталось две золотых монеты и пять серебряных.
Была еще горстка меди, но ее калардинская княгиня, разумеется, в расчет не брала. Натан взглянул на мутно поблескивающую кучку драгоценного металла. У них и правда почти не осталось денег. Тальварды, может, и были беспечны, зато драли с незнакомых путников три шкуры, а если видели, что путники нездешние, – то и все девять. И они остались практически без гроша после того, как на последнем постоялом дворе чем-то отравилась их лошадь. Натан подозревал, что это отнюдь не было несчастной случайностью – уж очень недоброжелательно глядел на него хозяин, – и поспешил убраться оттуда, не поев и не дав есть Рослин. Таковы уж были эти тальварды – они позволяли своим врагам беспрепятственно продвигаться по своей земле, но не преминули бы убить, как только представится случай – даже без повода, просто так. Они легко относились к подобным вещам.
