лишила его развлечения в порту. Ну да ничего, через какое-то время им должен встретиться трактир или деревня, где господин эльф сможет утолить голод своей плоти с женщиной, от которой Эллен не будет улавливать этого душного ощущения неведомой опасности…
Ты только послушай себя, Эллен. Послушай, послушай. Добросовестная дуэнья и заботливая мать…
Что-то свистнуло за ее спиной – Эллен не успела обернуться, когда ее кобыла, хрипло заржав, взмахнула передними копытами и рванулась с места. Эллен судорожно вцепилась в ее гриву, отчаянно стискивая бока лошади коленями. К счастью, кобыла пробежала совсем немного, потом сбавила темп, отфыркиваясь и тряся мордой. Эллен ни жива ни мертва обернулась через плечо. Эльф гарцевал чуть в стороне, поигрывая хлыстом, и ясно, широко, счастливо улыбался, словно ему только что сделали подарок, о котором он мечтал всю жизнь.
– Будешь дрыхнуть в седле – в следующий раз твою спину огрею, – дружелюбно пообещал он. – И впредь отвечай на мои вопросы, как только я их задаю.
Эллен молча ждала, пока он приблизится. Со стороны он был еще красивее, чем вблизи. Великолепная осанка, величественно вскинутая голова, золотистые волосы, легко трепетавшие на ветру, рукоять хлыста в поразительно изящных пальцах… Все придворные дамы перегрызутся насмерть за него. Вернее, перегрызлись бы, если бы ему суждено было вернуться в Калардин.
Эллен вздрогнула от последней мысли. Нет… она не то хотела подумать. Он, конечно, вернется туда, но князем ему не стать.
И все же она подумала то, что подумала, – этого не изменить, и пока что не важно, что это означает.
«Он просто проводит меня в Тарнас. К моему Расселу. А я… просто провожу его. Не знаю, к кому, мне все равно, я…»
Она очнулась, только когда ладонь эльфа легла ей на щеку. Это был очень мягкий жест, почти нежный. На его руке была перчатка, от нее густо пахло кожей.
– Ты меня поняла? – ласково спросил Глориндель.
И Эллен только теперь увидела, что жест, которым он сжимает хлыст, уже не изящный, а жесткий – в нем было напряжение гадюки, сжавшейся перед прыжком. Эллен дернулась, будто он уже ударил ее.
Она хотела сказать: «Да, но боюсь, милорд,
Эллен взглянула в его сузившиеся глаза и сказала:
– Да, милорд, я все поняла. Простите, не могли бы вы повторить ваш вопрос?
Вот так с ним надо. Вот так! Он мгновенно просветлел и убрал руку. Хлыст вернулся за пояс, улыбка стала беззаботной. Он просто не любил, когда ему перечили вслух и явно. И когда над ним смеялись. А чувствовать это он хорошо умел.
– Расскажи мне про себя, – почти попросил эльф. – Ты-то зачем едешь в Тарнас?
Он тронул коня, и Эллен двинулась за ним следом. Ей стоило обдумать заданный им вопрос, но времени на это не было.
– Там моя госпожа, – запоздало солгала она.
– Знаю. А кроме этого?
– Почему вы думаете, что есть что-то кроме?
– Ты не похожа на человека, слепо выполняющего свой долг. Во всяком случае, ты знаешь предел.
– Предел? – удивилась Эллен. – Вы, сюзерен, полагаете, что может быть предел в верности долгу?
– А ты как вассал с этим, разумеется, не согласна, – усмехнулся эльф. – Да, вообрази, я именно так и считаю.
– Вам плохо служили.
– Напротив, мне служили слишком хорошо.
Эллен почудилось, что он сказал в этой фразе больше, чем хотел. И хотя она не могла понять скрытого смысла его слов, Глориндель почувствовал свою промашку и то, что Эллен заметила ее. Он разозлился, но, кажется, несильно.
– Мы говорим о тебе, не забывай, – резко сказал он. – Давай признавайся, кто у тебя в Тарнасе.
Эллен закусила губу. В кои-то веки за день эльф не смотрел на нее, но как раз сейчас она предпочла бы видеть его глаза.
– Вы когда-нибудь любили… милорд?
Он фыркнул, и только тогда она поняла, до чего же это глупо звучит. И еще поняла, что снова ему солгала. Даже вопросом – и то умудрилась.
Почему-то она не могла сказать ему даже слова, чтобы не солгать.
– Если ты скажешь, что едешь выручать возлюбленного из тальвардского плена, я лично вспорю тебе живот и брошу подыхать в кусты, – небрежно сказал Глориндель. В его устах злой шуткой это обещание не звучало. Так что Эллен снова стоило ему солгать… вот только что было бы ложью, а что – правдой? Возлюбленного… из тальвардского плена… выручать? Вот уж не слышала больших глупостей.
– Мой возлюбленный там, – сказала она. – Но я не затем еду, чтобы его спасти. Просто мне надо… поговорить с ним на прощание.
– О, – холодно произнес Глориндель. – Сказать последнее «прости»? И тут же умереть на его руках, пронзенная вражеской стрелой? Ты для этого бросила ваш уродливый, но хоть сравнительно безопасный замок и поперлась хрен знает куда?
– Нет. Я сопровождала леди Рослин. Просто потом оказалось, что нам по дороге.
– Расскажи мне, какая она.
Вопрос застал Эллен врасплох. Она молчала дольше, чем следовало, и смогла только сказать:
– Она вам понравится, милорд. Я думаю… думаю, вы ее полюбите.
– Прелестное маленькое дитя, которое невозможно не любить? – фыркнул эльф.
– Вовсе нет.
Он снова посмотрел на нее – пристальнее, чем до того.
– Э-э, да ведь в твоем омуте те еще бесы водятся, милая, – протянул он. – Ты точно едешь к своему возлюбленному, а не смертному врагу?
Любопытно, господин эльф, – это вы столь проницательны или я столь проста?
– Знаешь, – помолчав, проговорил Глориндель, – мне тоже случалось любить человека, которого стоило ненавидеть. И ненавидеть его потом еще больше за то, что все равно продолжал любить. И если бы я мог найти эту женщину и спросить ее… спросить…
– Спросить: «Почему»? – вырвалось у Эллен. Эльф вскинул на нее глаза – и, кажется, она впервые не увидела в них ни издевки, ни ярости.
– Да, – медленно кивнул он. – Почему. И… как она могла. Если бы я мог – я бы сделал это.
– Значит, мы с вами чем-то похожи, – вымученно улыбнулась Эллен.
Он окинул ее взглядом, будто раздумывая, потом хмыкнул.
– Ну да, сделал бы, а потом удавился бы со стыда, что был таким дураком. И что рисковал жизнью для того, чтобы задать вопрос, на который все равно не получил бы честного ответа. Но вряд ли подобная мысль меня бы поколебала. Мое счастье, что эта женщина мертва.
– Ваше счастье, что вас это способно остановить.
Он снова устремил на нее пронзающий до костей взгляд – и снова Эллен от него бросило в дрожь. Но главного она добилась. Ему было интересно. Она видела. И знала, что этот разговор продолжится. А хуже всего – хотела этого. Хотела, как с Глэйвом: ткнуться лицом ему в грудь, рассказать, выплакаться, а потом принять в себя его огонь… огонь, которого сама она давным-давно лишилась. Но этого не будет, потому что Глориндель – не Глэйв. И не Рассел. И даже не тот человек, которого она видела рядом с ним в мутном зеркале и которого Рослин прочила ей в суженые. Он совсем другой. Он даже не посмеется над ней – просто одернет с таким равнодушием, что никакими плевками этого не измерить. Он не пара ей… и не друг. И даже не господин. Он никто, просто тень, которую она отбрасывает на дорогу. И с которой она разговаривает, чтобы не сойти с ума от одиночества на последнем своем пути. И которая, может быть, убьет ее, если станет совсем невыносимо. Но это еще надо заслужить.
