предоставлял им возможность, во-первых, поразмяться, а, во-вторых, заработать, ибо за поимку дезертира выплачивалось приличное денежное вознаграждение. Сегодня фортуна им улыбнулась: не успев толком начать прочёсывание, они обнаружили беглого детину, пихающего плоскодонку в сторону Крауча, и под улюлюканье огнём карабинов загнали дезертира в камыши.
Шарп выскочил из лодочного сарая и помчался к другу, с усилием выдёргивая ботинки из вязкой грязи. Его тоже заметили. Пули щёлкали по кирпичной кладке и вспарывали мутные воды ручья справа от стрелка. Офицер сыпал командами. Половина ополченцев спешилась и вошла в ручей. Остальные поскакали в объезд, чтоб отрезать беглых от Крауча.
Джейн и Гирдвуд?! Прекрасный цветок и навозный жук?! Пуля срезала камыш в шаге от Шарпа.
— Держи, Патрик!
Сунув карабин и патроны Харперу, стрелок бросил свёрток в лодку:
— Я займусь плоскодонкой, а ты задай жару ублюдкам! И, Патрик…
— Сэр?
— Давай без убийств, ладно? Всё-таки они на нашей стороне.
— Не уверен, что они об этом знают, сэр. — буркнул Харпер.
Если уж кто и мог поспорить с Шарпом в скорости перезаряжания, то только Харпер. Британская пехота производила четыре выстрела в минуту, лучшие французские части — три, Шарп и Харпер в ясную погоду из чистого мушкета — пять. Ирландец недобро оскалился, прилаживая на пояс подсумки. Урок того, как надо стрелять, ополченцам не помешает.
Шарп налёг на тяжёлую лодку, рыча проклятия. Мускулы ног ныли от усталости. В борт ударила пуля, качнув плоскодонку и сбив с неё ладони Шарпа. По счастью, изгиб ручья скрыл в следующий миг стрелка от преследователей. Дальше шёл кое-как расчищенный отрезок, по воде лодка двигалась легче. Шарпа вдруг обуял страх, что одна из пуль, обильно пронизывающих заросли тростника, каким-то непостижимым рикошетом угодит во чрево лодочного сарая. Миссис Гирдвуд? Нет, пока жив Шарп!
Харпер занял позицию в излучине ручья, отвёл назад курок отобранного у Финча ружья, прикинул расстояние до ополченцев и, рассудив, что пешие ближе, открыл огонь по ним.
Перекатом уйдя от дыма собственного выстрела, достал патрон. Вторая пуля полетела вслед первой меньше, чем через двенадцать секунд. Ополченцы, никогда не сталкивавшиеся с ответным огнём, да ещё такой интенсивности, залегли.
Трусость подчинённых, землю перед носом которых ирландец продолжал шпиговать свинцом, пришлась не по нраву их командиру. Повинуясь его пронзительным воплям, солдаты дали ответный залп.
— А теперь вперёд! — понукал их офицер, — Вперёд!
И что-то в этом спесивом баритоне резануло Харпера по сердцу. Ирландец стиснул зубы и неожиданно для себя самого, выдохнув: «За Ирландию!», всадил пулю в самого рьяного из ополченцев, опередившего товарищей. Тот заверещал по-заячьи. Прочие остолбенели. Они не привыкли к крови. ИХ крови. Это было неправильно, это было невозможно. Тем временем Харпер выцеливал следующую мишень. Слова не годились, чтобы выразить то, что ощущал сейчас сержант. Хорошо, что есть такие офицеры, как Шарп; плохо, что таких, как Шарп, дай Бог, один из десяти.
— Вперед! — чванливый поганец не унимался, — Обходите слева! Да пошевеливайтесь, бездельники!
Он держался позади всех, не желая подвергнуть драгоценную шкуру опасности.
Харпер тщательно прицелился. Первого он, памятуя приказ Шарпа, ранил. С офицериком, машущим сабелькой, старшина цацкаться не собирался. Затаив дыхание, он окаменел и медленно спустил курок. Карабин дёрнулся. Офицер скомканной тряпкой выпал из седла. Один убитый, один раненый. Учитесь, жабы. Так воюют солдаты Веллингтона.
— Патрик!
Ухмыляясь, Харпер сполз в ручей и пошлёпал с шомполом в одной руке, карабином — в другой, к лодке, выведенной Шарпом на полосу расчищенной от ила и растительности воды.
Под весом ирландца лодка осела. Шарп, отталкиваясь веслом от топкого дна, двинул судёнышко вперёд. Ободренные тем, что по ним больше не стреляют, ополченцы усилили огонь. К счастью, меткостью они не отличались, и беглецы, то, работая вёслами, будто шестами, то цепляясь за камыши, выплыли из ручья.
Стремительный поток развернул лодчонку, и Крауч понёс друзей к морю, которое, насколько помнил Шарп, находилось километрах в трёх.
— Вёсла!
Стрелки ударили вёслами, отгребая к северному берегу.
Свинец без толку дырявил воду за кормой. Крики бессильной ярости смешивались с лязгом шомполов.
— Медлительные, как улитки. — презрительно высказался Харпер, — На каждый их выстрел я ответил бы двумя, а то и тремя!
— Хватит трепаться. — оборвал друга Шарп, — Греби давай.
Харпер не обиделся. Он был намного сильнее Шарпа, и лодка шла одним бортом чуть вперёд. Каждый гребок осыпал друзей дождём холодных капель с вёсел.
— Насчёт этих псов, сэр… Похоже, я всё-таки уложил одного.
— Уложил?
— Случайно, сэр. Прицел неверный взял.
— Чёрт с ним. Нас они вон тоже не жалеют!
От ополченцев их отделяли сто с гаком метров. Шальная пуля отколола от борта длинную щепку и улетела в темноту. Харпер хохотнул:
— Меткое попадание!
— Греби, греби!
Крауч нёс плоскодонку мимо Фаулниса, и Шарп заметил пехотинцев, предводительствуемых одиноким всадником. Мушкеты плюнули огнём. Водная гладь отразила вспышки. Нос лодки ткнулся в северный берег. Харпер выскочил на сушу и одним махом втащил за собой плоскодонку. Нащупав на дне лодки заветный свёрток, Шарп перевалился через борт. Ирландец, опершись на колено, целился из карабина во всадника на южном берегу.
— Даром пулю потратишь. Расстояние великовато.
— А вдруг? — отозвался Харпер и дёрнул спусковой крючок.
Свинцовый шарик прожужжал над Краучем. Харпер заорал во всю мощь лёгких:
— Гостинчик из Ирландии тебе, дурак набитый!
Вопль огласил противоположную сторону реки. Шарп затруднился бы уверенно определить, вызвало крик уязвлённое самолюбие либо уязвлённая плоть. Качая головой и пряча ухмылку, майор повёл донельзя довольного собой друга на север.
С Фаулниса они выбрались, но Шарп не обманывал себя: для Гирдвуда слишком многое было поставлено на кон, и в эту минуту ополченцы, не жалея коней, скакали к ближайшему мосту или броду через Крауч.
Друзья отклонились к западу, где виднелись лесистые холмы — кошмар для конницы, находка для пехоты. Стрелки спешили убраться подальше от Крауча, чтобы утро не застало их на болотистых равнинах, которые завтра будут кишеть раззадоренными потерями в своих рядах ополченцами. Пока что Бог миловал. Не сверкали вдали каски и клинки. Казалось, друзья одни в этом тихом краю спящих хуторов, низких холмов, обильных пастбищ и тёмных рощ.
Рассвет принёс разочарование. С вершины очередного холма беглецам открылась река, в сравнении с которой Крауч представлялся жалким ручьём. Нечего было думать, чтобы переправиться через неё, не имея лодки под рукой. Путь на север был отрезан. Позади, на юге, рыскали кавалеристы. На востоке раскинулось море. Оставался запад, но и там, скорее всего, было полно патрулей.
Шарп размотал свёрток, что дала ему Джейн, и мысль о её гипотетическом замужестве окончательно испортила настроение. Неужели сэр Генри и вправду собирается выдать её за Гирдвуда, за самодовольного карлика с просмоленными, как бочка золотаря, усищами? Шарп вспомнил тепло её пальцев на своём
