запястье, и в который раз поклялся, что не допустит этого брака. Брака, вызывавшего у Джейн отвращение. Брака, наполнявшего сердце Шарпа отчаянием, ибо (от себя-то не скроешь!) стрелок и сам жаждал надеть на эту прелестную ручку обручальное кольцо!
В чёрном платке лежал кулёк из вощёной бумаги, внутри которого обнаружился хлеб, бледно-жёлтый сыр и шмат странного вида мяса, покрытого желеобразным жиром.
— Это что? — Харпер потрогал мясо пальцем.
— Попробуем. — Шарп отрезал кусок отобранным у часового на Фаулнисе штыком и отправил в рот, — Слушай, а вкусно!
Кроме еды, в платке нашёлся небольшой кожаный кошелёк с тремя гинеями (благослови, Господи, Джейн!)
Харпер уписывал за обе щеки:
— Могу я задать вам вопрос, сэр?
— Да.
— Долго ли вы поджаривали пятки сэру Генри, прежде чем он согласился снабдить нас всем этим?
— Симмерсон в Лондоне. — припомнил Шарп разговор над трупом Мариотта, — Ты помнишь молокососа, которого прикончил под Талаверой? Кристиана Гиббонса?
— А как же.
— А его сестру?
Четыре года назад, после встречи с Шарпом над могилой брата, Джейн, выходя, столкнулась в дверях часовни с Харпером.
— Неужто она? — не поверил ирландец.
— Она. — сказал Шарп скучающе, как будто нет в мире ничего более обыденного, чем помощь юной леди двум дезертирам. Жуя сыр, он поспешно добавил, — Сыр-то неплох?
— Хороший сыр. — Харпер пристально уставился на друга, — Мне вот припоминается, что девушка тоже была хороша?
— Ну, сыр ей проигрывает по всем статьям. — рассмеялся Шарп, и Харпер, смеясь, погрозил ему пальцем. Он всё понял.
— Старшина Харпер, можем мы пока забыть о мисс Гиббонс?
— Так точно, сэр.
— Что будет делать?
— Есть мысль. — Харпер ткнул пальцем вниз. К реке прилепилась маленькая деревушка, у причала которой на волнах качался десяток барж, — Не навек же они пришвартованы там, сэр.
Спуск к селению не занял много времени, хотя друзья шли медленно, высматривая чёртовых кавалеристов. Загавкали собаки, и Шарп решил идти один. Он отдал оружие Харперу:
— Жди сигнала.
Тот спрятался в канаву. Шарп побрёл в деревню. Псы облаивали его из-за каждых ворот. У постоялого двора с забранными ставнями окнами женщина при виде Шарпа схватила сынишку и не отпускала, пока перемазанный засохшей грязью оборванец не прошёл к пристани.
Баржи возили сено. Перехваченные верёвками тюки покоились на палубах под утлегарями с подвязанными красными парусами. Корабельщики провожали его недобрыми взглядами, а один посоветовал убираться подобру-поздорову. Шарп выбрал моряка с самой продувной физиономией:
— Куда плывёшь?
Лодочник ответил не сразу. Оглядев Шарпа с ног до головы, он неохотно разомкнул губы:
— В Лондон.
— Пассажиров берёшь?
— Бродяг — нет. — его тягучий эссекский выговор Шарп привык слышать в боевых порядках оставшегося в Пасахесе полка.
Шарп подбросил гинею. Лучи восходящего солнца ярко блеснули на золотом кружке. Поймал и повторил вопрос:
— Пассажиров берёшь?
Где-то во дворах прокукарекал петух. Шарп, нервы которого были напряжены до предела, едва удержался, чтобы не оглянуться. Выказывать слабость перед этим волчиной не следовало.
— Сколько вас?
— Двое.
— По одной с каждого.
Сущий грабёж, но рваная рабочая форма выдавала в Шарпе беглого, и стрелок спорить не стал. Он дал хозяину баржи золотой и показал вторую монету:
— Эту получишь в Лондоне.
Моряк кивнул на баржу:
— «Амелия». Отплывём через пять минут.
Шарп вложил два пальца в рот, оглушительно свистнул.
Появление вооружённого Харпера не вызвало никакой реакции на выдубленном ветрами лице моряка. Так же бесстрастно он проследил, как пассажиры взошли на борт, и тогда, не пытаясь привлечь к делу двух беглых, с помощью мальчишки поднял три широких красных паруса. Судно отвалило от пристани и, подгоняемое бризом, двинулось по реке (прозываемой, по словам лодочника, Блэкуотером) к морю.
Получасом позже, когда баржа огибала по широкой дуге песчаные отмели Эссекса, Харпер указал на побережье. Лодочник скользнул по суше взглядом, ничего не увидел. Шарп же, чья жизнь и здоровье в Испании зависели от умения замечать кавалерию на расстоянии, различил на одном из холмов группу всадников.
Обменявшись многозначительными улыбками, друзья улеглись обратно на мягкий пахучий груз. Карабин Шарп намеревался выбросить за борт перед самым прибытием в Лондон, не раньше; чтобы до той поры в мозгу хозяина баржи не созрела идейка сдать беглых властям. Плескалась вода, ветер наполнял паруса, пригревало солнышко. Харпер заснул, а Шарп, придерживая карабин, грезил наяву о прелестной девушке, что помогла им вырваться с Фаулниса, но сама осталась в заточении дядюшкиной усадьбы средь эссекских болот. Шарп грезил, а баржа несла его с Харпером к свободе и мести.
Глава 12
Следующим утром Шарп, идя из Саутворка, где он провёл ночь, остановился на Старом мосте прочитать афишу, которыми был заклеен Лондон. Напечатанная крупными буквами, с королевским гербом наверху, она гласила:
“ГРАНДИОЗНОЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЕ!
В присутствии
И под командованием
ЕГО ЦАРСТВЕННОГО ВЫСОЧЕСТВА ПРИНЦА УЭЛЬСКОГО
Утром субботы 21 августа в Гайд-парке Его Величества Кавалерия, Артиллерия и Пехота с Оркестрами и Знамёнами, пройдут парадом перед Его Царственным Высочеством Принцем Уэльским, Принцем-Регентом, а также перед Его Царственным Высочеством Герцогом Йоркским с Трофеями и Орудиями, захваченными в войне против Французов в Испании.
Также, по Их Милости и под Командованием Их Царственных Высочеств, войска с точностью и тщанием разыграют битву под Витторией, где была одержана Великая и Славная Победа над армией Корсиканского Тирана.
