замку, опасаясь бунта или чьего-то побега. Это не походило на триумфальное возвращение в давно потерянный и вновь обретённый дом. Пока что Бертран вёл себя как захватчик.
Эд подумал, что вряд ли уместно сейчас говорить ему об этом, а потому лишь следовал за ним, с трудом поспевая – ему всё ещё трудно было двигаться, а его младший братец, судя по всему, находился в отменной физической форме. Он шагал быстро, переступая через две ступеньки, длинный меч тяжело бил его по бедру. Достигнув третьего этажа, они наконец остановились у дубовых дверей, за которыми находился зал. И пол перед этими дверьми до самой лестницы тоже был вымазан кровью – широкий след тянулся от порога к ступенькам, будто здесь проволокли чьё-то тело.
Бертран Эвентри прошёл мимо стоявших у двери стражников и распахнул её ударом ноги.
Внутри царил полный разгром. Судя по всему, здесь состоялась нешуточная битва: столы перевёрнуты и разрублены, скамьи разбиты в щепки, порванные гобелены криво свисают со стен, валяются подсвечники, битое стекло усеивает пол – и повсюду кровь. Эд медленно обвёл взглядом зал, в котором его отец давал пиры и заключал мирные союзы, в котором танцевала его мать и в котором они с Бертраном играли у пылающего камина зимними вечерами, когда были детьми. Все эти воспоминания вихрем промчались в его памяти за один только миг, и ни одно из них не было ярче прочих.
Бертран поднял факел высоко над головой, так, чтобы пламя озарило как можно большее пространство, и, повернувшись к Эду, сказал:
– Смотри. Тебя не было здесь двенадцать лет назад, когда Индабираны убили Ричарда и отца. Ты не видел. Теперь смотри, как это было.
Он говорил громко – слишком громко, по мнению Эда. Они были не одни здесь, а он не хотел, чтобы эти жестокие и несправедливые слова были услышаны кем-то ещё – и тем более он не мог сейчас и здесь на них ответить. Поэтому он взглянул Бертрану в лицо, а потом отвернулся и посмотрел на людей, находившихся в этом зале – на людей, чьей кровью Бертран Эвентри залил сегодня полы своего родового замка, отдавая старые долги.
Большинство из них были солдатами Бертрана – Эд понял это по их самоуверенному виду, а также по цветам Эвентри, которые многие из них носили на одежде, на рукоятях мечей и древках копий. Два десятка воинов сторожили пятерых пленников. Троих из них Эд знал лишь в лицо, не помня имён: они были у Дубовой Рощи, где разделяли веселье своих хозяев и пировали вместе с ними вечером того же дня. Они были мелкопоместными лордами, септами Одвелла, и выглядели сейчас не в пример менее уверенно, чем прежде. С ними был Лотар Пейреван, зеленовато-бледный, икающий от страха. Он стоял немного в стороне, поддерживаемый под руки двумя солдатами, словно ему было трудно стоять, хотя Эд не заметил на нём крови.
Кровь была на другом человеке – на том, кто, Эд знал, не должен был здесь находиться, и в то же время не мог оказаться в другом месте.
Солдаты переговаривались до их появления; когда Бертран ступил в зал, все голоса смолкли. Скудный дневной свет, проникая через окна, освещал молчащих людей, придавая их лицам мертвенно-серый оттенок. Бертран Эвентри вышел на середину зала – туда, где несколько дней назад плясали акробаты. Пламя факела в его руке трепетало на сквозняке.
– Лорды, – сказал он, обращаясь к троим пленникам; его бесстрастный голос звучно отдавался от стен. – Я не имею личной вражды к вам, однако то, что вы пытались напасть на моих людей, когда замок был уже сдан, есть вероломство и бесчестие. Я отдам вас на суд Дирха-Меченосца и сам выйду против вас на поединке. Если Дирх дарует вам прощение, вы получите свободу и уйдёте с миром, в противном случае примете смерть от его вездесущей длани.
– Эй, погодите! – возмутился один из лордов, самый щуплый и низкорослый из троих. Он со страхом глядел на могучую фигуру Бертрана и был всерьёз обеспокоен перспективой драться с ним за свою жизнь. – Мы давали присягу лорду Одвеллу, мы его септы! Мы не могли стоять и смотреть, как…
– Те же, кто откажутся и проявят трусость, будут повешены, – спокойно закончил Бертран.
Низкорослый лорд осёкся и затих. Бертран перевёл взгляд на лорда Пейревана, обвисшего в крепких руках стражей. Приказал:
– Пустите его.
Стражи отступили, и лорд Пейреван, к его чести и немалому удивлению Эда, остался стоять на ногах, хотя это явно стоило ему больших усилий.
– Лорд Пейреван, – сказал Бертран всё так же спокойно. – Вы трус и предатель более, чем любой их тех, кто уже принял или ещё примет кару. Вы обещали свою помощь мне и лорду Блейдансу и предали нас обоих на поле боя. У меня чешутся руки повесить вас на крепостной стене, но это право, увы, боги отдали не мне. Лорд Блейданс потерял множество своих людей в той битве, в которой вы вероломно нас предали. Ему и вершить вашу участь. Вы будете переданы клану Блейданс для суда, а мне остаётся лишь молиться, дабы боги ожесточили их сердца и не допустили по отношению к вам милосердия, которого вы не заслуживаете.
За время этой речи лицо Пейревана поочерёдно приобрело все оттенки от снежно-белого до густо- пунцового, но в конце он вздохнул с видимым облегчением и явно приободрился. Ещё бы – он, как и прочие, был наслышан о чести и благородстве клана Блейданс. Эд почти не сомневался, что он отделается выкупом. И если то, что он услышал сейчас от Бертрана, было правдой, то сожалел он об этом не меньше, чем сам Бертран.
Тем временем Бертран Эвентри сделал ещё несколько шагов и остановился перед последним из пленников. Этот человек единственный в зале стоял на коленях: его удерживали так насильно всё время, пока Бертран отлучался: Эд не сомневался, по чьему приказу это было сделано. И его сердце странно сжалось от этого зрелища, потому что раненные семидесятилетние старики, в чём бы они ни были повинны, не должны стоять на коленях.
– Лорд Одвелл, – сказал Бертран Эвентри и замолчал. В полнейшей тишине раздавалось его тяжёлое, глубокое дыхание. Дэйгон Одвелл, придерживая правое плечо левой рукой, поднял голову и посмотрел ему в лицо – они стояли слишком далеко, чтобы Эд мог увидеть, как именно. Потом глава клана Одвелл повернул голову. Эд встретился с ним глазами – и увидел в них чистое, по-детски безграничное удивление.
– Так вот кто ты, – проговорил он, глядя на Эда. – Грегор знает?
– Лорд Одвелл, – сказал Бертран, повысив голос.
Тот ещё несколько мгновений смотрел на Эда, потом взглянул на мужчину, стоящего над ним. В его старом лице была усталость. Бертран заговорил, чеканя слова:
– Ты виновен передо мной и перед моим кланом. Ты направил руку проклятых Индабиранов, которые уже наполовину мертвы и вскоре будут мертвы совсем, так, как когда-то едва не стали мертвы Эвентри. Ты видел голову одного из тех, кто поднял руку на мой клан, на пике перед воротами. Хочешь ли ты сказать мне что-то?
– Тебе – нет, мальчик, – негромко сказал Дэйгон Одвелл. – Ты не готов слушать.
– Я слушал слишком долго, – сказал Бертран и вытащил меч – лёгким, уверенным движением человека, для которого этот жест привычнее любого другого. – Теперь я сделаю.
И тем же лёгким, привычным движением убийцы он всадил клинок в грудь главы клана Одвелл. Лорд Дэйгон откинулся назад, его рот раскрылся, на губах выступила, а потом потоком хлынула кровь. Но его глаза всё ещё были открыты. Бертран Эвентри упёр подошву сапога в грудь старика, стоявшего перед ним на коленях.
– Так твой сын убил когда-то моего отца. И сын моего отца теперь убивает так тебя, во славу Дирха Мстящего, – сказал он и резким движением вырвал меч из пронзённого тела, а когда оно опустилось на пол, схватил ещё дышавшего Одвелла за волосы и одним ударом отсёк ему голову.
Эд смотрел на это в гробовой тишине пиршественного зала в замке Эвентри, которую разорвал лишь звук падающего тела и шумный вздох лорда Пейревана. Он смотрел, как его младший брат выпрямляется, держа в руке отсечённую голову, смотрел, как кровь хлещет с перерубленной шеи. И вспоминал, как видел его в последний раз, как он жался между коленями Эда, который звался тогда Адрианом, и юбками их сестры Бетани, пытаясь приникнуть к замочной скважине и подслушать разговор, который вели старшие. Это были глупые мысли, нелепые, слишком сентиментальные. «Мы вырастаем, – подумал Эд, – мы всё равно вырастаем и становимся мужчинами. И вот такими тоже… такими тоже».
– Насадить на пику рядом с головой Индабирана, – без выражения сказал Бертран, протянув голову
