Тебе держать ответ

Всегда она так смотрела на него, что бы он ни делал. «На Адриана ты тоже смотришь вот так? Ты по- другому вовсе не умеешь смотреть?» – подумал Том – и будто очнулся от дурмана, разом сел, невесть откуда взяв силы.

– Где он?

– Кто? – спросила Алекзайн, улыбаясь. Этот голос, низкий, вязкий, будто трясина, всё это, некогда лишившее его разума… всё это могучим ударом швырнуло его обратно, в далёкую, мёртвую ныне юность, в страшные дни, когда он узнал её и узнал, кто он сам.

Но то время прошло. Прошло давно, и теперь Том – не Тобиас Одвелл, просто Том – был свободен от этого бремени, ибо отказался от него по собственному решению.

– Ты, проклятая лживая сука… – прохрипел он – и с силой, которой Алекзайн вряд ли от него ждала, схватил её за горло.

Она дёрнулась, когда он тряхнул её, будто куклу, и – о, да, наконец-то! – лицемерная улыбка сползла с её губ. Том сжал пальцы крепче, глядя, как наливается понемногу кровью её бледное лицо. Она заёрзала, обхватила его предплечье обеими руками, силясь отодрать от себя, но он держал её крепко. Он всегда держал крепко, если уж удавалось схватить.

– Где он? – повторил Том, наклоняясь ближе к существу, которое когда-то сломало ему жизнь. – Где Адриан, сука, отвечай мне, если тебе дорога твоя пакостная душонка.

Она закатила глаза и обмякла. Том выругался, но не разжал руку – ему ли не знать эти её штучки. Один Молог ведает, как ему сейчас хотелось сжать ладонь крепче, вмять пальцы в эту лебединую шею да свернуть её одним движением кисти… но он не мог. Она не просто так оказалась сейчас здесь, вместе с ним – это значит, что Адриан теперь там, где она и хотела его видеть…

– Где он? – в третий раз повторил Том, никогда и никому не повторявший трижды. – Отведи меня к нему. Ты слышишь? Отведи немедленно.

Белки её глаз шевельнулись под приопущенными веками.

«Ты так нетерпелив, мой дорогой. Так и не научился верить мне. Ах, отчего…»

– Я убью тебя, – пообещал он. – Убью это тело, и делай что знаешь, если немедленно не отведёшь меня к нему.

«Ну что ж, как скажешь…» – сказал внятный и ясный голос Алекзайн в его голове, пока он душил её безвольное тело, и тогда Том увидел Адриана. Увидел – и всё в нём оборвалось. Мальчик лежал, свернувшись на полу тюремной камеры, вздрагивая и постанывая во сне, и со стены рядом с ним свисала к земле длинная железная цепь.

– Адриан! – крикнул Том. Потом снова и снова. Адриан шевельнулся, но тут же свернулся крепче, обхватив плечи руками, и через мгновение исчез – будто и не было его.

«Ах, прости, дорогой. Я сделала, что смогла. Видишь, он жив. Или ты надеялся, что я покажу тебе его могилу?»

Том разжал пальцы и без сил откинулся назад.

Алекзайн отпрянула, широко открыв рот, сипло втягивая воздух. Лиловые зрачки медленно выплыли из-под посиневших век, краска понемногу отступала от щёк. Том сидел, откинувшись на щуплую подушку, и в бессильной злости смотрел, как она приходит в себя и на её лицо возвращается снисходительная, понимающая полуулыбка.

Она даже не встала с постели, когда окончательно оправилась. Лишь слегка отодвинулась, на расстояние вытянутой руки, словно не желая снова вводить его в искушение.

– Видишь, – сказала Алекзайн с упрёком. – Он не хочет с тобой говорить.

– С тобой тоже, – огрызнулся Том.

– Да, – ответила она, подумав мгновение. – Со мной тоже. – И добавила с улыбкой: – Он вовсе не такой, как ты.

Если бы у него так не болело всё тело, он бы поднялся и вышел прочь. Он не стал бы с ней говорить. Но у него просто не было на это сил: вся его энергия ушла в рывок, оказавшийся бесполезным… почти бесполезным. Ведь он всё же увидел Адриана, пусть и на один только миг.

– Где он? Куда ты его запроторила?

– Он там, где должен был быть с самого начала, Том. Там, откуда ты увёз его, не считаясь ни с его волей, ни с волей богов.

Том стиснул зубы и всё же попытался встать. Вроде бы у него ничего не было сломано, вот только рёбра ныли незнакомой болью и грудь спирало при слишком глубоком вдохе. Просто ушиб… ничего…

– Куда ты? – окликнула его Алекзайн насмешливо, не мешая ему встать – словно знала, что на самом деле он никуда не пойдёт.

– В Эвентри.

– И что ты сделаешь? Снова его оттуда похитишь? Не кажется ли тебе, что ты ходишь по кругу, Тобиас?

То, что она впервые за прошедшие годы назвала его этим именем, поразило его меньше, чем исчезнувшая из её голоса улыбка. Том повернулся к ней, придерживаясь за спинку в изголовье кровати и морщась от нарастающей боли в рёбрах.

– Оставь его уже в покое, – сказала Алекзайн. Она по-прежнему сидела на краю постели, куда велела его положить, невозмутимая, будто каменное изваяние, и такая же равнодушная, со сложенными поверх юбки руками – леди, ждущая коленопреклонения от своего холопа. – Позволь ему идти его собственной дорогой.

– Той, на которую его усердно толкаешь ты? Это ты называешь его собственной дорогой?

– Он мог выбирать, – возразила Алекзайн. – Ты сам сказал ему это, когда приехал ко мне в Скортиар и увёз его от меня. И он выберет теперь так же, как выбрал тогда.

– Как он выберет, если ты продала его Индабиранам?

– Выберет, не сомневайся. Почему ты так не доверяешь ему? Он…

– Он глупый мальчишка, – отрезал Том. – Он понятия не имеет, во что ввязывается и чем это может обернуться!

– Что ж ты ему не объяснил этого, если сам так хорошо осведомлён?

Том открыл было рот для ответа – и вдруг вспомнил, с кем говорит. Эх, Томас Лурк… не ты ли зарёкся слушать эту женщину, если только будет в твой силе заткнуть свои уши или её рот? Каждое её слово – отрава, ты знаешь это. Ты знал это всегда. Так что же теперь ты стоишь и споришь с ней – споришь с той, которая всегда выходит победительницей в любом споре?

«Потому и спорю, – мрачно ответил он сам себе. – Если я всё равно не могу её убить, так пусть хоть знает, что её заговоры на меня не действуют».

«Да она и так знает это, – шепнуло что-то в глубине. – Знает. И ей всё равно. Ты больше нисколько не волнуешь её. Теперь у неё есть Адриан.

А не из ревности ли ты так старался уничтожить в нём тягу к его предназначению. Не потому ли, что одно его имя говорит тебе: время твоё безвозвратно ушло? И по земле теперь ходит новый Тот, Кто в Ответе за всё…»

Том шатко подбрёл к окну, держась одной рукой за бок, и приоткрыл ставню. Было очень поздно, вернее, совсем рано, над лесом вдалеке занималась заря. Двор постоялого двора был пуст и тёмен.

– Сколько я лежу здесь?

– Третий день.

– Зачем ты меня подобрала? Почему не позволила умереть?

Он услышал мелодичный смех (смех Камиллы…) и лёгкие шаги за своей спиной. Её полупрозрачная ручка легла Тому на плечо, но он не вздрогнул и не повернулся, даже когда почувствовал, как Алекзайн положила голову ему на спину между лопаток, прижимаясь щекой к его грязной рубашке.

– Не знаю. Может быть, я и вправду любила тебя, Тобиас Одвелл.

Он ткнулся виском в угол ставни и беззвучно рассмеялся. Смех отдался новой болью в подреберье, и Том умолк.

– Ничего смешного нет, – сказала Алекзайн. – Если бы я не любила тебя, ты не был бы мною