слушаете меня. Вы не можете объединиться. Единожды это удалось вам, и для этого вам понадобился мой брат. Теперь это могу сделать я.
– Проклятье, отчего ты так самоуверен?!
– Потому что терять мне совершенно нечего. Так же, как и вам, если вы пойдёте со мной. Я не буду давать вам слова чести, потому что все вы знаете, как мало оно стоит. Но знайте: я не хочу ничьей крови, и не хотел никогда. Однако сесть в Сотелсхейме я должен. Когда это случится, вы сохраните все свои привилегии, вы не будете платить мне дани. Но все решения, которые касаются ваших связей друг с другом, стану принимать я. Вы обязуетесь не чинить препятствий торговле, даже если прибыль от неё пойдёт вашему врагу. Вы обязуетесь строить дороги, даже если она свяжет ваш фьев с фьевом вашего недруга. Если ваш сосед примет общий закон, который я введу на всех землях Бертана, вы тоже его примете. Но, – сказал он, перекрывая вновь поднявшийся возмущённый крик, – все выгоды, которые даст эта торговля, эти дороги и законы, вы оставите себе. А если вы попросите у меня позволения применить по отношению к соседу кровную вражду, я позволю.
– Мальчишка бредит, – сказал один из лордов, пока остальные наперебой обсуждали услышанное. – Что ему с нас толку, если мы не будем платить ему дани? А копья? А наши мечи – ты и их-то небось потребуешь, конунг Эвентри!
– Не потребую. Единственное, что я потребую, – не проливать кровь друг друга без моего позволения и чтить закон, единый для всех. Во всём остальном вы сохраните свободу.
Лорд Флейн закашлялся. Только те, кто знал его в давние времена, когда он был немногим старше нынешнего Адриана Эвентри, поняли, что он смеётся.
– Мальчик, мальчик, отчего ты не родился лет хотя бы на тридцать раньше, – прокаркал он, качая головой.
– Оттого, что время тогда было не моим, – спокойно ответил тот. – А теперь – моё. И я ещё раз предлагаю вам, лорды, сделать его и вашим тоже. Все мы потеряем много, если расстанемся сейчас врагами.
– Чего ты, в конце концов, хочешь?
– Я уже сказал. Чтобы вы отвели меня в Сотелсхейм, посадили на трон и признали великим конунгом.
– Твой брат не был таким наглецом! Он просил меньшего!
– Он и предлагал вам меньше. По сути, он ничего вам не предлагал, кроме чистой совести. Но, как вы могли убедиться, совесть – это не то, что способно собрать вас вместе.
«Да, не совесть. Страх», – подумал лорд Флейн, пряча в морщинах улыбку и качая головой. Он жалел, что слишком стар для того, чтобы схлестнуться в поединке с этим мальчиком. Но, к счастью, не слишком стар для того, чтобы помочь ему.
– Что будет, если мы откажем тебе, лорд Адриан? – спросил он.
Все умолкли: вопрос был более чем насущный. На лице Эда Эфрина появилось первое отчётливое чувство с того мгновения, как он заговорил. Чувство это было сожалением.
– Тогда ни один из вас не выйдет отсюда живым. После чего бонды, не пришедшие сегодня на тинг, поймут, что я настроен серьёзно, и придут ко мне сами.
«Не совесть, а страх. Тупой страх скотины за свою шкуру», – подумал лорд Ролентри и стиснул зубы. Как и лорд Флейн, он знал это всегда, но, в отличие от юного Эвентри, ему никогда не достало бы решимости сыграть на этом так дерзко. Этот щенок сам мог бы умереть сегодня вместо тех, кому угрожал. Мог бы, только мог бы. Потому что он сказал правду: среди них не было ни одного, чей клич «Руби его!» немедля подхватили бы остальные.
«Будь прокляты эти Эвентри», – подумал лорд Ролентри, лорд Флейн и каждый из лордов, которых в тот день получил под красно-белое знамя человек, игравший именам так же легко, как и целым миром.
И когда это стало ясно, он сошёл с помоста, преклонил колени, снял ножны с пояса, протянул их тингу и склонил голову. И все были потрясены, потому что вместо злорадного торжества он проявил внезапно смирение, которым все остальные начинали тинг. Они начинали – а он закончил.
– Вы не пожалеете, – сказал Адриан Эвентри. – Богами моими и вашими, памятью моего отца и братьев, честью матери и сестёр клянусь вам, что вы не пожалеете.
Он сдержал эту клятву.
Когда этот день кончился и бонды, отныне свободные лишь на словах и сами не понимавшие, как дёшево они продались, разошлись по отведённым для них покоям – каждый под надёжной охраной, – лорд Даррен Флейн передал через слугу, что хочет видеть лорда Адриана.
Эд надел под куртку кольчугу и пошёл – младшим полагается являться на зов старших.
Его шаг пружинил, он улыбался, той лёгкой и немного безумной улыбкой, о которой много могла бы порассказать Магдалена Фосиган, или аптекарша Северина, или великий конунг. Коридоры замка были пусты, у каждой двери стояли по двое стражников из гарнизона. Дверь в покои, отведённые лорду Флейну, не была исключением. Эд назначил ему северную спальню – ту, в которую, случалось, уходила мать в ночи, когда они с отцом особенно сильно ссорились. Окна в ней выходили на реку.
– А, мой мальчик, – прошамкал лорд Флейн, когда Эд вошёл. Час был поздний, но он явно не собирался ложиться спать и сидел в кресле полностью одетый, опираясь на клюку, с которой теперь не расставался. – Спасибо, что пришёл.
– Желание гостя закон для меня.
– Да, да… Вон, – сказал лорд Флейн своему камердинеру, топтавшемуся рядом и усиленно подавлявшему зевоту. Камердинер поднял с пола постель, которую ему разложили рядом с кроватью его господина, и ушёл в гардеробную.
– Надеюсь, вам удобно, мой лорд?
– Что? А, да, очень удобно. У тебя славный замок. Я его помню. Когда твоему деду лорду Уильяму было столько, сколько тебе сейчас, я частенько у вас бывал. Он тогда, правда, ещё не был лордом… и очень этим удручался, хе-хе. – Флейн снова сощурился, и стало совсем не видно глаз. – А ты сам-то себя как чувствуешь, сынок?
Эд слегка улыбнулся.
– А вы бы себя как чувствовали, мой лорд, если бы у вас под замкум сидела половина Бертана?
– Гм, – лорд Флейн задумчиво пожевал ввалившиеся губы. Эд смотрел на него и с трудом верил, что люди доживают до таких лет. – Славный вопрос. Не знаю, что тебе и ответить, потому как никогда не пробовал. Да и желания пробовать не было, так что… не представляю, какового тебе сейчас.
– Это легко представить, мой лорд. Вы же наверняка видели диких быков в загоне перед тем, как их выпускают на бой. Вообразите чувства того, кто открывает калитку.
Не надо было ему так говорить… последняя фраза была лишней. Он ощутил, как его голос дрогнул, и мог только надеяться, что лорд Флейн этого не заметил. Что заметил, а что нет этот старый пройдоха, по нему совершенно невозможно было сказать.
– Быки, вот оно как, – протянул он. – Ты мне льстишь, мальчик. Такого быка, как я, поздно даже и на убой – мясо чересчур жёсткое, не прожуёшь.
– Гилас с вами, мой лорд, на что мне ваше мясо? Это андразийские варвары жрут друг друга, словно дикие звери. А мне вас не надо.
– Вижу. Вижу, что не надо, потому тебя и позвал. Ты не лгал там, внизу. Я подумал сперва, что ты берёшь нас на слабину, – Флейн сердито погрозил Эду костлявым пальцем. – И без вас, дескать, справлюсь! И как бы это ты без нас справился?
Эд промолчал.
– Но потом, под конец, когда ты склонил голову перед тингом… В тот миг я увидел в тебе не только твоего деда, но и твоего брата. Первый умел грозить, второй – просить. И оба не знали, чего им на самом деле надо. Лорд Уильям был как все эти, – Флейн раздражённо махнул рукой себе за спину, подразумевая, видимо, прочих бондов. – Удали много, мозгов мало… мир праху его. Брат твой, Анастас, стал бы хорошим лордом, когда бы ему по-людски жить давали. Когда он нас созвал и повёл против Одвелла, он сам не знал, что за зверя выпускает из клетки. Знаешь, он очень хотел тебя найти. Ничего-то больше, ничего другого не хотел. Так мне и говорил: вот найду, дескать, Адриана, а потом спасу девочек – сестёр ваших, стало быть – и Бертрана, и мать… Да только сёстры твои рожают новых септ Одвеллам. Мать, я слыхал, помешалась, а
