камень.
– В таких случаях достаточно поцелуя прекрасной девы, чтобы расколдовать воина. Так говорится в легендах. – Калев потерла висок. – Я точно помню, что каменное сердце должен растопить поцелуй любви.
– А если воин не желает быть расколдованным? – Римильде стало так грустно, что она едва не расплакалась.
– Значит, нужно донести до него мысль, что ему это пойдет только на пользу. Или просто целовать, не раздумывая.
– Няня!!!
– Ты не считаешь мой совет дельным? – сухо осведомилась Калев. – Ты не хочешь, чтобы Танкред сделал тебя своей супругой по-настоящему?
– Да, – вырвалось у Римильды, – я очень этого хочу.
Римильда и не подозревала, как долго обманывала себя: ведь ей действительно нравится Танкред. Она к нему привязалась. Она хочет, чтобы он прикасался к ней чаще. Каждый день. Чтобы целовал ее так, что захватывает дыхание. Чтобы смотрел на нее так, как смотрят на возлюбленных.
– Калев, – тихо попросила Римильда, – оставь меня. Мне нужно побыть одной.
Няня молча поднялась и вышла – она знала, когда не стоит настаивать.
Римильда смотрела на огонь. Когда же Танкред стал ей приятен, когда она захотела его внимания? Не так давно. Она как следует познакомилась с ним во время плавания в Англию – невозможно находиться на одном корабле с человеком и не разобраться в нем хоть чуть-чуть. Здесь, в Дауфе, Римильда постоянно видела, как Танкред движется, говорит, что он делает, и это заставляло ее испытывать смутное беспокойство. Она слушала, как он говорит, сухо раскатывая букву «р»; смотрела, как он – уже привычно – наклоняет голову, слушая кого-то; как сцепляет пальцы, задумавшись. Почему она все это замечала? Потому что он стал нужен ей.
Теперь ей очень хотелось, чтобы он пришел к ней. Чтобы они стали супругами настоящими, чтобы между ними не оставалось никаких преград и возникла… любовь? О господи, но это ведь невозможно. Танкред ничего не знает о любви. Она, Римильда, тоже ничего о ней не знает, но она хотя бы жаждет ее, мечтает о ней. Представляет, как ее любовь должна выглядеть, и приблизительно – как ощущаться. А Танкред… Никогда и ни с кем он не знал любви. Каменное сердце легендарного воина не растопить даже самым жарким поцелуем. Если бы это было не так, разве не предъявил бы Танкред свои права на Римильду намного раньше? К тому, кто тебе нравится, испытываешь влечение, теперь Римильда это понимала. А он и поцеловал-то ее на глазах у рыцарей, чтобы не давать повода для пересудов. Не потому, что ему захотелось. Просто так было нужно.
Римильда зарычала.
– Какая глупость! – пробормотала она. – Какая несусветная глупость!
Что может быть проще, чем нравиться собственному мужу? Что может быть сложнее! Наверное, Танкред предпочитает не стройных высоких блондинок, а пухлых маленьких брюнеток и не испытывает к Римильде ничего, кроме благодарности за сделку. Можно ли научить его относиться к ней как-то иначе?
Выхода нет – придется. И торопиться не нужно. У Римильды впереди целая жизнь на это.
Танкред возвратился через несколько дней, целый и невредимый и весьма довольный собой. Отправившись на север, отряд графа Мобри практически сразу натолкнулся на неизвестную банду, упоенно грабившую принадлежавшее теперь Танкреду село. Сельские жители в ужасе удирали, вояки же с хохотом гонялись за женщинами и разоряли дома. В считаные минуты люди Танкреда навели там порядок и притащили к своему командиру главаря набега. Он оказался не разбойником, а вассалом барона Крега, мелкопоместным дворянчиком; впрочем, в данном случае разбойник и вассал Крега – это практически одно и то же. Танкред с удовольствием повесил нескольких человек, на которых указали жители села, в назидание, а остальных, в том числе и предводителя, отпустил с наказом больше не попадаться. Они не попадались ровно два дня, пока не набросились на людей Танкреда посреди леса, с компанией подоспевших на выручку подельников. Тут уж никого щадить было нельзя – положили всех. Дворянчик пал смертью храбрых, и Танкред распорядился доставить его тело в его крохотный обнищавший дом, гордо именовавшийся замком. Пусть бедные родственники разбираются, что теперь делать; графству Мобри они явно не угроза.
Римильда с улыбкой слушала повествование Танкреда, которое, впрочем, оказалось коротким; основных подробностей добавил де Ритон, обладавший ярко выраженным талантом рассказчика. Он так живописал подвиги графа Мобри и рыцарей, что Римильда заподозрила: кое в чем Парис немного привирает. Впрочем, Танкред не мешал рыцарю хвастаться, и Римильда приняла весь рассказ на веру. В конце концов, воины всегда повествуют о битвах, если возвращаются после них живыми. Исключение – ее немногословный муж.
Когда отряд въезжал во двор, Римильда испытала острую, ни с чем не сравнимую радость при виде Танкреда. Она пошла ему навстречу, надеясь, что он повторит поцелуй, однако уставший супруг лишь поклонился своей леди и поприветствовал ее по всем правилам этикета, а в уложения этикета прилюдно целоваться не входит. Отправляясь осматривать свои владения, Танкред, видимо, поддался минутной слабости или в голову ему что-то странное взбрело – весна, наверное; а сейчас вновь взял себя в руки. Черт бы его побрал! Римильда старалась не показать, что сердится. Она приветствовала возвратившихся как полагается.
В большом зале накрыли стол, и начался пир горой. Римильда сидела во главе стола, рядом с Танкредом, на стуле с высокой резной спинкой. Муж находился совсем рядом, иногда его рука задевала ее руку, но и только. Танкред словно сделался еще более отстраненным, чем был до отъезда.
– Когда вы снова отправитесь в путь? – спросила Римильда.
– Послезавтра. Завтра люди будут отдыхать, – заявил Танкред.
– Не похоже, чтобы они сильно устали. – Римильда наблюдала за молодыми рыцарями, которые обменивались шутками и хохотали.
– И тем не менее нужно отдохнуть. Да и я сам не прочь денек побыть дома.
Римильда пораженно повернулась к мужу:
– Дома? Ты сказал – дома?
– Ну конечно. Ведь Дауф теперь официально – мой дом. Я ведь имею право называть его так? – Он улыбнулся самым уголком рта.
– А ты был рад, когда возвращался?
– Мне хотелось поесть и принять ванну.
Предельная честность. Проку Римильде от этой честности…
– Тогда я прикажу подготовить ванну.
– Спасибо, Римильда.
Ничего больше она от него не дождалась.
Танкред держался на расстоянии, вел себя по отношению к супруге вежливо и предупредительно. Уезжая через день, он не сделал попытки повторить поцелуй, хотя Римильда подошла достаточно близко. Видимо, практичный муж решил, что одного раза на виду у всех вполне достаточно.
Весна разгоралась, как огонь в очаге, который кормят сухими ветками. Земля подсыхала, крестьяне приступили к севу. Танкред пропадал днями и неделями, Римильда видела его теперь лишь изредка. Благодаря его усилиям на замок никто не пытался нападать, однако Римильда тосковала. Ей хотелось бы, чтобы муж чаще бывал дома, тогда у нее появились бы шансы как-то его привлечь. Пока же казалось, что они с Танкредом все больше отдаляются друг от друга.
Римильде это не нравилось. Когда муж возвратился из очередной поездки в середине апреля, она смирно приказала слугам наполнить ему ванну, подождала, пока Танкред туда усядется, и, прихватив с собой мыло и кое-какие восточные масла, которыми снабдила ее Калев, решительно направилась в покои мужа. Хватит.
Дверь оказалась не заперта. Римильда вошла; Танкред сидел спиной к ней в огромной дубовой бочке, его мокрые темные волосы рассыпались по плечам. У Римильды захватило дух от этого зрелища.
– Ты пришла, чтобы помочь мне совершить омовение, Римильда? – невозмутимо поинтересовался Танкред, не оборачиваясь. Она чуть не выронила мыло.
– Как ты понял, что это я?
