— Как вы смеете угрожать моему отцу?! Я всегда знала, что вы с Борей — наглецы и хамы, но чтобы дойти до такого… Чтобы запугивать старого друга наемными убийцами…
— Какими убийцами?.. — растерялся Ильчук. — Ты что, девочка, с ума сошла?
— Я слышала, как вы сказали, что отец одной ногой в могиле стоит! — продолжала наступать Нина. — Вы ему угрожаете расправой, чтобы он согласился на вашу грязную сделку!
— Нина, ты опять подслушивала, — недовольно проворчал Гаевой.
— О, господи, семья сумасшедших! — Ильчук всплеснул руками и закатил глаза. — Нина, деточка, я же имел в виду его болезнь! Какие там угрозы, какое убийство?.. Твой отец скоро умрет, потому что у него неоперабельный рак.
— Захар!.. — выкрикнул Гаевой сдавленным голосом. — Зачем ты сказал? Девочки ничего не знали…
— Но я не знал, что ты от них скрываешь. А тут твоя дочь набросилась с такими обвинениями…
Нина испуганно смотрела на Гаевого, и страшная истина с трудом доходила до ее сознания. Теперь становилось понятным, почему последнее время отец так плохо выглядел, а во взгляде и движениях его появилась какая-то лихорадочная поспешность.
— Папа, это правда?.. Почему же ты скрывал? Почему разрешил мне уехать? Надо было все силы бросить на твое лечение!.. — Она схватила Гаевого за плечи и несколько раз встряхнула.
— Я и так лечился все это время, дочка.
— У него рак скоротечный и поздно обнаруженный. Никакая химия не поможет, — сообщил Ильчук.
Нина повернулась к нему и сквозь слезы закричала:
— А вы, зная об этом, вместо того, чтобы поддержать, отравляете ему жизнь!.. Разве не понимаете, что отцу сейчас не до ваших грязных делишек!..
— Я бы и рад ему помочь, да ничем не могу. Если лучшие врачи не могут… А делишки у меня, деточка, совсем не грязные. Ничуть не хуже тех, которыми твой отец занимается. И если бы он мне помог, вы бы с Катей стали богатыми и независимыми женщинами на долгие годы.
— Не надо мне от вас ничего! — закричала Нина. — Оставьте отца в покое!
— Уйди, Захар, — глухо сказал Гаевой. — Не до тебя.
— Хорошо. А ты успокой свою артистку и подумай над моим предложением.
Выпроводив Ильчука, Нина долго не могла прийти в себя. Стояла в прихожей, вытирая слезы и стараясь делать глубокие вдохи. Наконец, пересилив свое состояние, она снова вошла к отцу в кабинет. Гаевой сидел у стола, опираясь лбом на стиснутые руки. Нина осторожно придвинула стул, села рядом.
— Папа, как же так получилось? Почему ты молчал?
Василий Федорович посмотрел на нее с вымученной улыбкой и тихо ответил:
— Надеялся: авось обойдется.
— И обойдется, еще не вечер! — заговорила Нина с воодушевлением. — Медицина с каждым годом совершенствуется! То, что не лечилось десять лет назад, лечится сейчас! Важно выиграть время! Папа, у тебя же связи! Может быть, надо лечиться за рубежом… Что это я говорю?.. Ты же и сам все понимаешь. Ты не из тех людей, которые легко сдаются, правда?
— Да, Нина, мы еще повоюем. За рубеж я скоро поеду. Вот только хотел до отъезда у Захара стребовать долги. Вдруг что со мной случится — вы с ним не справитесь. А он, паршивец, хочет впутать меня в новое дело…
— Папа, да не думай ты об этом. Сейчас главное для тебя — выжить. Я не фаталистка, но считаю, что на все — Божья воля. Возьми, к примеру, Солженицына. В каких условиях он лечился, да еще в пятидесятые годы, да в глубинке! Ему месяц жизни предрекали! И выжил! И, слава Богу, ему уже далеко за семьдесят, а он такой бодрый!
— Есть люди, которых Бог испытывает, но оставляет им жизнь, чтоб они исполнили свою миссию на земле. Я — увы! — не из породы миссионеров. Такому грешнику Бог не захочет помочь.
— Не говори так! Надо верить в свое выздоровление. Это главное.
— Верю, верю, — бодрым голосом сказал Гаевой и похлопал Нину по плечу. — Не волнуйся, я еще лапки не сложил. Ну, иди отдыхай, и мне отдохнуть надо.
В эту ночь Нина не уснула без снотворного. А наутро, проснувшись с тяжелой головой, долго не могла заставить себя подняться с постели и погрузиться в водоворот дневных проблем.
У Гаевого с утра были какие-то посетители. Нина с ними даже не встречалась, не выходила из комнаты и кухни. Ей никого не хотелось видеть, разве что Катю — человека, с которым она может и должна поровну разделить горе. Когда Гаевой остался один в кабинете, Нина предложила немедленно отыскать Катю и все ей рассказать. Но Василий Федорович отсоветовал: Катю найти не так просто, а потом она сама обещала прийти сегодня вечером или завтра утром.
После завтрака Гаевой ушел. Сказал, что по медицинским делам. Нина, оставшись одна, забилась в уголок дивана и заплакала от сознания собственного бессилия перед судьбой. Однако даже сквозь чувство горя и безысходности упорно пробивалась мысль о Ярославе. Наверное, если бы он знал о том, что на нее свалилось, то пришел бы сюда, несмотря на любые запреты. Но, увы, он ничего не знает ни о ее горе, ни о новом отношении к нему…
Звонок в дверь заставил Нину вздрогнуть и мгновенно вскочить на ноги. Ее первой мыслью было, что пришел Ярослав. Уже открывая дверь, она догадалась, что это, должно быть, Лена.
Так и оказалось.
Лена, возбужденная, настроенная на интригу, скользнула в прихожую и, едва поздоровавшись, поспешила сообщить:
— Ну, подруга, ты была права: у моего героя подозрительные-таки дружки. Вчера, когда возвращалась домой, видела, как их тачка выруливала со стороны улицы Крайней. А там ведь одна нищета живет, да еще бомжи в заброшенных домах. Я эти места стараюсь обходить.
— Ты, наверное, перепутала, — рассеянно откликнулась Нина. — Мало ли в городе серых «Вольво». И, потом, было уже темно.
— Где-нибудь на проспекте я бы эту «Вольво» и сама не заметила, но в районе аварийных домов она бросается в глаза. Да и номер тот же. Я его поневоле запомнила, когда мы с тобой дежурили возле палаццо.
— Ладно, черт с ними, с этими дружками, не хватало мне еще о них задумываться, — отмахнулась Нина.
Тут только Лена обратила внимание на холодную мрачность подруги.
— Что с тобой? Ты не в настроении? — Лена растерянно захлопала глазами. — Еще вчера все было хорошо!
— То было вчера, — вздохнула Нина. — А теперь все переменилось. Я узнала, что отец неизлечимо болен.
Лена долго утешала Нину, но в ее глазах явно светилось ожидание. Горе подруги, конечно, трогало Лену, но не настолько, чтобы забыть о собственных проблемах. В конце концов, видя, что Нина не вспоминает о вчерашней договоренности, Лена вздохнула и сказала:
— Понимаю, тебе не до меня. У тебя сейчас такое настроение, что ты не захочешь кому-то звонить, вести дурацкую беседу… Понимаю. Зря, наверное, пришла. Тебе сейчас не до гостей…
Невольный, почти бессознательный эгоизм подруги не вызвал у Нины раздражения. Она сейчас чувствовала какую-то философскую терпимость к людским слабостям. Лена притащилась через весь город. С утра пораньше, в надежде избавиться, наконец, от призрака неудавшейся любви. И вот теперь все откладывается на неопределенный срок… Нина представила, как сейчас Лена будет возвращаться обратно: опять изнурительное ожидание на остановках, толчея в автобусах, а Лена — хмурая, разочарованная, пристыженная самой мыслью о суетности своих мелких проблем…
Нине стало жаль подругу. Она понимала, что Лена по-своему несчастна и надо помочь ей поскорее избавиться от ее болезненного наваждения.
— Постой, Лена, не уходи. — Нина удержала ее за руку. — Что изменится, если я замкнусь на своем горе? Легче мне от этого не станет. Давай посидим, поговорим. Тебе действительно надо опять приблизиться к Олегу? Это что-нибудь изменит для тебя?
