утратил харизму. К восприятию иного типа руководителя страна, по-видимому, не была готова (да и Хрущев тоже). Хрущев вместо царя-мага стал скорее мифологическим шгутом-трикстером, героем анекдотов.
Трикстеры – это персонажи вроде греческого Гермеса, скандинавского Локи, соединяющие в себе комическое и демоническое, авторы ловких, лукавых, а также вредоносных проделок. Позднее образ трикстера трансформировался в остроумного плута из сказок (солдат, обманывающий черта), а в европейской литературе – в шута (к этому же ряду относится и булгаковский Коровьев). Трикстер обычно действует рядом с демиургом, первый создает вещи полезные и чудесные, а второй – ненужные или вредоносные (болезни, сорную траву). Тут кстати вспомнить о пресловутой хрущевской кукурузе. Трикстер также – посредник между этим миром и потусторонним, из всех богов только он может себе позволить путешествие на тот свет (Гермес провожал в Аид души умерших), в этой связи особую окраску приобретает тема заграничных поездок Хрущева, о которой речь пойдет ниже.
Трикстер, между прочим, персонаж не для первой роли, на троне он – шут. Таким образом Хрущев оказался «самозванцем» на месте, прежде прочно занятом Сталиным, и именно «самозванцем» его прозвали в народе. Он стал героем небывалого до него количества анекдотов, адресатом нескончаемых насмешек, его награждали прозвищами «шут», «свинья», «клоун», «болтун», «авантюрист», «царь Никита»; и он же иногда наделялся такими демоническими чертами, которые, казалось бы, никоим образом не соответствовали не только его делам, но и масштабу его личности. В листовках, надписях на стенах и заборах и в жалобах заключенных его часто называли драконом («Долой Хрущева Дракона!», «Хрущев Никакий Драконовский»). В одном из народных толкований Апокалипсиса, появившемся в Вологодской области и Алтайском крае незадолго до 1959 г. (когда был осужден его распространитель и вероятный автор), читаем: «На коне белом – победоносный – Петр I; На коне рыжем – мир взявший – Ленин; На коне вороном – с мерой – Сталин; На коне бледном – ад – Хрущев»[141].
Реальными поводами для критики политики Хрущева в широких слоях населения были нехватка продуктов и товаров (в том числе хлеба) и очереди в магазинах, вообще все то, что квалифицировалось следствием как «выражение недовольства материальными условиями жизни»; отсрочка платежей по государственным займам, снижение расценок оплаты труда рабочих и повышение цен; иронически воспринималась и кукуруза, которой Хрущев увлекся после визита в США, и даже полеты в космос («спутник спутником, а в супе мяса нет»[142]).
Но наиболее сильное раздражение у людей вызывали частые заграничные поездки Хрущева и приемы иностранных делегаций. Объясняется это целым рядом традиционных для России обстоятельств. В первую очередь – склонностью к изоляционизму, основанной как на ощущении имперской самодостаточности, так и на присущем традиционным обществам недоверии к «чужому». Полутора столетиями раньше такое же раздражение современников (причем современников просвещенных) вызывала активная внешняя политика Александра I, и особенно его частые отлучки из страны, которые принимались за пренебрежение внутренними делами. Вот и про Хрущева говорили, что народ живет плохо, а правительство о народе не заботится[143] и разъезжает по заграницам.
В негативном отношении к выездам Хрущева за рубеж играли роль и эгалитаристские представления, поддерживаемые самой коммунистической пропагандой. Руководители – слуги народа, трудятся ради его процветания и должны отличаться личной непритязательностью. Существовало множество пропагандистских историй о скромности Ленина, Сталина (простой пиджак или китель, скромное жилище, непритязательность в пище). А поездка за рубеж для простого советского человека была недосягаемой мечтой, наивысшей привилегией. Хрущев, часто выезжавший, нарушал «равенство», да и парадные приемы в Кремле – тоже нарушение равенства, да еще и «за счет страны» («Хрущев с Булганиным пропивают народное достояние»). Таким образом, заграничные поездки лидеров и приемы делегаций воспринимались как одна из привилегий, наряду с государственными дачами, машинами, слухами о роскоши, – всем тем, что вызывало раздражение. Непопулярный «самозванец» Хрущев «не выглядел» к тому же достойным представителем державы. Обсуждая его поездки, говорили, что «Хрущев во всем мире известен как болтун и пьяница», не пользуется авторитетом. Наконец, установленные в годы правления Хрущева контакты с капиталистическими странами зачастую трактовались и как предательство идеалов коммунизма: как это, руководитель пролетарского государства целует руку английской королеве.
Большое недовольство вызывала широко (и относительно гласно) развернутая Хрущевым «помощь развивающимся странам». Особой пользы люди от этого не видели, зато подозревали, что из страны вывозятся продукты и товары, которыми отнюдь не изобилуют прилавки магазинов: «Мы голодаем и стоим в очередях, а Хрущев гонит хлеб за границу».
Бурю возмущения вызвало и сообщение об июльском (1957 г.) Пленуме ЦК КПСС и освобождении от должностей членов «антипартийной группы» Молотова, Маленкова, Кагановича и др. Недовольство их отставкой стало постоянным сюжетом антисоветских разговоров, в их защиту писались листовки, надписи на стенах и заборах и анонимные письма.
Сами по себе эти деятели никогда не были особенно популярны. Народ воспылал к ним любовью исключительно вследствие их падения с политических вершин. Их отторжение от власти – по определению неправедной и порочной, источника всех зол – превращало их во «врага моего врага», т.е. союзника; раскол в правительстве понимался как изгнание людей, с которыми задним числом связывались надежды на улучшение жизни («Маленков хотел дать жить народу»). В то же время Молотов, Каганович – старые члены партии, «ленинцы», как казалось теперь, много сделавшие для народа (их длительная сопричастность сталинскому правлению, былое участие в непопулярных мероприятиях и даже национальная принадлежность Кагановича, прежде провоцировавшая антисемитские высказывания, теперь не в счет), а Хрущев – «выскочка», сначала низринувший Сталина, а теперь принявшийся и за соратников Ленина.
Возмущения просталински настроенных людей решениями XX съезда партии, переименованием городов, выносом тела Сталина из Мавзолея – понятно, но в свое время негативную реакцию вызвал и арест Берии. Нами зафиксировано 65 упоминаний имени Л.П. Берии в «высказываниях антисоветского содержания», из них 52 – с «положительной» его оценкой (правда, значительную долю среди них занимают суждения типа «Хрущев еще хуже, чем Берия»). Наибольшей популярностью Берия пользовался среди кавказцев (русские, наоборот, были склонны радоваться, что теперь у власти будет русский человек – Маленков, который «прижмет грузин», якобы пользовавшихся при Сталине особыми привилегиями), а также людей, амнистированных в 1953 г., и заключенных (последние, видимо, также связывали с его именем воспоминания об амнистии).
Недовольство жизнью заставляло людей постоянно оглядываться назад в поисках иллюзорной «упущенной возможности»: если бы Ленин не умер так рано, если бы… Главным врагом партии официальная история, воплощенная в «Кратком курсе истории ВКП(б)», называла Троцкого – он же стал и первой из неосуществленных «альтернатив». В наших материалах имеется 53 упоминания его имени, из них 52 – положительных. О нем рассказывали, что он был крупным государственным деятелем, имел большие заслуги в Гражданской войне, мог бы возглавить государство, был верным соратником Ленина и даже хотел вернуться к капитализму. Следующим по числу упоминаний были Бухарин (19, все положительные), Рыков (9, все положительные), Зиновьев (7, из них 6 – положительные, а одно связано с обсуждением причастности зиновьевской оппозиции к убийству Кирова). Дважды назывались имена Тухачевского и Блюхера как выдающихся полководцев Гражданской войны, однажды – Я. Гамарника, один раз пожалели далее о бывшем наркоме внутренних дел Г. Ягоде.
Народные симпатии всегда были с опальными деятелями. Это хорошо видно на отношении к маршалу Г.К. Жукову. В периоды, когда он был в опале (как при Сталине, так и при Хрущеве), его жалели, говорили о нем как о великом военачальнике (нам известно 21 сочувственное упоминание о Жукове); в то же время, стоило ему оказаться вновь «у дел» и принять участие все в том же пленуме об антипартийной группе, как ему, наряду с Хрущевым, были предъявлены упреки (7 зафиксированных нами случаев). Собственно, в большинстве случаев реальные качества опальных политических лидеров оказывались или неизвестными, или хорошо забытыми; играл роль главным образом факт их противостояния (хотя бы мнимого) действующему правительству.
Мысли об упущенных возможностях – как бы задним числом возникавшие надежды на появление доброго и справедливого правителя – доходили, как мы видели, до того, что высказывались даже сожаления о том, что Гитлеру не удалось завоевать СССР. Однако эти опрокинутые в прошлое надежды редко заходили
