Вечером немцы прорвали армейскую оборону и начали стремительно продвигаться вперед. Немногочисленные группы фашистов даже пробились к командному пункту армии. Их отбили, но на следующий день уже крупные силы противника выбивали красноармейцев из штабных укреплений.
Отход разбили на колонны. Антон остался со штабом, который шел под прикрытием трех взводов НКВД…
«Вам меня преследовать, вам же и охранять, — подумал Антон. — Вот судьба…»
Перед отходом радист отстучал:
С наступлением ночи натиск противника усилился. Антон уже различал в темноте среди частокола голых стволов черные силуэты немецких автоматчиков. Отходили отстреливаясь. Антон стрелял без разбора в состоянии какой-то отрешенности и безразличия. Сил совсем не было, и близкая смерть не пугала, а, наоборот, казалась ему долгожданной и желанной.
Власов тоже стрелял, что-то крича окружающим его офицерам. Потом он резко нагнулся, и у Антона замерло сердце. Он кинулся к генералу и услышал отборный мат:
— Очки, черт возьми! Где-то тут… Искать, Горин! Черт! Я ж без них…
Очки не нашли.
Наконец-то, окончательно собравшись в колонны, стали быстро отступать и вскоре сумели оторваться от теснившего с двух сторон противника.
Дошли до командного пункта одной из дивизий и отправили последнюю радиограмму:
Шли долго, засыпали на ходу, собирая полами шинелей тяжелую болотную тину. Потом остановились у какого-то запасного КП, где командующий приказал всем делиться на мелкие группы и выходить из окружения самостоятельно. Сам же он с начальником штаба и еще полутора десятком старших офицеров остался на КП, сказав, что они пойдут последними.
Ранним утром группа, с которой шел Антон, наткнулась на недавно убитого лося и устроила привал. Не думая о безопасности, разожгли костер. Нахватавшись полусырого мяса, Антон упал под поваленное дерево, закрыл глаза и провалился в глубокую колыхающуюся темноту. Когда снова раздались выстрелы, он не пошевелился.
— Горин, пошли… — слышал он в забытьи чьи-то слова.
На эти слова накладывался далекий женский смех, чья-то матерщина, мелодия фокстрота, выстрелы, немецкая речь и образ вечерней светящейся Москвы…
Антон был не в силах выбраться из сна и не стал открывать глаза…
Глава 4
Отто фон Берг проснулся от того, что кто-то ковырялся ключом в замочной скважине. В полудреме он потянулся к выключателю и, задев рукой металлическую настольную лампу, уронил ее на пол. Ковыряние в замке тут же прекратилось, а за дверью послышались удаляющиеся шаги.
«Что бы это значило? — подумал он. — Наверное, кто-нибудь спьяну ошибся дверью».
Сон резко улетучился, и, осознав настоящую реальность, Отто обрадовался, что снившиеся ему сырые окопы и лагерные нары — всего лишь сон. Уже сон.
Он открыл глаза и, различив в темноте силуэт комнаты, вновь осознал себя прежним Антоном Гориным.
Завтра выходной, и можно было хорошо выспаться, но какой-то идиот разбудил его. Впрочем, может быть, и хорошо, что разбудил. Прошло уже несколько месяцев, как его выпустили из лагеря, но тревожные сны навязчивыми картинами недавнего прошлого продолжали бередить его душу.
Окидывая взглядом последние годы своей жизни, Антон не переставал ощущать себя игрушкой в руках судьбы, сыгравшей с ним очередную дьявольскую шутку, заставив его снова сделать тяжелый выбор, выбор, который опять спас его от верной гибели.
Он снова закрыл глаза, и перед ним возникли длинные дощатые бараки и колючая проволока, которую немцы аккуратно протянули в обход группы раскидистых молодых березок, дабы не ломать их. Это был Винницкий лагерь военнопленных офицеров штаба, куда, видимо, как штабного работника, поместили и его — рядового Горина.
Антон почти ощутил тепло того осеннего дня, когда его в составе небольшой группы пленных офицеров, тоже служивших в штабе разгромленной Второй Ударной армии, отвели поодаль от бараков, под сень тех самых берез, склонившихся над полосой колючей проволоки.
— Хорошее место для расстрела, — щурясь от яркого солнца, произнес подполковник Корбуков, которого Антон знал как помощника начальника связи армии.
— На расстрел не похоже, — сказал другой офицер. — Могилы нет, а тащить отсюда далеко.
Когда всех построили в шеренгу, перед ними появился статный армейский капитан с открытым интеллигентным лицом. В руках у него была кожаная папка для документов. Он откашлялся и неожиданно заговорил на чистейшем русском языке.
— Добрый день, господа. Меня зовут Вильфрид Карлович Штрикфельд, — представился он. — Несмотря на то что вы видите меня в форме вермахта, я — офицер русской армии, бывший подданный Российской империи.
Он обвел всех внимательным взглядом и продолжил:
— В германской армии служат не только прибалтийские немцы, как я, но и бывшие белогвардейские и советские офицеры, а также множество простых русских людей. Как видите, у немцев не ко всем русским однозначное отношение. Многие из них служат в частях вермахта и даже в СС, а также в национальных подразделениях, состоящих из бывших граждан Советского Союза. В настоящее время немецким командованием сформировано около восьмидесяти полевых батальонов, в составе которых воюют прибалты, украинцы, кавказцы и жители среднеазиатских республик. Дело в том, что немцы охотно идут на сотрудничество с теми бывшими гражданами СССР, которые… — он сделал паузу, — ненавидят большевизм. И я стою здесь перед вами не для того, чтобы призвать вас служить Германии. В немецкой армии и без того достаточно солдат. Я призываю вас послужить России!
— Ух ты! — с иронией вырвалось у кого-то.
— Да, да, именно России, которая погрязла в этой войне. У меня немного времени, но все же позволю вам напомнить, в какой нужде и в каком страхе перед будущим вы жили по ту сторону фронта. Кто из ваших знакомых или родственников не встречался с НКВД? Я знаю, что некоторых из вас только эта война спасла от смерти в сибирских лагерях. Да что далеко ходить! Разве ваше присутствие здесь, в плену, не результат пренебрежения Сталиным жизнями русского солдата? Разве бы содержали вас тут как свиней, если бы не отказ Сталина от Женевской конвенции, где оговорены международные правила содержания военнопленных? А вы никогда не задавали себе вопрос, почему вашу армию, целую армию, бросили в болотах на верную гибель?! Если хотите знать мое мнение, то сейчас борьба против Сталина — дело не только одних немцев, но, в гораздо большей степени, дело самих русских и других народов Советского Союза. И если раньше не было даже возможности сказать и слово в свою защиту, то теперь появился реальный шанс уничтожить большевизм и вернуть России настоящую свободу!
— Свободу в составе СС? — спросил Корбуков.
— Свободу на паритетных с Германией отношениях, — ответил Штрикфельд. — Я, конечно, с вами здесь разговариваю не от имени СС, но и не по собственной инициативе. Я имею полномочия от командования немецкой армии и прибыл сюда по поручению фельдмаршала фон Бока. В любом случае, другого выхода у вас нет. Вы, как штабные работники, не можете не знать о том, что Сталин подписал
