«за» и «против» того, спать ли ей с новым преподавателем — или даже с преподавателями. Лиза не путается с простыми двадцатитрехлетними смертными. Она предпочитает мужчин, озабоченных академической карьерой (то есть уже тринадцатый год пишущих диссертацию), которые возят ее в Милфорд на фильмы типа «Хиросима, моя любовь», чтобы не засветиться с ней в Нью-Хейвене, и дарят на День святого Валентина сочинения Жан-Поля Сартра. Короче говоря, они ужасны — если только не трахают тебя на столе в аудитории для старшекурсников.
— Я ненавижу свою жизнь, — говорит она, садясь и разбрасывая по всему столу книги и конспекты.
— Правда? — отвечаю я, едва оторвавшись от своей малоаппетитной зелени. — И я свою ненавижу. Говори первая. Твои проблемы всегда значительнее и скандальнее.
— Моя новая, так сказать, спальня — философский факультет. Это так… так… интеллектуально стимулирует, — начинает Лиза.
— «Интеллектуально» — новое название клитора? — с ухмылкой спрашиваю я.
— Нет, — возмущенно отвечает она. — Просто там у меня два любовника, и я зашла в тупик. Передо мной столько дорог. По какой же мне идти?
— Нельзя ли немного поконкретней?
— Я встречаюсь с двумя аспирантами с философского факультета, — заявляет Лиза.
— Молодец.
— Серьезно, — продолжает она. — Мне нужно выбрать одного. И быстро.
— Почему?
— Потому что для моих мозгов роман с двумя — это слишком экзистенциальная мысль.
— А дать отбой можно? — спрашиваю я.
Лиза нетерпеливо кивает, уписывая шестисоткалорийный салат «Цезарь». Это нормально во время жестокого кризиса.
— Ты собираешься назвать свое кантианское дитя любви Иммануилом? А потом пролезешь в шоу Мори Повича, чтобы узнать, кто настоящий отец?
Я не могу воспринимать Лизу серьезно, потому что она всегда встречается по меньшей мере с двумя парнями.
— Хлоя, — с угрозой произносит она, — я сверну тебе шею. Даже если ты считаешь меня ненормальной, это не значит, что моя ситуация — не проблема.
— Ладно, ладно. — Я смягчаюсь. — Тогда у меня серьезный вопрос.
— Давай.
— Как тебя угораздило опять угодить в ту же ситуацию? Мне казалось, ты больше не собираешься этим заниматься.
— Ну, — театрально начинает она, — понимаешь, в прошлом семестре мы с Шелли Каган ходили на «Смерть» («Смерть» — это такой курс, честное слово), и там было два очень привлекательных… знаешь, такие темноволосые, задумчивые. Так вот, — продолжала она, — я подыгрывала им, просила помочь с конспектами, оставалась после занятий… короче, принимала участие во всей этой глубокомысленной чепухе. Из кожи вон лезла.
— А больше ты не из чего не лезла? — невинно интересуюсь я.
Как вы понимаете, Лиза — мастерица по части охмурения преподавателей. Хотя умственные способности размером с три штата тоже, конечно, не помешают.
— Так вот, как я говорила, я старательно разыгрывала свою партию.
— Ты только что употребила слово «разыгрывать». Как это на тебя похоже.
— Хлоя!
— Хорошо, хорошо, продолжай. Я слушаю. Два аспиранта, «Смерть», подыгрывание, давай дальше. — Положив в рот кусочек индейки, я тщательно пережевываю его для усиления эффекта.
— Так вот, на философском факультет за последние несколько лет произошла серьезная интеллектуальная утечка, он отчаянно нуждается в притоке свежей крови.
— В отличие от тебя.
— Да. И мои славные юные джентльмены заняли вакансии ассистентов преподавателей на этот год.
— И в результате ты встречаешься с двумя мужчинами, совокупная зарплата которых составляет тридцать тысяч долларов в год.
— Да. Продолжаю. На прошлой неделе я столкнулась со Стюартом в «Кофиту», где по дороге на занятия выпила двойной мокка-латте без кофеина с обезжиренным молоком. Мы разговорились о гегелевской теории противоречия, ну, короче, он пригласил меня на свидание.
— Ты встречаешься с парнем по имени Стюарт? Ты разве забыла книжку «Стюарт Литтл»[6]? И что он? В смысле маленький?
— Вообще-то, Хлоя, Стюарт необыкновенно одарен.
— Необыкновенно?
— Необыкновенно, — отвечает она, приподнимая бровь.
— Если ты настолько удовлетворена философскими качествами Стюарта, зачем тебе холостяк номер два?
— Я за ним не бегаю! — возмущается Лиза. — Это вышло случайно.
— Послушай, Чувство и Чувствительность, переходи к бегу и расскажи, как ты познакомилась с этим другим… как бишь его?
— Гарри.
— Гарри? Даже не буду комментировать[7].
— Вот и не комментируй.
— Я же сказала, что не буду.
— Ну, я встретила Гарри, когда выходила из кабинета Стюарта.
— Продолжай.
Лиза злобно смотрит на меня и продолжает:
— Так вот, я выходила из кабинета Стюарта под впечатлением от обсуждения моего выпускного эссе…
— Ты специализируешься по экономике, и сейчас первый семестр предпоследнего курса. Нельзя ли придумать что-нибудь более убедительное?
Еще один злобный взгляд.
— В любом случае я наткнулась прямо на Гарри, который шел мне навстречу, и сказала, что приятно было бы пройтись вместе, ну, просто за компанию. Все было абсолютно безобидно.
— Безобиден олененок Бэмби. А вот ты — нечто совершенно иное.
Лиза пропускает мои слова мимо ушей.
— По дороге он пригласил меня на занятие по чайной церемонии, которое проводил приглашенный преподаватель по современной этике и теории справедливой войны. Оно должно было состояться в тот вечер. Меня это заинтересовало, и я пошла.
— И?
— И это оказалось действительно интересно. И, между прочим, настолько, что мы решили поужинать вместе.
— И где же на кампусе принимают продовольственные талоны?
— Заткнись. Ужин перешел в десерт, а десерт — в новую беседу, а новая беседа перешла в…
— Скачки на его диване? — предполагаю я.
— Ну… — Лиза колеблется. Я выразительно на нее смотрю. — Да, — говорит она.
— У тебя был секс с двумя преподавателями в один день, и оба они работают на одном факультете.
— Это настоящий ад! — завывает Лиза и роняет голову на липкий стол.
Два футболиста, сидящие через несколько столиков от нас, смотрят в нашу сторону. «Ад?» — шевеля губами, повторяет один из них. Второй пожимает плечами, и они возвращаются к опустошению своих тарелок, заваленных гамбургерами. Я даже не берусь представить количество содержащихся в них
