хотел этого, но попал. Теперь злился на себя.
Но душа болела не от этого: душу Николая грызло злобное предчувствие того, что затея с помилованием Татьяны Рощиной может провалиться.
Во вторник Николай вставил в мобильник новую сим-карту и связался с Шаминым. Они договорились о встрече в торгановской квартире. Николай поехал в город, но, будучи уже возле своего дома, получил ответный вызов от адвоката. Алексей Романович извинился и сказал, что у него срочная встреча, которую отложить никак нельзя. И объяснил:
– Может, сегодня кое-что выяснится в отношении хозяина того самого внедорожника – помните, я рассказывал о «Гранд Чероки»? Оказалось, что автомобиль был перепродан три года назад; я случайно встретился с новым владельцем – он ставил свою машину на автостоянке, которой пользуюсь и я. Так вот этот человек, описывая достоинства своей машины, сообщил, что приобрел ее у дипломата, который служит первым секретарем посольства в Белизе. Автомобиль продавал, разумеется, не сам дипломат, а кто-то из его знакомых по доверенности. Три года назад тот самый продавец, действовавший по доверенности, демонстрируя «Чероки» в каком-то дворе, показал на дом, в котором проживает тот самый дипломат. Узнав точный адрес дома, я поднял списки жильцов того дома, проверил фамилии, вплоть до девичьих большинства женщин. И узнал нечто поразительное.
– Что? – спросил Торганов.
– Потом расскажу. И еще в дополнение: в том же доме в одной из квартир зарегистрирована Оксана Суркис, проживающая вместе с одиннадцатилетним сыном – Денисом Владленовичем. Так что, вполне возможно, у меня сегодня не одна встреча будет.
Телефонный разговор закончился.
Торганов въехал во двор своего дома и остановился, так как поперек проезжей части стоял грузовик. Николай вынул из мобильного телефона сим-карту, спрятал ее в карман рубашки. После чего припарковал автомобиль Алисы у тротуара: ждать, когда грузовик освободит проезжую часть, бесполезно, тем более что до подъезда не более полусотни метров. Николай вышел из машины, направился к дому и сразу увидел двух парней в спортивных костюмах, которые шли навстречу. Поначалу он не обратил на них особого внимания – парни как парни, крепкие, правда. Но они двигались прямо на него и откровенно старались не замечать идущего навстречу человека, словно специально глядя в сторону. При этом они не разговаривали друг с другом. А когда попытались обойти его с двух сторон, Николай понял все. Но уже было поздно.
Он едва увернулся от первого удара, хотя жесткий кулак все же скользнул по его скуле. И тут же Николай получил сильный удар в правый бок. Шагнул в сторону, вдохнул, и острая боль пронзила всю правую половину тела. Он согнулся, задыхаясь, попытался поймать ртом воздух, но от этого боль стала только острее. В этот момент его ударили ногой в грудь, и Торганов рухнул на спину.
Чужие руки ощупали его карманы, из внутреннего вытащили бумажник, потом забрали оба мобильника. Николай сделал неуклюжую попытку вырваться, попытался приподняться, но получил еще один удар ногой. На сей раз в левый бок.
– Еще раз дернешься – убьем! – пригрозил чей-то голос возле его уха.
Его перестали ощупывать, человек, склонившийся над ним, выпрямился и сказал второму:
– Уходим!
Николай вздохнул, после удара по печени было темно в глазах, он не смог подняться сразу – его качнуло в сторону, и он снова упал. Потом сидел на корточках, дожидаясь, пока боль отпустит.
Бумажник валялся на асфальте, пустой, разумеется, хотя грабители взяли только деньги и пластиковые карты; оба паспорта Торганова – и российский, и американский – обнаружились на газоне. В карманах брюк остались ключи от квартиры и от «Мерседеса» Алисы. Это показалось Торганову странным – дорогой автомобиль в первую очередь мог бы заинтересовать напавших на него парней. Поднимаясь в лифте, Николай размышлял о происшедшем, ему показалось, что эти люди не похожи на тех, кто занимается уличным разбоем, во всяком случае, как их представлял себе Торганов. На этих были дорогие спортивные костюмы и кроссовки, они были аккуратно подстрижены и уверены в себе. Хотя кто знает – какие люди теперь занимаются грабежом на улицах российской столицы. Войдя в квартиру, он внимательно осмотрел комнаты, но следов пребывания посторонних не обнаружил – все вещи были на своих местах.
Николай позвонил в Нью-Йорк в офис банка, заявил о пропаже пластиковых карт и сообщил свой адрес, на который экспресс-почтой можно выслать дубликаты. Потом пристально вглядывался в свое отражение в зеркале: левая скула немного припухла. Проверил карман рубашки: сим-карта, подаренная ему Шаминым, на месте.
Настроение было препаршивым, не потому, конечно, что у него пропали деньги – сумма была мизерной, но сам факт того, что так запросто к нему подошли и унизили, выбил Николая из колеи. Он сидел в кресле и размышлял о случившемся, подумал даже, что, вероятно, прав был адвокат, когда предупреждал его об опасности, но потом отогнал и эту мысль – конечно, это случайность. Никто не поджидал его возле дома – просто люди, промышляющие разбоем, увидели хорошо одетого человека, выходящего из шикарного автомобиля, и напали на него, рассчитывая поживиться.
Он позвонил Витальеву, рассказал о происшествии, попросил денег. Григорий Михайлович возмущался и сожалел, пообещал помочь, а потом сообщил, что еще одна книга Торганова выходит в свет, правда, тираж небольшой, так как книготорговые фирмы не спешат присылать заявки, а потому издание следующих пока нецелесообразно.
– Скорее всего, мы ошиблись, выпустив сборник ваших рассказов, – с печалью в голосе признался Витальев. – Сейчас читатели предпочитают романы, а короткие истории их не захватывают. Да и название «Чемодан» крайне неудачное. Вот если бы книга называлась «Чемодан страстей», а еще лучше было бы «Труп в чемодане».
– Когда можно заехать за деньгами?
– Да хоть сейчас. А заодно заберете авторские экземпляры своего «Чемодана».
Перед сном Алиса, лежа в постели, читала новую книгу и смеялась, а Николай в это время заглянул в ее гардеробную: папка с материалами расследования Шамина находилась там, куда он ее и засунул – за обувными полочками. А за шляпной коробкой стояла начатая бутылка виски «Лонг Джон» и четырехгранный стакан. Это вызвало удивление Торганова: неужели Алиса втайне от него прикладывается в гардеробной? Подумав об этом секунды три, Николай налил себе полстакана и залпом выпил. После чего вернулся в постель, увидел на тумбочке пульт управления видеокамерами, но ничего решил не говорить, чтобы не мешать Алисе знакомиться с новинкой литературы. Повернулся к ней спиной, закрыл глаза и почти сразу уснул.
Он ждал пятницы, а время тянулось бесконечно долго, время ползло со скоростью улитки – старой и засыпающей на ходу. Несколько раз Торганов вставлял в новый мобильник сим-карту, полученную от Шамина, и пытался дозвониться до Алексея Романовича, но безуспешно: равнодушный женский голос монотонно сообщал каждый раз, что телефон абонента выключен или находится вне зоны действия сети. Так прошла среда. В четверг с утра Торганов отправился в офис Комиссии по помилованию, чтобы внести в список рассматриваемых дел прошение Татьяны Рощиной. Локоткова не было на месте, а его помощник Григорьев сказал, что список заранее подготовлен, как и протокол заседания, даже проект решения уже согласован с Василием Ионовичем. Николай просмотрел все эти документы: фамилии Рощиной, разумеется, не увидел, но Григорьев тут же сказал, что если у какого-либо члена комиссии есть дополнения к списку, то это все делается в рабочем порядке и проблем с оформлением помилования быть не должно – такие прецеденты уже случались.
– А прошение Татьяны Рощиной? – спросил Торганов.
Григорьев посмотрел на него внимательно и пожал плечами. Но потом все же сказал:
– Василий Ионович распорядился – ни под каким видом.
Торганову было плевать на распоряжение Локоткова. Он решил обратиться к членам комиссии, представить документы Шамина и убедить всех в необходимости принятия решения о помиловании: ведь Татьяна и так уже отсидела достаточно – с этим не будут спорить и те, у кого, возможно, останутся какие-то сомнения.
Алиса все-таки решила доснять интервью. Когда Торганов вернулся в дом Шабановых, его уже ждали. Под пальмами поставили письменный стол, завалили его американскими книгами, поверх которых развалилась неизвестно откуда взявшаяся сиамская кошка.