отделению неизвестна. Все поименованные выше лица по делам отделения ранее не проходили. Что же касается конспиративных квартир, в коих собираются грабители для выработки планов намеченных ими грабежей и экспроприации, то установить таковые до настоящего времени не удалось»{38}.
Если бы Тифлисское ГЖУ действительно стремилось докопаться до истины, в сложившейся ситуации перед ним был еще один путь. Можно было предложить А. Корсидзе самому показать дом, в котором проживала Варвара Бочаришвили, а также остальные адреса, которые он посещал на воле. Удивительно, но тифлисские жандармы не «додумались» до этого. И 14 июня А. М. Еремин проинформировал Департамент полиции о том, что «Варвара Богоришвили жительством в Тифлисе не обнаружена»{39}.
О том, что в переписке, связанной с «попыткой» установления личности В. Бочаришвили, было допущено сознательное искажение фамилии, свидетельствует письмо начальника Тифлисского охранного отделения в Тифлисское ГЖУ, отправленное им 5 августа 1908 г. В этом письме, правда по другому поводу, Варвара Бочаришвили фигурирует как лицо, причастное к экспроприации, под своей точной фамилией{40}. Следовательно, кто-то в Тифлисском ГЖУ и Тифлисском охранном отделении сознательно создавал видимость непрофессионализма.
Имевший перед собой показания А. Корсидзе С. В. Савицкий должен был бы обратить внимание на то, что упоминаемая в показаниях А. Корсидзе В. Бочаришвили в телеграмме А. М. Еремина превратилась в В. Богоришвили.
Но полученный ответ его вполне удовлетворил.
Кроме Камо в показаниях А. Корсидзе фигурировали еще несколько человек, причастных к тифлисской экспроприации: Давид Абашидзе, Давид Арчуадзе, Акакий Далинишвили, Илья Ебралидзе, Степко Инцкирвели, Иван Каландадзе, Елисо Ломинадзе, Сико Церцвадзе, Котэ Цинцадзе, Илья Чачиашвили{41}. Как явствует из воспоминаний Б. Бибинейшвили, часть этих лиц действительно участвовала в экспроприации, а другие имели к ней опосредованное отношение{42}.
Получив показания А. Корсидзе, С. В. Савицкий обязан был направить в Регистрационное отделение запрос о наличии в картотеке Департамента полиции сведений о каждом из названных выше лиц. Ни самих запросов на этот счет, ни ответов на них обнаружить пока не удалось. Между тем к 1908 г. в картотеке Департамента полиции фигурировало почти половина названных А. Корсидзе лиц: Иван Каландадзе, Сико Церцвадзе, Котэ Цинцадзе, Илья Чачиашвили{43}.
21 июня 1908 г. Министерство внутренних дел обратилось к наместнику на Кавказе с просьбой разрешить Департаменту полиции произвести необходимые следственные действия на Кавказе{44}. 25 июня такое разрешение И. И. Воронцовым-Дашковым было дано{45}. 4 июля С. Е. Виссарионовым за директора Департамента полиции и Н. А. Павловским за заведующего Особым отделом было отдано распоряжение С. В. Савицкому передать находящееся у него «дознание по обвинению именующего себя Дмитрием Мирским» «для дальнейшего ведения этого дела чиновнику особых поручений А. Т. Васильеву», который к этому времени был отстранен от руководства Особым отделом{46}. Вслед за этим А. Т. Васильев и В. Е. Корсак с 25 июля по 20 августа были командированы в Тифлис{47}.
Позднее Б. Бибинейшвили утверждал, что показания А. Корсидзе, касавшиеся лиц, причастных к тифилисской экспроприации, «отличаются и точностью, и полнотой»{48} . Однако А. Т. Васильев и В. Е. Корсак признали его показания, за исключением тех, на основании которых была установлена личность Камо, не заслуживающими доверия[71]{49}.
Не успели следователи появиться на Кавказе, как 8 августа А. Корсидзе едва не стал жертвой покушения, совершенного заключенными кутаисской тюрьмы, где он содержался до этого{50}. В связи с этим 21 августа временный генерал-губернатор Кутаисской губернии и Сухумского округа предложил Департаменту полиции перевести А. Корсидзе в Петропавловскую крепость. Несмотря на сделанное распоряжение, А. М. Еремин «торпедировал» его исполнение, после чего из Кутаиса А. Корсидзе был переведен в Тифлис. Мотивировалось это интересами следствия, по которому тот проходил (дело о так называемой Квирильской, или Шоропанской, республике). Но дознание, к которому он был привлечен, проводилось не в Тифлисе, а в Кутаисе. Это означает, что, опасаясь дальнейших откровений А. Корсидзе, его просто-напросто изолировали{51}.
В 1906–1908 гг. по делу о Квирильской республике было отдано под суд 16 человек. Из них только Арсений Корсидзе дал откровенные показания.
Семь обвиняемых 17 августа 1908 г. суд оправдал, девятерых приговорил к каторжным работам. Самый большой срок (8 лет) получили двое: Александр Степанов и Арсений Корсидзе. Суд не принял во внимание ни раскаяние последнего, ни его содействие следствию своими показаниями{52}. Согласившись с оправданием трех человек, прокуратура опротестовала решение суда в отношении остальных подсудимых. В 1909 г. состоялось новое судебное разбирательство.
«С 11 по 17 мая в городе Кутаисе, — сообщала газета „Возрождение“, — военно-окружной суд рассмотрел кассированное прокурором дело о „Квирильской республике“. Всех обвиняемых по этому делу было 13, но вследствие болезни дело о трех подсудимых было выделено особо. Перед судом предстали Арсений Корсидзе, Подколзин, Ал. Степанов, Пав. Сакварелидзе, Ф. Церетели, Ал. и Сем. братья Жгенти, Хомерики, Цикрадзе и В. Кикнадзе». Почти всех обвиняемых защищали адвокаты. Единственным, кто не смог найти адвоката и «защищался сам», был А. Корсидзе. «Суд вынес приговор, по которому Корсидзе приговорен вместо прежних 8 к 20 годам каторги, Сакварелидзе вместо 6 к 4 годам каторги. Семен Жгенти оправдан. По отношению к остальным оставлен в силе прежний приговор»{53} .
Таким образом, суд счел необходимым увеличить срок каторги только одному А. Корсидзе. Причем в два с половиной раза! А. Корсидзе попытался опротестовать это решение, после чего был приговорен к пожизненной каторге{54}.
26 января 1910 г. он подал заявление с новыми признаниями. 30 января оно были направлено в Департамент полиции{55} и оказалось в руках А. М. Еремина, который к этому времени вернулся в Петербург и возглавил Особый отдел{56} . Ознакомившись с заявлением А. Корсидзе, он начертал на нем резолюцию: «Арестант Корсидзе мне известен как отчаянный лжец. Ни одно из массы его заявлений, сделанных в Тифлисе, не подтвердилось. Передайте переписку согласно резолюции г. директора в 7-е делопроизводство, предварительно запросив Тифлис. Е.4.02»{57}.
А. М. Еремин хорошо знал, что именно благодаря показаниям А. Корсидзе в 1908 г. была установлена личность Камо. Более того, в нашем распоряжении имеется письмо А. М. Еремина, направленное им в Департамент полиции и датированное 23 августа 1908 г., в котором он характеризовал А. Корсидзе как человека, «давшего ценные показания по делу Камо и указавшего других участников ограбления 250 тыс. на Эриванской площади»{58}. Поэтому утверждая в феврале 1910 г., что «ни одно» из показаний А. Корсидзе «не подтвердилось», А. М. Еремин сознательно писал неправду и, используя ее, пытался дискредитировать новые откровения А. Корсидзе.
Итак, что же мы видим? Имея в своих руках более половины членов ЦК РСДРП от партии большевиков и целый ряд лиц, причастных к тифлисской экспроприации, в том числе С. А. Тер-Петросяна, Департамент полиции оказался «не способным» не только разыскать участников экспроприации, но и наказать даже тех, кого ему удалось арестовать.
Можно было бы допустить, что к данной экспроприации был причастен важный секретный сотрудник Департамента полиции и Департамент полиции пытался не допустить его разоблачения. Но что помешало ему добиться выдачи М. М. Литвинова? Почему был выпущен за границу Л. Б. Красин? Как объяснить освобождение из-под стражи И. П. Гольденберга, Г. Е. Зиновьева и Л. Б. Каменева?
