Максим так удачно сымитировал голос, что они оба рассмеялись.
— Не совсем. Она говорит: мужика б тебе приличного, Карик.
«Штаб-квартира» оказалась крошечным домиком на окраине. Справа — двухэтажная кирпичная постройка с огромной вывеской «Баня», рядом с ней — поваленная набок фанерная будка с полустертой надписью «Пиво, раки». С другой стороны — водонапорная башня, следом за которой начинались огороженные трухлявыми заборами садовые участки.
На самом домике не было никаких вывесок — чтобы не привлекать лишнего внимания. Хотя внимания к штаб-квартире и так было предостаточно: одна стена домика была полностью исписана плохо замазанной непотребщиной.
За дверью, справа от входа, сидел скромного вида молодой человек с козлиной бородкой и листал брошюрку «Огород во славу Божию».
— Отец Иннокентий у себя? — спросила девушка.
— Да, — ответил тот и улыбнулся: — Ой, Карина! Вы опять к нам! Глазам не верю! По работе или как?
— По работе, — сухо ответила она.
— Ну, с Богом. Отец Иннокентий у себя в кабинете, он вас примет, если не занят. Боже мой, Карина! Как ты похорошела!
— Спасибо, — бросила она на ходу, не оборачиваясь.
Короткий узкий коридор. Голые стены — никаких религиозно-агитационных плакатов и подобного.
— Ненавижу, когда они комплименты делают… — прошептала девушка на ходу.
— Почему? Вроде бы он это от чистого сердца…
— Да какое тут «от чистого сердца»… Для них женщины — это какие-то мутанты.
«О. Иннокентий», — гласила табличка, привинченная к белой двери, в которую упирался коридор. Постучав и получив в ответ: «Войдите!», Максим отворил дверь.
Хозяин кабинета удивил его: был он сравнительно молодым — лет примерно тридцати, хотя и почти лысым. Борода короткая, взгляд хитроватый, ироничный. Разговаривал отец Иннокентий совсем не православно — не окал, не делал нарочито смиренных интонаций.
— Здравствуй, Карина. — Он перестал стучать по клавишам компьютера. — Милости просим. С чем пожаловала?
— Здравствуйте. Это мой коллега, журналист из Москвы. Хочет задать вам несколько вопросов. Ничего, если мы у вас займем немного времени?
— Сделайте милость! — улыбнулся он, посмотрев в глаза Максиму проницательным взглядом.
— Максим Метелкин, — представился тот, усаживаясь на свободный стул. Глянул на экран компьютера — отец Иннокентий что-то писал в «Ворде».
Еще один стул нашелся и для Карины.
— Для какого издания пишете? — поинтересовался хозяин кабинета.
— «Планета скандалов». — Это был единственный столичный журнал, который Максим вспомнил навскидку.
— Молодой человек, если вы насчет той истории с венчанием, то она давно уже неактуальна, — отец Иннокентий усмехнулся. — Можете найти в Интернете, там все очень подробно расписано.
— Нет, у меня несколько вопросов общего характера, — Максим положил на стол КПК, поставленный в режим диктофона — рядом с единственной вещью в кабинете, напоминавшей о православии. Это был decision maker — маленькая рулетка со стрелкой, только вместо «Подумай еще раз» или «Действуй» на секторах было написано старославянским шрифтом: «Покайся», «Ищи и обрящешь», «Смирись», «Иди с Богомъ» и все в этом духе.
— Ну, давайте попробуем.
— Вас отлучили от церкви, так?
Отец Иннокентий негромко рассмеялся:
— Знаете, я предпочитаю думать, что это я отлучил церковь от себя. Вы вспомните разделение церкви на восточную и западную. Каждая сторона предала другую анафеме. И что изменилось? Православная и католическая церковь существуют до сих пор. А я до сих пор венчаю.
— Но официально вы все равно не являетесь священником?
— Священник — это не сан, не должность. Священник — это вера. Ты веришь — значит, ты прав. — Отец Иннокентий начал входить в азарт беседы — стал говорить быстрее, жестикулировать. — Это показано во многих хороших произведениях… «Житие протопопа Аввакума», например…
— Знаем, в школе проходили.
— Могу привести гораздо более интересный для вас пример: американский фильм «От заката до рассвета». Люди сражаются с вампирами. Среди людей — бывший священник. Но если человек до сих пор верит — он не может быть бывшим священником. И пожалуйста: он превращает обычную воду в святую. Глубокая мысль, спрятанная под маской обычного боевика для подростков.
— Да, это интересно. А как вы вообще к этому пришли: венчать однополые пары? Надо думать, это доходное занятие?
Кстати, мысленно добавил Максим, не ваш ли это джип там за окном стоит?
Отец хитро прищурился:
— Соловья баснями не кормят, молодой человек. Но вознаграждение — это не основная мотивация.
— Что же тогда?
— Правда. Правда, молодой человек. Почему нельзя венчать однополые пары?
— Это грех. Вообще, гомосексуализм с точки зрения церкви — грех.
— Да, это знают даже миряне. Вы сами веруете?
— Смотря во что.
— Стало быть, атеист. Вот, даже атеисты знают, что гомосексуализм — грех. Вопрос: откуда они это знают?
— Хм… — Максим потер подбородок. — Кстати, в десяти заповедях вроде бы про это ничего нет.
— Есть такая заповедь. Седьмая: не прелюбы сотвори. То есть не прелюбодействуй. А прелюбодеяние — это что? Это, выражаясь современным языком, любые действия сексуального характера, совершенные вне церковного брака.
— Да, забавно получается: для того чтобы перестать грешить, геям достаточно венчаться, но им запрещено, поэтому они вынуждены грешить дальше?
— Совершенно верно. И так грех, и сяк грех. Куда ж им деваться, бедным?
Карина тем временем скучала. Она наверняка уже не раз слышала это.
— Ясно… А чем вы еще занимаетесь, кроме венчания?
— Если просто: руковожу местным филиалом. Провожу тематические выставки, вечера, просмотры фильмов. Выступаю с лекциями…
— Привлекаете новую паству?
— Никоим образом. Наше общество — это не секта, в отличие от некоторых, а что-то вроде кружка по интересам. Количество членов последние полтора года оставалось неизменным: около сорока человек плюс-минус… — он неопределенно пошевелил пальцами.
Разговор наконец-то принял нужное Максиму направление.
— Вы сказали: «в отличие от некоторых». Как тут вообще обстоят дела с сектами? Много их? Вас не рассматривают в качестве конкурентов?
— В нашем городе сект практически не осталось, — серьезно ответил отец Иннокентий. — Раньше были и «Свидетели Иеговы», и «Белые ангелы», и баптисты, и кришнаиты… Сейчас их всех выдавили из города. Именно так: ненавязчиво выдавили.
— Кто?
— Одна крупная торгово-промышленная компания.
— «Третья планета», что ли?
