Солженицын. Прощание с мифом

писателя и его монашеское поведение не позволяют ему говорить о его творческих планах, но он уверен, что из-под его пера еще выйдет много прекрасных страниц. Как расценил этот явно дипломатичный ответ Александр Исаевич: «Я от соленой воды во рту не мог крикнуть о помощи — и он меня тем же багром помогал утолкнуть под воду» (17).

Мы уже знаем, что тогда, осенью 1965 г., никто багром его под воду не «уталкивал» и вся истерия по поводу возможного ареста была делом его собственных рук. Мы ведь помним, как именно в это время уталкиваемый под воду писатель, с минуты на минуту ожидавший ареста, спокойно ходил в ЦК и «нагло» требовал там не просто квартиру, а квартиру с московской пропиской.

Для чего же тогда ему понадобился этот багор? Неужели для того, чтобы продемонстрировать свою неизменную и нежную любовь к своему литературному отцу? Неужели для того, чтобы показать, насколько он ему благодарен?

Весной 1967 г. А. Т. Твардовский побывал в Италии и там на вопрос: действительно ли у А. И. Солженицына есть произведения, которые он опасается вынуть из стола, ответил: «В стол я к нему не лазил», но «вообще с ним все в порядке», «он окончил 1-ю часть новой большой вещи», которую «хорошо приняли московские писатели» (18). Ответ тоже дипломатичный. Как же на него отреагировал А. И. Солженицын? Вот его слова: «Сам в эти месяцы душимый, — он помогал и меня душить» (19).

Как же можно было испытывать благодарность и нежность к человеку, который помогал другим тебя душить? Значит, лгал, когда писал о неизменной нежности, значит лгал, когда уверял в благодарности.

Осенью 1974 г. в Женеве Александр Исаевич посетил В. Л. Андреева. Передавая в «Теленке» свои впечатления от этой встречи, он скороговоркой отмечает: «ему тут не доверяли» и как следствие — «печальная старость в полунищете», и далее: «Какими всесильными они (т. е. Андреевы — А.О.) казались мне десять лет назад в комнате Евы, когда зависело от них взять или не взять пленку, вся моя судьба. Какими беспомощными и покинутыми — теперь» (20). Одним из покинувших их стал и сам А.И. солженицын. Андреевы сделали свое дело. Теперь они были ему не нужны.

В 1976 г. в США умирал человек, который помогал Александру Исаевичу собирать материал для «Красного колеса». Речь идет о заместителе главного редактора газеты «Новое русское слово» Юрии Сергевиче Сречинском. Ему очень хотелось попрощаться с писателем, которого он боготворил. Главный редактор газеты «Новое русское слово» довел предсмертное желание своего друга до А. И. Солженицына, однако последний никак не отреагировал на него (21). Можно допустить, что Александр Исаевич был настолько поглощен эпопеей, что не мог выкроить ни одного дня для поездки в Нью-Йорк, но неужели у него не нашлось получаса, чтобы черкануть умирающему человеку хотя бы несколько слов благодарности (22) А зачем? Теперь он уже был ему не нужен.

Не нужен был ему и художник Ю. В. Титов, который в 1968 г. делал для него эскизы замышлявшегося тогда под Москвой храма Троицы. Ведь из этого замысла так ничего и не вышло. Между тем, если верить А. Флегону, Александр Исаевич не только не расплатился с художником тогда, но и не пожелал помочь ему, когда тот оказался на чужбине и очень нуждался. Более того, отказался даже встречаться с ним. Между тем не выдержав испытаний покончила с собой жена Ю. В. Титова, сам он и его дочь оказались в психиатрической больнице (23).

А вспомним скоропостижную смерть Б. Ю. Физа. А самоубийство И. В. Морозова (24)?

Александр Исаевич неоднократно подчеркивал, что ради идеи он готов идти на любые жертвы, даже на смерть.

Так, в 1967 г. в своем «Письме к съезду» он заявил: «Никому не перегородить путей правды, и за движение её я готов принять и смерть» (25). Через шесть лет летом 1973 г. в «Письме вождям» А. И. Солженицын повторял ту же самую мысль: «…я, кажется, доказал многими своими шагами, что не дорожу материальными благами и готов пожертвовать жизнью. Для вас такой тип жизнеощущения необычен — но вот вы наблюдаете его» (26).

В 1974 г., вспоминания события, предшествовавшие появлению «Архипелага», А. И. Солженицын утверждал, что на той случай, если бы встал вопрос: жизнь детей или издание «Архипелага» им и его женой было принято «сверхчеловеческое» решение — «наши дети не дороже памяти замученных миллионов, той Книги мы не остановим ни за что» (27). Поразительная самоотверженность. Многие ли способны на это?

13 февраля 1974 г. было опубликовано обращение писателя «На случай ареста», которое заканчивалось словами: «Таким образом, я оставляю за ними простую возможность открытых насильников: вкоротке убить меня за то, что я пишу правду о русской истории» (28).

В 1983 г. Александр Исаевич дал интервью корреспонденту газеты «Таймс», которое закончил словами: «Пришло время ограничивать самих себя в потребностях, учиться жертвовать собою для спасения родины и всего общества» (29). Учиться? Но у кого? Конечно, у того, кто ради идеи, ради правды готов пожертвовать не только собою, но и своими детьми.

Но вот мы листаем воспоминания Александра Исаевича и читаем о том, как он проводил часть лета 1969 г. на берегу Пинеги вместе с одной из своих помощниц, ставшей позднее его женой, «Алей», Натальей Дмитриевной. Здесь они обсуждали идею издания свободного от цензуры журнала. Полагая, что журнал следует издавать в СССР, а он как редактор «может быть здесь, а может быть и там», т. е. за границей, А. И. Солженицын пишет: «Аля считала, что надо на родине жить и умереть при любом обороте событий, а я, по-лагерному: нехай умирает, кто дурней» (30).

Если бы эти слова Александра Исаевича передал кто-нибудь из его противников, их можно было бы поставить под сомнение как клевету. Если бы эти слова нашли отражение в воспоминаниях его нейтральных современников, можно было бы усомниться в их точности. Но приведенные слова содержатся в воспоминаниях самого А. И. Солженицына, переизданных трижды.

«…нехай умирает, кто дурней» — это значит, по мнению нашего борца за правду, ради идеи на костер идут только дураки. И это говорит человек, призывающий к самопожертвованию? Достаточно одной этой фразы, чтобы понять истинную цену его призывов.

Вот его настоящее лицо: «…нехай умирает, кто дурней».

В связи с этим особого внимания заслуживают слова Анны Михайловны Гарасевой, которая некоторое время «исполняла обязанности» своеобразного секретаря А. И. Солженицына в Рязани: «…Как мне представляется, — с горечью констатировала она, — он никогда не любил людей» (31).

Вдумайтесь в эти слова. Праведник, который не любит людей. За что же тогда он боролся?

Приводя слова А. И. Солженицына из «Теленка» «мои навыки каторжанские, лагерные», В. Я. Лакшин писал: «Эти навыки, объясняет его книга, суть: если чувствуешь опасность — опережать удар, никого не жалеть, легко лгать и выворачиваться, раскидывать „чернуху“» (32). И далее В. Я. Лакшин делал заключение о том, что прошедший лагерную школу автор предстает со страниц своих воспоминаний не в образе безобидного «телка», а в виде «лагерного волка» (33).

«Человек исключительной скромности»

«Солженицын — сказал как-то Д. М. Панин, — человек исключительной скромности» (1). Заметьте: не просто скромный человек, а человек редкой скромности.

Кто хочет убедиться в этом, рекомендую уже упоминавшуюся публикацию «Читают Ивана Денисовича». Ознакомившийся с нею в самиздате, Л. А. Самутин с нескрываемым удивлением писал: «Все эти тексты, автор которых не был нигде назван, составлены были очень гладким выхолощенным литературным языком, каким бывает, например, язык в сочинении десятиклассницы-отличницы… Во всех этих текстах неизвестного комментатора шло безудержное восхваление Солженицына, провозглашение его как писателя, и как бесстрашного человека, несгибающегося и несдающегося, несмотря на поднятую вокруг него травлю и свистопляску недругов» (2).

Теперь, я надеюсь, понятно, почему в «Теленке» Александр Исаевич продемонстрировал такую скромность и уступил авторство этой работы Энэнам. Потому, что написать о самом себе в такой форме может не всякий.

Появление на свет рукописи «Читают Ивана Денисовича» не было случайностью. Вот разговор Александр Исаевича с Натальей Алексеевной накануне развода:

«— Ты решил разводиться? Тогда разводись с учетом того, кем ты стал.