– Еще!
– Нет уж, хватит! Пошли!
Мэй схватила сына за воротник, поставила лицом к двери и выставила из комнаты.
В кладовой Пол, возмущаясь и одновременно хихикая, схватился за Сарину юбку.
– Спокойной ночи, тетя Сара! Она еще не спит. Спорю на шиллинг, что через минуту она захнычет.
– Спокойной ночи, Пол. Если она захнычет, придется ее отшлепать.
– Что у вас на ужин?
От этого вопроса, заданного сыном, Мэй остановилась, повернулась к Саре и сказала:
– Знаете, по-моему, у него глисты. Я серьезно! Как только он у вас появился, ему скормили таз вчерашнего рагу. Дело было в половине пятого. Потом заглядываю туда… – Она кивнула на стену, – а он и дед распивают чаи с печеньем и так далее. Здесь он опять клянчит. Вы только взгляните на него! – Она тряхнула Пола за воротник. – Ни капли мяса на костях, посторонние того и гляди решат, что родители морят его голодом. Говорю вам, это глисты.
– Но ведь он, кажется, никогда не хворает? – с улыбкой спросила Сара.
– На хворь у него нет времени – он постоянно занят едой. – Она еще раз подтолкнула сына и уже во дворе сказала: – Спокойной ночи!
– Всего доброго, Мэй.
Через мгновение дверь приоткрылась, и Мэй проговорила:
– Скажите ему, чтобы возвратился до полуночи. Терпеть не могу, когда меня будят среди ночи.
Не дав Саре ответить, она исчезла. Впрочем, если бы у Сары и нашелся ответ, она не посмела бы произнести эти слова вслух. Какое-то время она смотрела в темноту двора. Что Мэй хотела этим сказать? Ей отлично известно, что сама Сара подолгу не засиживается, а мужчинам позволяет судачить, сколько им вздумается. Скорее всего, во фразе не было скрытого смысла. Какие еще скрытые смыслы? Впрочем, Мэй – натура сложная. Никто никогда не знает, что у нее на уме. Личность недосягаемой глубины!
– Мамочка! Мамочка! – раздалось у Сары над головой.
Она спокойно вернулась в кухню с подносом. Дэвид уже поднялся.
– Пойду успокою ее, – сказал он.
– Не надо, я сама.
– Она в тебя вцепится и продержит рядом с собой до рассвета.
– Не беда.
Она оставила поднос на краю стола и поднялась на второй этаж. Дочь сидела в кровати и ждала, когда мать появится в ее комнате.
– Пол не прочел мне сказку, мама.
– Наверное, он учил тебя писать?
– Нет, не учил. Сначала я читала ему, а когда наступила его очередь, его позвали.
– Хорошо, ложись. Что тебе почитать?
Девочка устроилась поудобнее.
– Про курочку-рябу, петушка и падающее небо.
Сара поставила у ее изголовья стул и взяла со стола толстую детскую книжку. Читать было необязательно, потому что она знала сказку наизусть, но она все-таки нашла историю про курицу и петуха, которые ставят короля в известность о скором падении неба на землю. Прежде чем приступить к чтению, она улыбнулась дочери, и та ответила ей улыбкой. В процессе чтения это будет повторяться неоднократно: Сара поднимает голову, и они с дочкой улыбаются друг другу. Это началось едва ли не с самого ее рождения. Глядя друг на друга и улыбаясь, они превращались в одно целое.
Стоило Саре взглянуть на свое дитя, как она понимала, что в мире нет женщины счастливее ее, ведь у нее есть не только этот чудесный ребенок, но и его отец. В своем крохотном мирке она имела буквально все для полного женского счастья. Дэвид был одним из немногих окрестных мужей, не терявших работы. Они питались по четыре раза в день, никому не задолжали, у них было все, что необходимо для жизни в радости, так говаривал Дэвид. Он часто повторял ей: «Когда ты нервничаешь, мне это кажется противоестественным. Ты не для этого создана. У нас есть все, разве нет? Все, чтобы жить в радости. Если тебе что-то нужно, скажи мне об этом. Скажи, есть ли еще что-то такое, что я мог бы тебе дать? – И тут же добавлял скороговоркой: – Дурацкий вопрос при трех фунтах пятнадцати шиллингах в неделю…»
В таких случаях она бросалась ему в объятия и от всего сердца заверяла, что он дал ей все, о чем только можно мечтать. Тогда откуда нервы? Почему врач твердит, что она страдает расстройством нервной системы? По словам врача, он готов спорить, что ее что-то беспокоит. Из-за чего беспокойство?
Ей приходилось его убеждать, что в целом свете нет человека спокойнее ее. Возможно, с ней что-то случилось, когда она вынашивала Кэтлин, потому что такое состояние у нее началось именно тогда, когда она поняла, что беременна.
Дэвид помнил это, помнил ту ночь, когда ей приснился кошмар. Это произошло сразу после того, как она сказала ему, что беременна.
Она дочитала сказку до конца.
– А теперь спи. – Сара захлопнула книжку.
– Я еще не помолилась, мамочка.
– Помолилась. Разве ты не помнишь, что молилась, прежде чем лечь?
Она потрепала дочь по пухлой щечке, потом наклонилась и запечатлела на ней нежный поцелуй. Маленькие детские ручки обхватили ее за шею.
– Мама!
– Что, миленькая?
– Пол сказал, что он тебя любит.
– Так и сказал? Чудесно! Я тоже люблю Пола.
– Еще Пол говорит, что, когда он вырастет, у него будут дом на пятнадцать комнат и здоровенный автомобиль.
– Очень рада это слышать. Мы будем часто приезжать к нему в гости. Ну, отпусти меня, крошка.
Но Кэтлин еще не собиралась ее отпускать.
– Дай мне Ненси, мама. Пускай она меня согреет.
– Нет, Ненси слишком жесткая, того и гляди поранит тебя во сне. Бери лучше Питера, он мягкий.
– Зато он лягается.
– Я ему скажу, чтобы он больше этого не делал.
В углу детской Сара нашла на полке среди многочисленных игрушек выцветшего бархатного зайчика. Держа его в вытянутой руке, она сказала:
– Если ты еще раз посмеешь лягнуть Кэтлин, Питер, то утром я тебя как следует отшлепаю.
Она отдала зайца девочке, еще раз чмокнула ее и, выключая свет, пообещала:
– Я не буду закрывать дверь.
С этими словами она вышла из детской и спустилась вниз.
В кухне уже сидел Дэн. Он расставлял домино. При появлении Сары сказал:
– Привет! Как дела?
– Все в порядке, Дэн.
– Она уже спит?
– Уснет с минуты на минуту, надеюсь… – Она улыбнулась.
– Ты была сегодня у врача?
– Была.
– Что он говорит?
– Ничего нового. Дал мне новый пузырек, что-то очень горькое.
– Это, наверное, для улучшения аппетита.
Сара опять взяла отложенное шитье и уселась в кожаное кресло Дэвида рядом с камином. Костяшки домино стучали умиротворяюще; двое братьев и их дядя, казавшиеся теперь мужчинами одного возраста, резались в домино, как почти всегда на сон грядущий. Это превратилось в ритуал. Собирались обычно в семь часов вечера. Если Дэвид с Сарой уходили в кино, то, вернувшись, как правило, заставали у себя за
