— Вот моя Северина!
— Да уж мы видим! — ворчливо сказал Шишок.
А Балдо Тврко усмехнулся: мол, вот сны-то дурные и не сбылись! Правда, дескать, мост я не сберег — зато сам жив остался, да и любовь, выходит, жива: все ж-таки не снаружи она, не в мостах, которые нас соединяют, а в нас самих… И, дескать, милые мои дельтапланеристы, не расстраивайтесь: вы, де, тоже любовь свою отыщете, и ты, дедушка, не плачь — уверен, жива твоя бабушка, и все уж давно поняла…
Тут к ним подбежал водитель автобуса: мол, вы едете или нет — я уж вас обыскался! Кружным, де, путем поедем — там еще один мост есть через Расину, целый пока!
Тут Балдо заволновался: дескать, а может, останетесь, погостите в Крушевце? У нас кроме моста Северины много чего интересного и пока еще не разбомбленного, ведь тут был двор царицы Милицы и Лазара Хребеляновича, откуда наше войско выступило для битвы на Косовом Поле… Пойдемте, дескать, в гости, дед обрадуется, он тоже партизаном был…
Шишок зажегся, услыхав про деда-партизана и царя Лазара с царицей Милицей, но Ваня его за рукав дернул: мол, раз собрались в Белград — то и поедем, сколько можно останавливаться! Домовик вздохнул, сунул в вещмешок оплавленный камень с моста Северины, и путники принялись качать головами: дескать, извини, парень, в другой раз…
И вот калики перехожие в сопровождении Балдо и Северины побежали к своему автобусу. И долго еще юноша с девушкой, стоявшие под зеленой липой, махали им вслед.
Когда город вильнул в сторону, Ване пришло вдруг в голову, что парень ведь тоже подходил на роль самовилы… вернее, самовила: и мост был в наличии, и просьба, — не уносить его с моста, сопровождавшаяся укусом! Жаль только почти ничего они не выяснили про родных Балдо Тврка…
Ваня Житный сказал о своих предположениях Шишку, и тот забормотал: дескать, говорил я — надо остаться! Назад стал оборачиваться, ажно чуть шею не свернул. Но потом красный берет приподнял, почесал башку и гуторит: раз, де, не бросил Балдо свою Северину и с нами в путь не пустился — значит, магнит вилы тут не сработал, то есть паренек не тот, кого мы ищем! Выходит, мол, все-таки правильно, что мы не остались в Крушевце!
И, подняв указующий перст, постень значительно добавил: чую, де, в ближнем кругу надо искать последнюю вилу!
Глава 21
«Вопросительный знак»
Еще засветло прибыли в Белград — и домовик в который раз подивился мелочным расстояниям старушки-Европы: дескать, только что были на Косовом Поле — и вот уж в столице страны! Когда, мол, с боями-то пробиваешься по Европе, дак расстояния кажутся куда длиннее!.. Ваня тут вспомнил, как домовик в мертвом доме села Неродимле хвалился перед навьём своей потерянной на фронте рукой, и спросил: дескать, правда ли это, аль для красного словца было сказано?
Шишок даже дар речи потерял, а после орать принялся — ажно прохожие на улице принялись на них оборачиваться: как это для красного словца?! За кого ты меня принимаешь?! Почему, де, у меня шуица-то в последнюю очередь расти стала: потому как с Великой Отечественной возвернулся я без нее, в Польше оставил, под Краковом, где-то там и гниет моя бедная рученька, до дома не дотянулась! А вот у меня, мол, встречный вопрос будет: ну-ка, скажи, хозяин, откуда у тебя шрам над бровями?!
Ваня Житный схватился за лоб — он так давно не гляделся в зеркало, что напрочь забыл о шраме- бабочке, но рассказывать сейчас, при всех, про свои прошлые злоключения ему вовсе не хотелось, и мальчик сказал: дескать, гвозди забивал, да отлетел один прямо в лоб.
— Какой ведь гвоздь попался художественный! — саркастически воскликнул домовик, и на этом разговор про ранения закончился.
Раздался сигнал воздушной тревоги, друзья поглядели в грозящее небо, после — по сторонам: прохожие на улице князя Михаила даже шагу не прибавили. Парочки, как ни в чем ни бывало, болтали или выясняли отношения; дети уплетали мороженое; нарядная женщина в вечернем платье приостановилась, но только затем, чтоб в зеркало поглядеться и прическу поправить… Какой-то парнишка сделал в сторону неба неприличный жест. Товарищи его закричали: дескать, сегодня в «Макдоналдсе» бесплатные гамбургеры раздают — айда туда!
Ваня Житный покосился на Росицу Брегович, которая губешки поджала, а подбородок так выпятила вперед, что он дотянулся до ближайшего фонарного столба. Пойду, мол, домой позвоню — обрадую своих, что добралась-таки до Белграда…
Шишок поинтересовался у какой-то старушки: дескать, а чего ж ты, старая, в бомбоубежище не бежишь, вон ведь сирена как надрывается, для тебя, небось?! Женщина, катившая сумку на колесиках, проворчала: а сам, старый, чего не спешишь?! Знаешь ведь: пусты все бомбоубежища-то, нас в этом веке пятый раз уж бомбят — привычные мы! Вон, мол, даже ребятишки не боятся — видать, у сербов уж специальные гены выработались: бомбоупорные!
Тут Росица возвратилась, не дозвонилась, де, — видать, тетушка Ефросима сегодня на дежурстве! А тетушки Майдаленка с Милицей еще с работы не воротились.
— Да сколь их у тебя?! — воскликнул пораженный Ваня.
А девочка отвечает: дескать, три тетушки и еще один дядюшка Дойчин.
— Немец?! — строго спросил домовик.
— Нет, просто имя такое… Тетушки Майдаленка с Милицей — сестры, они старые девы и жизнь вместе коротают, ну а дядюшка Дойчин — их родной брат, тетушка Ефросима же — дядина жена.
— А родители твои где? — насторожился мальчик.
— Погибли в автокатастрофе, меня тетушки по очереди воспитывают, а больше всех тетка Ефросима, хоть по крови и не родная она мне…
Ваня с Шишком незаметно переглянулись: вот те на!
Шли по центральной улице в противоположную от крепости Калемегдан сторону. Яна Божич тут есть запросила и указала пальцем на вывеску где стоял жирный вопросительный знак (знак питанья, — тотчас отпечаталось в Ваниной голове). Оказалось, это трактир с таким пунктуационным названием.
Столики в трактире все были заняты. Правда, в углу сидел всего один человек — извинившись, подсели к нему. Березай под стол залез, птахи на солонку с перечницей уселись. Посестрима в плащ- палатку запахнулась, чтобы крылышки случайно не выбились наружу. Стали ждать.
Принесли еду: хлебные колобки, салат в большой миске, жареное мясо плескавицу. И все, кроме лешака, не признающего ничего, что не связано с деревом, принялись уплетать за обе щеки. А музыку на радио сменила сводка новостей:
— Обнаружены свидетельства, в том числе и фотографии, о пребывании Мадлен Олбрайт, нынешнего госсекретаря США, вместе с семьей в сербском местечке Врнячка Баня в качестве беженцев. Здесь в начале Второй мировой семья маленькой Мадлен нашла убежище, скрываясь от гитлеровских палачей, оккупировавших Чехию. На одной из фотографий изображена пухленькая четырехлетняя девочка, стоящая в обнимку с мальчиком того же возраста. Снимки предоставил журналистам Лютко Попич, именно он изображен на снимке. По его словам, он направил письмо госпоже Олбрайт с просьбой остановить воздушные налеты на Югославию, которая в свое время предоставила ей убежище. Однако ответа Попич не получил. Прошлой ночью — после того, как информация попала на телевидение, — Врнячка Баня подверглась бомбардировкам.
Сербский информационный центр в Приштине сообщает, что сорок четыре человека погибли от атаки НАТО на колонну беженцев на дороге между Дьяковицей и Призреном. Президент Сербии Милутинович выступил с заявлением и сказал, что «это не может быть объяснено простой ошибкой: на колонну с беженцами сбросили четыре бомбы». Представитель Пентагона Кеннет Бэйкон сообщил, что главнокомандующий НАТО Уэсли Кларк получил данные о том, что «после того, как по колонне был нанесен удар, вышли сербские военные и напали на мирных албанцев, так что потери среди беженцев должны быть списаны на сербов». Сегодня же были распространены заявления натовских летчиков, которые, по их
