Город для отдыха героев враждующих армий

терпеливо

 ждали, опустив мяч на землю.

 Вацлав показал рукой на горы.

 Айвен понимающе кивнул и прокричал: 'До завтра!'

 На следующий день, когда спала полуденная жара, я карабкался в

 одиночку РїРѕ уже знакомой тропинке. РќР° С…РѕРґСѓ СЏ задумывался Рѕ том, что влекло

 меня вверх: желание узнать о возможной пожизненной свободе, связанной с

 превращением в жителя этого города? Желание ли снова смотреть вниз и

 набирать полные легкие охлажденного Рё богато СЃРґРѕР ±СЂРµРЅРЅРѕРіРѕ кислородом

В РіРѕСЂРЅРѕРіРѕ РІРѕР·РґСѓС…Р°? Р?ли же желание остановиться РЅР° полпути, чтобы оглянуться

 на террасу красивого особняка, возвышающегося над городом, над морем и,

 как казалось, даже надо мной. Это может показаться смешным, но я словно

 ощущал внутри себя присутствие вымуштрованного солдата, для которого

 именно РІ этом РґРѕРјРµ располагался штаб Рё который РїРѕСЃС ‚РѕСЏРЅРЅРѕ находился РІ

 ожидании приказа, РІ страстном ожидании приказа. Р? РЅРµ поступи этот приказ -

 солдат потеряет себя, почувствует себя ненужным и растворится; я не знаю

 как растворится, РІ РІРѕР·РґСѓС…Рµ ли, РІ РјРѕСЂРµ, РЅРѕ СЏ РїСЂРµРґС‡СѓРІСЃС ‚РІСѓСЋ, что СЃ РЅРёРј

 случится что-то ужасное, что-то изымающее его РёР· СЌС ‚РѕР№ жизни Рё превращающее

 его РІ пустоту. Р? было РјРЅРµ стыдно Рё Р·Р° себя, Рё Р·Р° этого солдата, РІРґСЂСѓРі

 проснувшегося во мне, в человеке, настоящее воинское звание которого -

 дезертир, а любимый флаг - белый. Было стыдно, но этот стыд не давил на

 совесть, не заставлял замедлить шаг и я сам удивился той легкости, с

 которой СЏ пробирался вверх РїРѕ извилистой своенравной тропе. Р’РѕС‚ уже

 появилась терраса, но за красным столом, стоящим посередине, опять спиной

 ко мне сидит мужчина и что-то пишет. Кто он? Кто она, та, которой сейчас

 здесь нет? Где РѕРЅР°?! Наверно, неспеша идет вдоль набережной СЃРѕ своей

 собачкой. Боже мой, какая классика! Дама с собачкой! Лик вечности,

 миндальные глаза, тонкие черты балерины прошлого века! Что за наваждение:

 я никогда не любил балет, но здесь, словно больше не с чем сравнивать

 походки и лица. Легкость, грация, Греция... и балет... Будь проклят этот

 человек, пишущий что-то, сидящий ко мне спиной! Я никогда не видел его

 лица, да и не хочу. Он мне не нужен, он мне больше чем не нужен. Я боюсь,

 что именно РѕРЅ окажется препятствием даже для РІРѕРѕР±СЂР °Р¶Р°РµРјРѕРіРѕ РјРЅРѕСЋ знакомства

В СЃ девушкой, которая умеет так быстро Рё легко СЂР°СЃС ‚воряться РІ перламутровом

 горячем РІРѕР·РґСѓС…Рµ этого РіРѕСЂРѕРґР°. РЇ РЅРµ желаю этому человеку РґРѕР±СЂР°. Р? тут же

 сам РЅР° себя злюсь Р·Р° это глупое чувство, Р·Р° эту первобытную ревность, РЅР°

 которую я ни права, ни ума не имею. Господи, я закрою глаза, а ты выведи

 меня наверх, к древнему кладбищу, где у меня возникнет воистину нормальный

 выбор: смотреть РІРЅРёР· или слушать тех, кто придет С ‚СѓРґР°.

 Я не закрыл глаза. Потому, что не почувствовал руки господа. Я сам

 смотрел себе РїРѕРґ РЅРѕРіРё Рё так поднимался, РїРѕРєР° РЅРµ остановился, увидев перед

 собой надгробия в страдальческих позах.

 На старинном мусульманском кладбище пока никого нет. Здесь тихо и

 только звонко жужжат цикады, звонко, но не громко. Они словно стараются

 украсить тишину. Медленный ветер, поднимаясь от моря, несет с собой

 солоноватый привкус. Я дышу этим ветром и вот уже приятная соленость

 ощущается РЅР° языке. Солнце сегодня добрее РѕР ±С‹С‡РЅРѕРіРѕ. Может быть потому, что

 время склоняется к вечеру и инерция солнечной энергии уже слаба, а лучи

 охлаждены медленным ветром, несущим распыленное в воздухе море.

 Как, должно быть, дико для этих камней чувствовать, если они могут,

 присутствие человека РІ мешковатой футболке, РЅР° РєРѕС ‚РѕСЂРѕР№ изображены пять

 колец и что-то написано. Как, должно быть, удручающе для них, посланцев