– Почему?
– Взгляни сама.
Искра прищурилась, подошла поближе к фургонам, и увидела движущиеся в синеватой дымке тени. Она расслышала какие-то звуки, что-то похожее на бормотанье.
Искра всматривалась во мрак ночи со все возрастающим страхом. Никто не спал, кроме Горыни. Воины тоже наблюдали и ждали.
Стук катящихся камней. Возня. Глухой ропот.
И они вышли – отовсюду – из леса, из деревни. Их было много.
Глава 8. Битва у Огненной скалы
Ашант снова находился там – на своем утесе, укрывшись в редкой, изменчивой тени молодой ивы. Он полулежал, опершись на локоть, взгляд рассеяно блуждал по реке. Тонкий, изящный палаш был воткнут в землю неподалеку.
Позади три часа напряженной тренировки, во время которой воин оттачивал своё мастерство владения мечом, применяя самые разные упражнения, большую часть которых он придумал сам. Тренировки когда-то значили для него очень многое. Ашант рано понял, что стать истинно великим воином непросто. Недостаточно обладать большой физической силой, прицельно стрелять из лука на скаку, умело биться на мечах. Поэтому он тренировался до изнеможения.
Когда-то.
Дух Великого Воина, выдуманный Ашантом, был его главным божеством. Кочевник пытался говорить с ним, он старался достичь его уровня, и это являлось самой тяжелой и, по его мнению, недоступной задачей. По пути к ней он сталкивался все с новыми проблемами. У него не должно быть вредных привычек – и он ел понемногу, самую простую и неприхотливую пищу, совсем не употреблял спиртного. У него не должно быть привязанностей – все уважали его, но обходили стороной, чувствуя холодок. И хотя у него имелась своя юрта и несколько рабов, спать и проводить большую часть жизни он предпочитал в степи. Войны, стычки, охота – шанс продемонстрировать приобретенные навыки на деле и что-то доказать себе.
Хайса ценил и уважал своего безжалостного и отважного нукера, как никого другого.
Раньше Ашант всеми силами стремился к своей цели, он существовал в своём мирке, – звезда Великого Воина сияла, освещая ему путь, и ничто больше его не волновало.
Позади три часа напряженной тренировки, во время которой воин так и не сосредоточился, не получил удовольствия, не успокоился.
Он бесцельно гулял по степи, срубая палашом траву. За ним, тревожно фыркая, трусил Эдаар. Верный конь как будто хотел взглянуть на него и спросить: 'Что с тобой, хозяин? Почему ты не молишься духу Воина? Почему не слушаешь, как шумит ветер? Твои стрелы скоро рассохнутся, а все звери вокруг свободно разгуливают и ничего не боятся'.
Это так. Как раньше он досадовал, если не доходил в своих упражнениях до той глубины, к которой всегда стремился! Сейчас Ашант понимал, что вел себя, как капризный мальчишка. Если не было возможности выкроить несколько часов на занятия, он раздражался; каждая мелочь выводила его из себя.
А сейчас он приехал на поле, вынул меч, но знакомая дрожь не охватила его. 'Три часа я потел под палящим солнцем, и зачем? – сокрушенно размышлял воин. – Кому это надо? Мне?'
Юность прошла безвозвратно. Так фанатично предаваться своему делу он больше не мог. Что могло ему помешать? Сотни битв, через которые он прошел? Ранения, разочарования, одиночество, возраст?
Может быть.
– Хайса умер! Хайса-хан мертв! – этот вопль взбудоражил сонное становище, разморенное удушающе жарким утром.
В истории многочисленных кочевых племен не существовало еще такого человека как Хайса, и тем более никто не правил так долго как он – двадцать пять лет.
Когда-то его слава гремела по всему Нижнеземью. Многие называли его новым Даркханом. Хайса силой, обманом, коварством – всеми возможными способами объединил под своей властью все адрагские роды, поработил соседние племена – камыков, шунов, бечелов. Долгие годы он воевал с дженчами и гхуррами на западе, с драггитами на востоке. Эти народы так ему и не покорились, но драггиты были практически истреблены.
Еще один затяжной и изматывающий конфликт происходил на севере – с венегами, также крайне неуступчивым и воинственным народом. Свой авторитет Хайса изрядно подмочил тем, что пошел на переговоры с князем Вятко. Кочевники никогда не делали ничего подобного: с врагом нельзя разговаривать, его можно только убить или угнать в рабство.
А вот хитрец Вятко прекрасно понимал, что его народу никак не устоять перед натиском полчищ степняков, и поэтому задабривал Хайсу дарами, посулами и обещаниями, оттягивая неизбежный конец. Задабривал до тех пор, пока суровое сердце кагана не дрогнуло, или же попросту не взыграла алчность. Венежский князь возгордился; вообразил себя гением тонкой дипломатии. 'Вот увидите, – похвалялся он на пиру перед своими воеводами, – я сломлю степняков, причем бескровно. Жадность их погубит'. И судьба предоставила Вятке шанс в виде Барха, по собственной глупости попавшего в плен к венегам. Когда сия новость дошла до слуха великого князя, он возликовал и решил выторговать себе мир на выгодных условиях. Однако Хайса, узнав о пленении сына, пришел в ярость. Скорей всего, дело закончилось бы очередным сотрясанием воздуха гневными возгласами, но ближайшее окружение кагана жаждало войны.
И Хайса двинул на Волчий Стан свою армию, так как другого выхода у него не было – на кону встал вопрос о его состоятельности, как великого хана. Вятко этого никак не ожидал и запаниковал. Он пригрозил казнить ханского сына, если степняки не повернут назад. Ответ был категоричен: 'Ты в любом случае умрешь, собака! Оскорбление, нанесенное мне, смоет только кровь! Можешь убить Барха – взамен мы уничтожим вас всех!' Собственно, жизнь сына Хайсу никак не волновала. Гораздо важнее была его честь и возможность наживы.
Кочевники надвигались, как снежная лавина. Вятко отчаянно пытался спасти положение, посылая к кагану одного посла за другим, суля золотые горы. Наконец, когда адраги достигли уже Волчьего острова, Хайса уступил в обмен на ежегодную дань, эквивалентную пятистам литров золота (больше венеги дать не могли); также он повелел собрать ему тысячу рабов; в завершение, прихватив с собой княжну Младу, покинул Волчий Стан. Ваны, военачальники и нукеры просили его дать возможность людям напоследок порезвиться на земле ненавистных венегов, но Хайса категорически запретил.
Вот такая война. Кстати, во время марша кочевники не смогли взять ни одной венежской крепости.
Итак, великий хан адрагов умер. Мерген, по прозвищу 'Змей', стал действовать быстро и решительно. Всю жизнь он заискивал перед каганом, и поэтому остался жив. Четыре родных брата Хайсы пали от его руки, Мерген же уберег себя наговорами и лестью. 'Такой же скользкий тип, как и эта собака Вятко, да испепелит его своим гневом Великий Небесный Дух Туджеми! – говорили о нем аксакалы. – Что будет с нами, если он станет ханом, после Хайсы?'
Вот и настал этот момент. Мерген уже воображал себя каганом, этот нервный и слезливый Барх не в счет. 'Ну и что? – рассуждал он. – Ведьма Тамара сказала, видите ли, что он избран силами тьмы для свершения великих дел! Смешно! Барх даже женщин не решается трогать. Вместо него, хе-хе… трудился Буреб. Да… за что и поплатился. Что ж, была бы та шлюха жива, я бы сказал ей спасибо за то, что она перерезала глотку этой маленькой паскуде!'
Первое, что сделал Мерген – это повелел разыскать и убить повинных, по его мнению, в смерти кагана девчонку-деханку с мамашей и их перебинтованного урода-слугу. Нукеры его рода бросились исполнять приказ, но странная парочка пропала, как в воду канула. Призванный к ответу Хончи разводил руками; ему всыпали сто плетей, обоз разграбили; самого купца, еле живого, вместе с поруганными
