спеша сдвинулся в сторону, открыв вход в скрытые владения Нестора.
Вчера вечером они прибыли в Смокву – большую деревню (здесь их называли весями), где хозяйничал Бор Свенельдович – местный помещик, пожилой, суетливый человечек, любитель выпить и поговорить. Он оказал самый, что ни на есть, радушный прием, тут же устроив пир с песнями и плясками.
На широком дворе, со всех сторон которого окружали низкие избы с соломенными крышами и ухоженными палисадниками спереди, поставили в ряд три длинных стола. Закуска – в основном овощи и фрукты, молоко, мясо поросят и самогон, крепкий, до слёз. Уставшие с дороги путники рады были отдохнуть и немедленно принялись за еду. Бор Свенельдович и Михалко по очереди пространно и витиевато высказались за дружбу и братский союз всех вересских народов. Горыня, коего вынудили сделать то же самое, говорил неохотно, нескладно и мало, зато искренне. Затем начались застольные беседы. Местные интересовались жизнью степных дубичей (оказывается, так их назвали в Залесье), их извечной борьбой с кочевниками-адрагами. Венежане подмечали особенности местного быта. Самое удивительное, по их мнению, заключалось в том, что слобода была открыта – ни частоколов, ни земляных насыпей, ни рвов. Только поля – пшеничные, ржаные, кукурузные, ячменные и пастбища, где паслись коровы и лошади.
– О чем вы спрашиваете? – Бор был слегка глуховат. – Слобода? А что это? Крепость? Нет, крепости на севере и западе, там, где шайки окаянного Военега никому житья не дают. А здесь, в Иссенах, тишь и благодать. Кого нам бояться? Разве что волков, да и те в последний год притихли. Теперь понятно, почему! Горе нам, если то, что вы рассказываете, правда!
Спустя три-четыре часа, ближе полуночи, селяне подняли гостей, и повели их в поле. Там стояло смешное нескладное чучело человека высотой в две сажени.
– Что это? – поинтересовалась Искра.
– Это Чух, – ответил ей Бор. – Злой дух полей. По нашим поверьям, перед сбором урожая надобно изгнать его, духа, для чего будем жечь его чучело, иначе пшеница, овёс, да и все остальное не сохранится, погибнет, сгниет в гумне. Но, девочка, запомни! Наши праздники церковники не приветствуют. Так что помалкивай там, поняла?
– Не совсем.
– Михалко как-нибудь тебе объяснит. Ты лучше смотри. У вас в степи есть что-либо подобное?
– Нет. Не знаю… круговорот Прона, праздник Высеня…
Но Бор уже не слушал её, увлеченно повествуя о своем.
– Мы здесь сохраняем обычаи предков. Вересы никогда не верили в чужих богов. Я говорю о настоящих вересах, то есть о нас. Именно мы потомки вересов, а через них – иссенов, от коих и пошли все мы – вересы, дубичи, венеги. Иссены жили здесь в древности, возделывали эту землю, берегли этот край. А Блажен, он ведь наполовину марниец, не верес, кровь у него порченая, вот он и навязал нам эту гадость…
Селяне, взявшись за руки, закружили вокруг чучела в хороводе, громко распевая песни. Затем парни, взяв заранее приготовленные факелы, подожгли его, выкрикивая фразы-обереги.
Чух ярко горел, и Искра засмотрелась на него, чувствуя необычайную легкость в душе. Старик помещик всё болтал без умолку о вересах и их богах, о чудном крае, где он жил, о дивном городе Иссенград, и о ворах, что там заправляли, и Искра думала, какой же он, однако, зануда…
Андрей боком протиснулся сквозь открывшийся проход. Пыль посыпалась на него, и он чихнул. Оказавшись в темноте, князь тут же пожалел о том, что затушил свечу. Он не знал, как двигаться дальше – руку, черт возьми, не вытянешь, а глаза, хоть убей, ничего не видят. Фыркнув, князь пошел вперед, периодически прощупывая путь непослушной левой ногой. Через пару минут Андрей наткнулся на стену, лицом окунувшись в паутину. 'Ну, уже кое-что, – подумал он, стряхивая с себя пыль и паутину. – Можно привести себя в порядок. Если подумать, то стены, наверное, мои ближайшие друзья. Без них мне бы пришлось туго'.
Слева забрезжил огонек. Андрей немедленно отправился туда и вскоре очутился в маленькой комнате, освещенной единственной свечой, стоявшей на табурете у постели. В ней лежал дряхлый старик – Нестор. Переднюю стену занимал шкаф с книгами. На нижней полке стояли предметы утвари, кипы бумаг, перо с чернильницей. За шкафом, в дальнем левом углу, в глубокой нише пряталась низкая дверка.
Нестор умирал. Глаза его, полные слёз, устремились в почерневший от времени потолок. Князь, скривившись от боли в суставах, присел на край кровати, но архивариус, никак не отреагировавший на его приход, так и не пошевелился, точно здесь никого не было. Некоторое время длилось молчание; Андрей не знал, что сказать, да и зачем он вообще сюда пришел? С другой стороны, ведь старик умирал.
Князь не мог объяснить, с чего он решил, что Нестор именно при смерти. Но посмотрев на эти частые морщины и глубоко сидящие небесно-голубые глаза, приглядевшись ко всему облику старца, исполненному мудрости и кротости, он понял, что дни его сочтены.
Андрей вспомнил деда – Великий князь Блажен умирал долго и мучительно. В последнюю неделю он уже не подавал признаков жизни, словно превратившись в каменную клетку, в которой билась жаждущая свободы душа. Только по стеклышку, поднесенному ко рту, лекари определяли, что он еще жив – оно покрывалось испариной. Однажды, в очередную томительную ночь, Андрей проснулся. Не понимая зачем, он оделся и отправился к одру деда. Только-только взойдя на порог и издали взглянув на привычно окоченелое тело, князь вдруг ясно ощутил нечто непознаваемое, то что называют духом смерти – дед умер.
Есть в смерти нечто притягательное. Она приходит, незримая, неосязаемая, и дает знать о себе через какие-то тайные, скрытые уголки сознания. И сейчас она здесь. 'Как она выглядит? – подумал Андрей. – Наверняка не старуха с косой, ерунда всё это…'
Андрей взглянул на архивариуса и увидел, что он смотрит на него.
– Я заболел, – выдавил из себя Нестор. Не голос, а тихий, немощный стон. – Как-то вдруг… слёг. – Старик облизнул пересохшие губы. – Мне стыдно просить тебя, друг мой, но… воды, воды!
– Да, конечно. – Андрей не без труда встал, отыскал на полке кувшин, где, похоже, находилась вода и вроде не испорченная, налил в кружку и дал старику. Руки Нестора так ослабели, что он с трудом поднес её ко рту, расплескав половину.
– Я… я не хочу умирать. Но пора, увы. Последние годы я был так счастлив. Я так много узнал… о мире, о неведомых тайнах его… Вокруг нас так много всего.
Проницательный князь сразу заметил, что Нестор тревожно и волнительно поглядывает в сторону дверки в нише. Он обернулся, но ничего интересно там не разглядел.
– Я хотел бы попросить тебя, Андрюша, – проговорил Нестор. – Сохрани в тайне это место. Это моё, если уж на то… моё завещание. Не говори никому.
– Что здесь такого, что можно было бы скрыть?
– О! Много чего, много… Я не могу… – И Нестор надолго закашлялся. Князь нетерпеливо ждал, раздумывая заглянуть туда, куда ведет таинственная дверка. – Я не могу тебе сказать, – продолжил старик. – Это не моя тайна, я не могу…
Нестор вдруг замолчал и в ужасе вытащил глаза. Андрей проследил за его взглядом и обмер.
В дальнем углу, подле той самой дверки, стояло престранное существо. Внешне похожее на девушку, очень хрупкую, с мертвенно-бледной кожей, из-под которой выступали покрывавшие всё тело черно-синие вены. На лице, испещрённом многочисленными татуировками в виде каких-то круглых значков, большие, зловеще изогнутые кверху, абсолютно черные глаза, ярко отражавшие свет свечи. Век не было, вместо них кровавые расплывчатые потёки, ореолом окружившие очи. Волосы существа с трудом поддавались описанию – волнующиеся, словно они находилось в воде, постоянно меняющие цвет локоны, длинные и волшебно красивые. Князь лицезрел это чудесное видение всего каких-то пару-тройку секунд, после чего существо скрылось за дверью. Охваченный лихорадочным возбуждением, он вскочил совсем как в былые годы, и не обращая внимания на охватившую его острую боль, побежал (точнее сказать, поскакал) вслед за ней. Он толкнул дверку, но она оказалась заперта. Сзади Нестор что-то выкрикивал. Андрей пошарил по двери рукой, но не обнаружил ничего, похожего на замок. Нестор продолжал кричать, и крик его переходил в сдавленный стон. Как князь не старался, дверка так и не открылась. Вернувшись к архивариусу, Андрей
